Светлана Немоляева: «Со «Служебным романом» я объездила весь мир»

«Я снялась совсем юной в роли Ольги в «Евгении Онегине». А потом был перерыв почти в двадцать лет, когда не было серьезных ролей. Меня все время не утверждали» С Вадимом Медведевым и Игорем Озеровым в фильме-опере «Евгений Онегин». 1958 г. Фото: LEGION-MEDIA

— Вы жалеете об этом или вы ко всему относитесь как к чему-то неизбежному?

— Как к неизбежному. Это, видимо, свойство характера, за который я могу поблагодарить судьбу. Я не воспринимала это как какие-то удары, пощечины, как драму, и это не влияло на мой характер, на мое отношение к профессии. Я принимала это как данность — ну вот так получилось, что меня не берут. Значит, не судьба мне в кино сниматься. Но зато у меня есть театр! В театре у меня всегда был огромный репертуар. Первая роль в Театре Маяковского — Офелия в «Гамлете». И потом я всю жизнь играла великолепные роли в роскошной драматургии. Поэтому сама себе всегда говорила: грех жаловаться, ну нет кино, зато есть театр. Но как только я смирилась с тем, что муза кино — не моя муза, меня совершенно без проб позвал Эльдар Рязанов на роль Рыжовой в «Служебный роман».

— Совершенно без проб? Это же было нетипично для советского кино.

— Да, думаю, пробы я бы провалила. У меня уже был неудачный опыт на «Иронии судьбы...»: восемь проб одна хуже другой, я там опростоволосилась и с большим треском провалилась. Но Эльдар Александрович с интересом ко мне относился и хотел меня снимать — еще с тех времен, когда он принес пьесу в театр и я сыграла там главную роль. Он был в восторге, ему очень нравилась моя работа. И вот он прислал мне сценарий «Служебного романа», я его за ночь прочитала и сказала: «Вот, вы опять будете меня пробовать, опять я провалюсь с треском и буду опять страдать. Я знаю, что потерплю фиаско. Ничего мне не светит». Но Рязанов ответил: «Света, проб никаких не будет. Я беру тебя. Мне разрешили снимать тех актеров, которых я хочу». 

Немыслимо, потому что на «Мосфильме» существовал закон — пробы принимает художественный совет. И надо было представить на роль не одного, а минимум двоих, а лучше 3—4 претендентов. Но такая вот у Рязанова была слава после «Берегись автомобиля», «Итальянцев в России...» и «Иронии судьбы...». Он стал любимцем и публики, и руководства. Поэтому для него сделали исключение. Так же без проб он взял Фрейндлих, Басилашвили, Мягкова, Ахеджакову… Надо сказать, на площадке я чувствовала себя прекрасно. Я нормально видела и думала только о роли. Наконец-то перестала ощущать себя странным существом, которое не может выполнить конкретные физические задачи: куда встать, где повернуться, где попасть в свет, где отойти. Мне ничего не мешало. Я наслаждалась съемками впервые в жизни.

«Мы не заморачивались, мы вообще жили легко… Мы были юные и счастливые. Сами еще дети. Чудное время!» С Александром Лазаревым. 1960-е гг. Фото: из личного архива Светланы Немоляевой

— Какая атмосфера была на площадке у Рязанова?

— В последнее десятилетие он поменял актерский состав, и у него стало работать более молодое поколение. Из них многие говорили, что Эльдар Александрович очень тяжелый в работе, требовательный, нетерпимый, что это испытание. Но для нашего поколения работа с ним была сплошным счастьем и благолепием. Остроумный, доброжелательный, талантливый, он точно знал, что ему надо, к чему он стремится. Это же очень важно, когда режиссер знает, чего хочет. Это качество талантливых режиссеров. 

Когда был мой первый съемочный день у него, Рязанов очень деликатно отвел меня в сторону, понимая, что я впервые после долгого перерыва на съемочной площадке и как для меня это все нервно и непросто. И он сказал мне какие-то трогательные слова, предложил, как и что делать. Попросил говорить своим естественным голосом, негромко, даже тихо, не как на театральной сцене. И у меня как-то все пошло благодаря этому. И так же Рязанов в «Гараже» помог сыграть мою Гуськову. Он принял мое видение героини, но при этом подкидывал какие-то идеи. И помог в последней драматичной сцене, где Гуськова теряет разум и со всеми своими переживаниями улетает в иной мир.

