18+
Жертвами сексуального насилия по статистике чаще становятся женщины, однако мужчины также не защищены от этого риска. При этом в обществе эта проблема практически не обсуждается и многими не воспринимается всерьез.
Корреспондент Би-би-си поговорила с двумя участниками истории одного травматичного сексуального опыта, чтобы разобраться, как такое происходит и как воспринимается обеими сторонами, а также с экспертами, помогающими бороться с насилием в России.
Имена героев изменены по их просьбе.
«Братан, на твоем месте любой позавидует»
Летом 2015 года, на каникулах между 10 и 11 классом, Андрей начал делать первые шаги в профессии, о которой давно мечтал. Поначалу он брался за небольшой фриланс и воспринимал это как «приключение». Работать с людьми старше себя ему очень нравилось.
Как-то вечером он столкнулся с новыми коллегами в баре. Одна из них, Катя, предложила подсесть к ним за столик. Полноценно знакомы они толком не были, только несколько раз виделись мельком. В какой-то момент Катя начала флиртовать: «Я уже подвыпивший, она сама подвыпившая, и я писал панические сообщения другу: „О Господи, она хватает меня за задницу, что мне делать“, — вспоминает Андрей
На следующий день Катя с подругой зашли за Андреем на работу, подождали несколько часов, пока он закончит, после чего они втроем отправились гулять. К удивлению Андрея, вскоре оказалось, что они идут к Кате домой. По дороге зашли в магазин за алкоголем. Все это время, как рассказывает молодой человек, шел неприкрытый флирт, который он сам воспринимал пассивно: «Я был настолько уставший, что whatever — мне было интересно, было забавно». Дома подруга пошла на кухню готовить, Андрей перебирал книжки, а Катя периодически подходила и просила ее поцеловать, «постепенно все более и более раздетая». Так, по воспоминаниям Андрея, продолжалось час-полтора, пока Катя не зашла в комнату уже в халате, «практически голая», и не сказала: «Ну, раздевайся».
Дальше вечер по воспоминаниям Андрея выглядел так: «Я офигел. И испугался, потому что был уже очень-очень-очень пьян. Очень сильно испугался. Ну и разделся — что мне еще оставалось делать. Я сел, и меня связали, привязали к стулу. Прям тупо привязали. Я полностью был ошарашен. Катя эта разделась, и девушка вторая разделась. Ну и я возбудился, конечно, потому что, во-первых, испугался, во-вторых, действительно возбудился, но при этом вообще потерял контроль. Вот эта Катя начала мне делать минет, и я вообще перестал понимать, что происходит. Потом, когда минут 10 прошло, меня почему-то били плеткой еще».
В какой-то момент его развязали. По словам Андрея, он «уже ничего не мог делать, кроме как то, что они скажут». Следующие два часа — для юноши они «длились как десять дней» — Андрей и две девушки «занимались очень странным сексом»: «Ну как „мы занимались“ — меня занимали, потому что пока подруга что-то делала, Катя (и что, как я впоследствии понял, было самое жесткое) нашептывала на ухо, мол, вот, я твоя мамочка, я тебя делаю взрослым. В какой-то момент я попросил подругу уйти, она ушла. Закончился весь процесс, они ушли в другую комнату, я лежал, полностью опустошенный, потом встал умыться».
Андрей говорит, его упрашивали остаться, но он не мог: ему было 17 лет, он всегда ночевал дома. (Родителям об инциденте он ничего позже не рассказывал.)
«Мне дали бутылку воды, снарядили в такси — типа «ну, бывай». Пока добирался до дома, даже не помню, какое у меня было состояние, я вроде плакал, вроде нет, я не чувствовал почти ничего, звонил своим друзьям, которым рассказывал, что со мной произошло, в панике, и ребята по большей части говорили: «Тебе повезло, чувак. Братан, на твоем месте любой позавидует, вообще зашибись».
1 из 6
Западные организации, помогающие жертвам насилия, приводят статистику: один из шести мужчин на протяжении жизни с «нежеланными сексуальными контактами». Это американского Национального центра по борьбе с сексуальным насилием. Они основаны на исследовании статистики за три года () и включают в себя и изнасилования мужчин, и домогательства, и иной травматичный сексуальный опыт с участием людей любого пола, пережитый в любом возрасте.
И мужчины, и женщины чаще всего сталкиваются с агрессией со стороны мужчин. При этом у женщин риск стать жертвой изнасилования выше. Однако обратные случаи также бывают.
Издание New York Times в 2012 году данные, что каждый 21-й мужчина либо испытывал принуждение к проникающему сексу, обычно со стороны женщины, либо был жертвой попытки изнасилования, либо получал оральный секс без собственного на то желания. Практически все эксперты , что цифры в реальности наверняка выше, так как пострадавшие мужчины крайне редко обращаются в полицию или даже жалуются друзьям.
Рассказы от первого лица о пережитом насилии встречаются еще реже. Один из примеров — Джеймса Ландрита: в двадцать лет он напился в баре со случайной знакомой, после чего очнулся в мотеле, когда девушка уже была сверху. Когда он попытался высвободиться, девушка заявила, что беременна, и если Ландрит будет сопротивляться, он может нанести вред ребенку; после того как все закончилось, знакомая попросила подбросить ее на машине до дома. В полицию Ландрит не обращался: по словам мужчины, он решил списать все на то, что ему попалась «чокнутая», и поскорее забыть об инциденте. Ландрит утверждает, что испытывал психологические последствия всю жизнь, однако признать травму и обратиться к психотерапевту решился только в зрелом возрасте, почти двадцать лет спустя.
И Джеймс Ландрит, и Андрей упоминают, что непосредственно в момент сексуального акта испытывали возбуждение. Однако сайты поддержки пережившим насилие , что сами по себе эрекция и даже оргазм не подразумевают согласия: «Эрекция и эякуляция — физиологические реакции, которые могут быть вызваны просто физическим контактом или даже состоянием сильного стресса. Сами по себе эти реакции не подразумевают, что вы хотели или получали удовольствие от нападения».
В России какая-либо статистика насилия над мужчинами отсутствует вовсе. По приблизительной оценке психолога центра «Сестры» Надежды Замотаевой, обращения от мужчин — это 1−2% от общего числа звонков. При этом она уточняет, что в основном мужчины переживают насилие в юном возрасте и от рук взрослых мужчин. По словам директора центра «Насилию.нет» Анны Ривиной (некоммерческая организация была создана в 2015 году с целью борьбы с домашним насилием) к ним поступали лишь единичные обращения от мужчин, столкнувшихся с насилием — либо гомосексуальным, либо со стороны родственников. Психолог Ирина Чей, открывшая в 2018 году кризисный центр для мужчин, рассказывает, что в ее практике было лишь одно обращение, когда мужчина занимался сексом с женщиной против своего желания только лишь для того, чтобы она от него, по его словам, «отстала и стала спокойнее».
Сама идея насилия женщины над мужчиной при этом кажется дикой и нелепой многим, в том числе самим мужчинам. По словам Анны Ривиной, «проблема не только в том, что эта тема табуирована и что это, грубо говоря, еще и вопрос физической силы — насколько мужчина может позволить себе не попасть в такую ситуацию, но и в том, что у нас мужчины привыкли, что они всегда должны хотеть секса. И общество им это навязывает, и сами они себя таким образом программируют: «побольше, побольше, неважно какого, но пусть будет». Она добавляет, что одно из возможных следствий этого — то, что мужчины «себя сами могут перестраивать на то, что все классно, все здорово и в этом нет никакого негативного контекста».
«Я хочу, чтобы у него был особенный вечер»
Кате тогда было 23 года. Ее воспоминания о том вечере полностью совпадают с рассказом Андрея в фактах — они действительно были почти незнакомы, это действительно был их первый секс, были и подруга, и связывание, и плетка, но вот оценки случившегося кардинально расходятся.