— Светлана Владимировна, а правда, что эту роль вы могли потерять?

— Это правда, потому что Рязанов тогда поставил очень строгие условия всем актерам. Во-первых, он взял только театральных актеров, даже второстепенные были из Театра-студии киноактера. А театральные актеры все зависимы от своего театра, от репертуара, от главного режиссера. И Рязанов сказал: пожалуйста, со своими режиссерами решите — до шести вечера вы со мной, а в шесть, пожалуйста, вы уже в театре на спектакле. Для меня это было тяжело, я ведь привыкла заранее готовиться к спектаклю, приходить за час, сосредотачиваться. А тут снимаешься до шести, потом мчишься в театр, и надо успеть сбросить с себя весь этот съемочный груз, переодеться, загримироваться и войти в роль на сцене. Это психологическое испытание… 

В театре тогда начинались репетиции спектакля «Она в отсутствии любви и смерти». Репетировал не Гончаров, другой режиссер, и я договорилась, что какое-то время смогу на репетициях отсутствовать. Режиссер поработает с Дорониной (мы играли там вместе). Мы отработали уже три съемочных дня, и вдруг Таня Доронина, которая узнала, что я снимаюсь, заявила, что репетировать без меня не хочет. И Гончаров сказал мне: «Ты не будешь сниматься! Возвращайся!» Я была в ужасе и от отчаяния сыграла мелодраму плохого сорта. Бросилась на колени, воздела руки вверх, стала умолять: «Не губите!» В общем, несла полную околесицу, но на полном серьезе. Не знаю, это на Гончарова подействовало или то, что он изумительно относился к Рязанову, дружил с ним и сотрудничал. Три пьесы Рязанова и Брагинского шли у нас в театре — «Сослуживцы», «Родственники» и «Аморальная история». У Гончарова, конечно, не было желания во что бы то ни стало устроить ему проблемы на съемочной площадке. В общем, мне пошли навстречу и отпустили на съемки. Но вообще Гончаров съемки не приветствовал, никому не говорил: «Это хорошая роль, да ради бога — снимайся, я пойду навстречу».

«Рязанов принял мое видение героини в «Гараже», но при этом подкидывал какие-то идеи. Остроумный, доброжелательный, талантливый, он точно знал, что ему надо» С Андреем Мягковым и Лией Ахеджаковой в фильме «Гараж». 1979 г. Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

— А ведь вы еще и представлять фильмы уезжали. «Служебный роман» купило огромное количество стран…

— Да-да, больше ста. Эти поездки — одни из самых дивных моментов в жизни. Меня очень часто звали, может быть, потому, что Алиса Фрейндлих, которая играла самую главную роль, была не такой легкой на подъем. У меня Госкино под боком, «Совэкспортфильм» рядом, и, если возникала какая-то ситуация, со мной в два-три дня можно было решить вопрос. Так что я довольно много по­ездила со «Служебным романом», и везде нас принимали на ура, потому что фильм абсолютно жизненный, без политических аспектов. Иногда фильм шел с субтитрами, а иногда дублировался. В Африке, в Буркина-Фасо, которое тогда еще называлось Верхняя Вольта, фильм дублировали на французский язык, я с удивлением смотрела на себя, говорящую на французском. Никак не могла к этому привыкнуть… Представляете, в это Буркина-Фасо лететь надо было восемнадцать часов. Мы туда два фильма во­зили — «Служебный роман» и «Белое солнце пустыни», из актеров были Толя Кузнецов и я, и еще, как всегда, представитель «Совэкспортфильма». 