По словам девушки, ее предыдущие партнеры были «раскованны и заинтересованы в разнообразии постельных практик», поэтому ей «хотелось выяснить, что Андрею нравится и чего он хотел бы вне стандартных рамок». При этом никакого разговора о предпочтениях не было, признается она: «Так как он в тот момент был довольно стеснительным и прямо на такие темы не стремился разговаривать, я решила пойти опытным путем. Возможно, весь мой предыдущий опыт убедил меня в том, что спонтанность в сексе — хорошее качество».
«Ситуация была такая: я, моя привлекательная подруга, Андрей. Мы все провели вместе вечер — с явными намеками на продолжение, которое, разумеется, последовало. Во всем этом фигурировали поверхностные (это очень важный момент!) элементы БДСМ: связывание и стек. Никакого насилия и пыток, никакой фиксации, из которой невозможно выбраться, никаких избиений, удушения, синяков, ран, шрамов от ударов, никакого грубого принуждения — абсолютно ничего, что противоречило бы здравому смыслу. Мы обе были абсолютно настроены на то, чтобы доставить ему удовольствие. По сути, мы изначально договорились, что это будет про него, а не про нас. Когда я попросила свою подругу присоединиться, я прямым текстом сказала ей: «Я хочу, чтобы у него был особенный вечер». Реакция на нас у него была; оргазм тоже — как минимум раз».
Девушку не смутило, что Андрей отреагировал на происходящее, по ее собственной формулировке, «эмоционально»: «Я с таким раньше сталкивалась, после секса, особенно когда человек пережил избыток впечатлений, он может испытывать катарсис. Не только мои партнеры — я сама иногда плачу после секса, причем навзрыд; это не говорит ровно ни о чем, кроме психологической разрядки и гормонального колебания. Поэтому мы постарались успокоить его и вызвали ему такси, чтобы он вернулся домой».
Чуть позже — Катя не помнит точно, той же ночью или на следующий день, — «выяснилось, что для Андрея это был неприятный опыт»: «Меня это поставило в тупик: в конце концов, можно было в любой момент сказать «нет» или «давайте обойдемся без этого, я хочу по-другому». Мы — две девушки, а не маньяки с бензопилами, которые приковывают жертв к кровати и не позволяют возразить или уйти. Положительную реакцию на наши действия мы обе видели, на неправильность наших действий ничто не намекало; тем не менее я извинилась за произошедшее, и мы договорились, что ничего подобного впредь не произойдет».
Отложенная травма
Где-то через полгода после инцидента, по рассказам Андрея, ему стали постоянно сниться кошмары, как будто его связывают девушки, что-то шепчут на ухо, после чего он начинает задыхаться (в реальной жизни у него астма) и «рассыпается на части». Поначалу он не думал об этом как о травме.
Вечер с Катей и ее подругой для Андрея не был первым сексуальным опытом. Поэтому под влиянием друзей он решил думать, что «это круто и это класс, и нужно просто смириться». В первый день было «тяжело убеждать себя в том, что я этого хотел», вспоминает юноша. Но еще через день «вообще нормально было — я расслабился и принял все».
Вскоре Андрею нужно было уехать на месяц, а по возвращении у них с Катей начался, по формулировке девушки, «комфортный недолгий роман». По словам Андрея, они «встречались недели две очень хорошо, не упоминая вообще о том, что произошло». (Вторую участницу секса втроем Андрей больше никогда не видел.) Через пару недель Катя «просто исчезла» — сейчас девушка объясняет это тем, что у нее «из-за посторонних событий был очень сильный нервный срыв и было совершенно не до отношений».
Тогда Андрей постарался от всего произошедшего отключиться: «К тому же последний класс в школе был». Получалось не очень — помимо кошмаров переживания мешали повседневной жизни: как рассказывает молодой человек, он одновременно испытывал желание успокоиться и обо всем забыть, надежду вернуть отношения, а также сильную злость. Еще через какое-то время он начал подходить к мысли, что с ним произошло «что-то не то».
С точки зрения специалистов, отсроченное во времени осознание травмы — абсолютно нормальный механизм. «Травматическое событие, его последствия наступают сразу, а вот осознание произошедшего может прийти после какого-то времени. Это связано и с личностью пострадавших, и с периодами переживания травмы. Первые из них — это шок и отрицание, когда человек «убеждает» себя, что ничего страшного не произошло», — объясняет психолог центра «Сестры» Надежда Замотаева. «Очевидно, что у людей совершенно по-разному организм и мозг реагируют на стресс, на опасность, — объясняет Анна Ривина. — Кто-то вообще в себе все хранит и только через годы его может этим накрыть».
Однако как раз их короткий роман, а также тот факт, что Андрей сам долго не считал случившееся насилием, воспринимается Катей как доказательство, что никакого насилия не было: «Мы некоторое время встречались, с удовольствием занимались сексом и вообще не возвращались к этой теме. Она всплыла потом, уже после нашего расставания, которое случилось по моей инициативе, и в новых интерпретациях я превратилась фактически в абьюзера. Я не согласна с такой трактовкой». По мнению девушки, превращение ее в «абсолютное чудовище» — это следствие переосмысления ситуации после инициированного ею разрыва.
При этом Катя не настаивает, что была права, и несколько раз во время разговора объясняет, что совершила ошибку: «Чему я научилась, обжегшись на этом опыте? Тому, что не стоит добавлять новшеств в отношения с партнером, которого еще толком не успел изучить. Тому, что не стоит так уж смело предполагать за партнера, какие у него могут быть фантазии».
И еще раз: «Была ли лично я тогда дурой? Была. Сделала ли я ошибку? Сделала. И энное количество времени уже за нее расплачиваюсь — своими нервами и репутацией. Повторила бы я такое? Нет, не повторила бы. Извинилась ли я? Уже много раз, и мы эту ситуацию обсудили и проработали».
Летом 2016-го Андрей и Катя впервые обстоятельно обсудили произошедшее, и девушка попросила у него прощения. Но, по словам молодого человека, совсем не так, как он ожидал: «Не что она неправильно поступила, а что я неправильно понял».
Весной 2017 года, когда у Андрея начался новый роман и переживания по поводу инцидента стали мешать («было страшно и странно, и прежде всего стыдно за то, что я продолжаю переживать, даже будучи в отношениях»), он решил обратиться к психотерапевту.
Кризисные центры
«Проблемой насилия над мужчинами никто не занимается, и никто не говорит об этой проблеме», — объясняет психотерапевт Ирина Чей. Вместе с коллегой Дианой Семеновой они открыли весной 2018 года в Петербурге первый кризисный центр для мужчин — жертв насилия.
В России есть центры реабилитации бывших заключенных, помощи бездомным и даже мужчинам-агрессорам, есть «папа-группы» — занятия для отцов. Кризисный центр для мужчин в Сыктывкаре работает уже больше десяти лет, там помогают бездомным и освободившимся из колоний с восстановлением социальных связей, но, как объясняет его директор, мужчины, пострадавшие от любого насилия, «не обращались ни разу».
По словам Ирины Чей, идея создать первый в России центр именно для переживших насилие мужчин пришла ей в голову, когда она несколько раз столкнулась с обращениями мужчин в кризисный центр для женщин, где она раньше работала, а она даже не могла их перенаправить в другую организацию.
Центр открылся на грант Еврокомиссии. Костяк — три человека и пул психологов, которых Ирина и Диана привлекают по мере необходимости в зависимости от района, где проходит консультация, и темы обращения. Помощь предлагают столкнувшимся с любым видом насилия: физическим, сексуальным, психологическим, «случайным» — это, например, попасться кому-то под горячую руку в драке на улице. Есть обращения от мужчин, пострадавших в тюрьме или армии, и от мужчин, состоящих в гомосексуальных отношениях и переживших домашнее насилие со стороны партнера.