Мы утром прилетели, а на следующий день улетели. Я меньше часов была на земле, чем в воздухе. Но когда молодая, все нипочем. Мне интересно было новую страну посмотреть, интересно лететь. Я побывала на Филиппинах, в Польше, в Чехословакии, дважды в Африке, трижды в Индии, а еще в Австралии и много где еще. А куда-то я так и не попала — в театре не отпускали. Но в любом случае, если получалось поехать на два-три дня или, как в Индию, на четыре дня, я была счастлива. Ведь это же все-таки было советское время, попробуй в Индию поехать или в Сингапур. Ну как вы по­едете? Никак. Туристических путевок таких нет. А это все безумно интересно! В Сингапуре я попала на какой-то карнавал, на праздник. В Камбодже я на слоне ездила… Нас с делегацией всегда встречало и опекало наше посольство, устраивало нам какую-то программу. И жили мы всегда роскошно, в пяти­звездочных отелях. А вот денег никогда не было. Суточные платили крохотные, не разживешься.

— А чтобы сэкономить, брали с собой какие-то консервы?

— Это же было неприлично, что вы. Другой статус. Это мы брали, когда ездили по частям Советской армии, вот тогда и консервы, и сухие пайки. По воинским частям поездили много, по всем странам, где стояли наши войска: и ГДР, и Польша, и Чехословакия, и Венгрия. Мы ездили с бригадами, и не только наш театр. Небольшая актерская бригада, в основном, конечно, приглашали популярных актеров, которых знают в армии. И вот там ни о каких пятизвездочных отелях и говорить нечего, жили мы в казармах, как живут солдаты. Но мы были молоды. Чудное время! Мы с Сашей очень любили эти поездки, умудрялись и в музеях побывать, и по магазинам поноситься, там же военторги с распродажами для военных. Это было очень привлекательно. Шопинг я любила. На сэкономленные суточные удавалось и себе что-то привозить, и подарочки для друзей и родных… Я в театре же уже 60 лет, и постоянно гастроли, иногда по два раза в год. Когда совсем молодые были, ездили с крохотными медицинскими электрическими плиточками. Когда кипятильники появились, стало очень удобно. Я и сейчас в поездки беру кипятильник и специальную кружку для него, потому что мало ли что, не всегда чайник есть в номере. А я встаю рано, в шесть утра, и мне скорее надо кофе выпить, чтобы не болела голова.

«Когда смирилась с тем, что муза кино — не моя муза, меня совершенно без проб позвал Эльдар Рязанов в «Служебный роман». Так же без проб он взял Фрейндлих, Басилашвили, Мягкова, Ахеджакову…» С Эльдаром Рязановым и Андреем Мягковым на съемках фильма «Служебный роман». 1977 г. Фото: Мосфильм-Инфо

— Я знаю, что вы с мужем — Александром Лазаревым — никогда на быт особенно внимания не об­ращали…

— Это у меня от мамы с папой. Они совсем не деловые люди, киношники, жили «Мосфильмом», мечтой о работе, страшно много читали, водили дружбу с интересными и такими же равнодушными к быту людьми. А быт у них был тяжелый, как у многих после войны. Не было холодильника. Жили они в коммуналке и умерли в ней. И такие же были родители у Саши, только в Питере. Отец художник, и он мог говорить только об одном — о живописи, о портретах, о натюрмортах, о музеях. Он три раза в неделю до самой глубокой старости ходил в Эрмитаж. И как-то жизнь такая была, что жили от зарплаты до зарплаты, а потом, когда выходили на пенсию, от пенсии до пенсии. Другая была жизнь, никакой возможности заработать. Ну, Саша снимался, у Саши, конечно, были другие деньги. И все равно же платили мало. Съемочный день — 11 рублей, начинал он с этого, потом 25 платили, если играл главного героя. Это уже считалось серьезными деньгами. Саша безумно много снимался. Благодаря этому мы могли себе позволить содержать няню для Шурика. А иначе мы бы просто не могли работать в театре. Иногда приезжали питерские бабушка с дедушкой, они помогали с Шуриком. Но это было редко.

— А ваши родители?