Всего каждому обратившемуся доступны пять бесплатных сессий с психологами, получить которые можно лично в Петербурге, по скайпу или по переписке. Сейчас, по словам создательниц, к ним обращаются один-два человека в неделю. Всего с конца марта обратился 51 человек.
При этом, как объясняют создательницы центра, насилие над мужчинами в России, по сути, невидимо — в том числе и для самих мужчин. «Нам пишет мужчина: вот, жена делает то-то и то-то, но я не знаю, по вашей теме это или нет? — объясняет Ирина Чей. — При этом он перечисляет все виды насилия, какое может быть в отношениях, описывает всю симптоматику: как он себя чувствует, навязчивые мысли, как его тело периодически реагирует, но он не обозначает это как насилие».
Поэтому, как говорит Диана Семенова, помимо непосредственной помощи жертвам, глобальная задача центра — открытие проблемы для общества, чтобы мужчины могли более спокойно и открыто обращаться за поддержкой.
По мнению всех экспертов, для этого прежде всего надо уходить от культуры мачизма. «Важно бороться с гендерными стереотипами, токсичной «мужественностью» и культом силы, представлением об агрессии как обязательном качестве «настоящего мужчины», — объясняет психолог центра «Сестры» Надежда Замотаева. — Если этого не будет, не будет и необходимости притворяться, что проблем нет, мужчинам проще будет рассказать о пережитом, а у насильников не будет возможности оставаться безнаказанными».
«Насилие со странными переменными»
После того как кошмары снились ежедневно в течение месяца или двух, Андрей решил попробовать справиться с эмоциями с помощью друзей-художников. Он в буквальном смысле попросил их нарисовать его сны: так в инстаграме появился анонимный арт-проект о пережитом насилии. Летом 2016 года его друг дал ссылку на проект в фейсбуке в рамках флешмоба #янебоюсьсказать, после чего, с иронией вспоминает Андрей, «он получил свои 20 лайков. И один комментарий».
Незаметность своей истории Андрей объясняет не только авангардной формой рассказа, но и тем, что в мейнстримном информационном пространстве мужчина обычно выступает не жертвой, а «автором травмы». Даже когда речь идет о насилии над самими мужчинами — как, например, в случае Кевина Спейси, «эти уникальные случаи все равно про систему, где мужчина — насильник», — объясняет Андрей. (Исключения — иски охранников Мэрайи и Бритни с обвинениями в харассменте. — Би-би-си).
По словам Андрея, даже в рамках флешмобов #янебоюсьсказать и #metoo насилие делится на условно «нормальное», которое подвергается осмыслению, и условно «ненормальное», о котором просто не говорят.
«В рамках «ненормального» оказался и мой случай, потому что заведомо по канонам я типа сильнее, я насильник, а человек, который со мной это сделал — обычная жертва по классическому нарративу, — объясняет он. — И я начал осознавать, что, возможно, есть много мужчин, у которых были токсичные отношения, был неприятный сексуальный опыт, было подчинение, которого они не хотели, у которых не спрашивали, что они хотят в принципе. Но культура, причем либеральная особенно, не дает возможности обладателям историй насилия со странными переменными — вызывающе странными переменными — почувствовать себя частью контекста. А дает почувствовать: «Ну и *** [сам разбирайся] с этим». Просто живи с этим, мирись, справляйся».
Сейчас Андрей решил сделать новый арт-проект, который мог бы доступным языком «запустить разговор о насилии — не над женщинами, не над геями, не над другими меньшинствами, а о насилии как общечеловеческой проблеме». Для этого он обратился за поддержкой в «Насилию.нет».
В планах директора «Насилию.нет» Анны Ривиной — когда-нибудь открыть и в Москве кризисный центр для мужчин: «Наш проект, безусловно, ориентирован на основную уязвимую группу — это женщины, но нужно понимать два ключевых момента. Первый: что все-таки в единичных случаях насилию подвергаются мужчины, и мы не должны забывать об этом. А второй — важно говорить о том, что мужчинам тоже может быть страшно, они тоже могут не чувствовать себя в безопасности, важно строить диалог, что насилие нужно всем вместе искоренять».
В последний раз Андрей и Катя встретились в апреле 2018 года на публичном мероприятии и еще раз обсудили произошедшее. Андрей счел, что Катя до сих пор не видит в нем ничего плохого: «Меня это просто поразило. Что-то, что с моей стороны ужасное травмирующее и о чем я думаю практически ежедневно на протяжении трех лет, как благодеяние воспринимается автором травмы. Чисто по-человечески так не должно быть. Люди, которые такое допускают, не люди какие-то. Я прочел прошлым летом «К востоку от Эдема» Стейнбека, и это моя самая любимая книжка, еще и потому что там очень хорошо показан человек, который может быть милый, красивый, самый лучший снаружи, а внутри не человек это».
Катя после встречи сделала другие выводы: «Стало ясно, что я вызвала у человека эмоциональную зависимость, которая длится до сих пор. Я сказала ему и всегда готова повторить: я очень тепло и ласково к нему отношусь, и готова помочь ему, если ему потребуется помощь. Он это знает, и он извинился за то, что в своей художественной трактовке превратил меня в такую — скажем откровенно — полную суку. Это были здоровые отношения с одним неудачным опытом, и мне сейчас хочется уже только одного — чтобы об этом наконец перестали говорить».
Я спрашиваю Катю: «Что будет, если ситуацию перевернуть и представить, что мужчина рассказывает про первый секс с малознакомой девушкой «я позвал друга, чтобы сделать ей особенный вечер, были поверхностные элементы БДСМ <…> потом постарались успокоить и вызвали такси» — что изменится?»
Девушка отвечает долгим монологом: «Абсолютно любой расклад может выглядеть плохо вне зависимости от пола действующих лиц», «Пользоваться слабостями других людей, унижать их, причинять им боль — неважно, психологическую или физическую — это плохо, мы все это знаем, это прописная истина. Ситуация «я пережил травматический опыт, мы обсудили это, пришли к консенсусу и продолжили встречаться и спать друг с другом, а потом расстались, и поэтому я демонизирую своего бывшего партнера» — немножко другое», «Для некоторых оральный секс может быть неприемлем, а кто-то использует свечной воск», «Я искренне уверена, что все взрослые адекватные люди, которые хотят секса и знают, что это такое, способны его модерировать».
Потом — после паузы — добавляет: «Это все упирается в концепт согласия. Я жила со старым («если я показываю, что всем довольна, то это ок, если я прошу прекратить — значит, что-то не ок»), а Андрей, видимо, живет с новым, более современным, где согласие формулируется более четко». По словам девушки, она периодически читает публикации на эту тему, «и это ужасно сложная вещь»: «Я поняла, что повела себя тогда как страшный ретроград — придумаю-ка я этакую спонтанную фантазию, и всем понравится. Одному участнику не понравилось, следовательно, я совершила ошибку — и с того момента мне пришлось переосмыслить концепт согласия. Вне зависимости от пола и количества участников процесса это буквально единственная вещь, которую они должны видеть совершенно одинаково. И очень жаль, что я тогда этого не понимала».
Проект Андрея при поддержке «Насилию.нет» должен запуститься осенью. «У меня есть огромное желание передать историю, как я справляюсь, таким образом, чтобы это могло помочь не только мужчинам, но мужчинам в том числе — потому что это понятная для меня группа, про которую не говорят. Как с этим справиться и не стыдиться, как не пытаться найти в насилии смысл, как бы тяжело это ни было — прекратить искать смысл. Ведь смысл найти очень хочется. Типа «почему это со мной произошло»? Один вечер — и всё, жизнь совсем другая стала. Бывает даже короче».
Комментарии