— Не могу сказать, что мои мама с папой уж очень помогали. Потому что мама работала до конца своей жизни, а папа ушел на пенсию довольно рано, но совершенно не умел обращаться с внуком, хоть и очень его любил. Выглядело все со стороны свое­образно. Он звонил, я его умоляла: «Папа, посиди, у нас с Сашей спектакль сегодня, а нянька выходная. Шурик маленький, в театр куда его брать?» И папа приходил, говорил ему: «Давай, Шурик, поиграем в игру — кто быстрее уснет» — и тут же засыпал. Поэтому Шурик закулисный ребенок, мы его все время брали с собой, няня же по вечерам не работала. Но это нормально для актерских детей — уроки в гримерке делать. С Шуриком было непросто. Но жизни без него я не представляла. Саша тоже. Мы же долго без Шурика жили. Он родился через семь лет после свадьбы.

— Какой была жизнь без детей?

— Свободной и счастливой… Да-да, мы не заморачивались, мы вообще жили легко… Мы были юные и счастливые. Сами еще дети.

«Саша любил поесть, а голодный он впадал в гнев. Я была очень активная, энергичная, поэтому успевала и готовить, и репетировать, и играть спектакли» С Александром Лазаревым в фильме «По главной улице с оркестром». 1986 г. Фото: Мосфильм-Инфо

— Наверное, не было никакого обременения, вроде обязательного приготовления борща или котлет?

— Почему? Я готовила. Мне это было не трудно. Саша любил поесть, а голодный он впадал в гнев. Я была очень активная, энергичная, поэтому успевала и готовить, и репетировать, и играть спектакли. К счастью, Саша неприхотливый. Главное, чтобы супчик какой-нибудь был. Самое трудное — это стирка, уборка. Потому что не было стиральной машины. Стирали вручную. Мне еще повезло, потому что все Сашины рубашки, сорочки стирались в театре, там же крахмалили воротнички. Мы платили прачке. Саша же актер, часто выступал и читал стихи, все должно быть комильфо. Вообще, вокруг театра вертелась вся наша жизнь. Выходные были по вторникам, и нам хотелось, чтобы он уже прошел скорее, чтобы примчаться в театр играть, репетировать. У нас и коллектив сложился славный, Охлопков взял много молодежи, и мы очень сдружились: Толя Ромашин, Женя Лазарев, Игорь Шувалов, Эдик Марцевич, Светлана Мизери, потом и Игорь Охлупин присоединился, и Майя Полянская. Сейчас уже никого нет, практически все ушли в мир иной. В 60-е была особенная атмосфера. 

Годы людей более романтичных, чем сейчас, более настроенных на какое-то познание. Столько открытий было — сценарии Геннадия Шпаликова, фильмы Марлена Хуциева, Петр Тодоровский, который начинал свою режиссерскую деятельность, а потом и Андрей Тарковский — все возникало на наших глазах. Все рождалось вместе с нами. Мы с братом (Николай Немоляев — известный оператор, среди его работ — «Старики-разбойники», «Обыкновенное чудо», «Покровские ворота», «Курьер» и так далее. — Прим. ред.) погодки. Он учился во ВГИКе со многими из них, и у нас сложилась страшно интересная компания. В ней еще были художники Суриковского института и люди театра. Всех интересовало творчество, литература, театр, кино, а не материальные ценности. И знаете почему? Не потому, что мы какое-то лучшее поколение. Просто потому, что денег не было, неоткуда их было взять, и, следовательно, нечего о них думать.

— Скажите, а много переживаний и радостей было из-за того, что сын тоже артист?

— Мы с Сашей знали, что безоблачной его судьба не будет, не обойдут его и какие-то обиды, и разочарования, и победы. Все так и пошло. Сейчас он в «Ленкоме» восстанавливает «Поминальную молитву», легендарный спектакль. Саша когда-то играл в «Поминальной молитве». И играли Пельтцер, Леонов, Абдулов. Когда Шурику предложили восстановить спектакль, он загорелся.

С Татьяной Догилевой на съемках дебютного фильма Марии Шалаевой. 2019 г. Фото: Борис Гуц

— Какое у вас ощущение, когда сын на сцене?

— Шурка первый раз вышел на сцену у нас в театре в 11 лет в «Леди Мак­бет Мценского уезда», спектакль пользовался бешеным успехом, мест не было никогда, мы сидели с Сашкой в оркестровой яме на каких-то табуретках. И когда наш сын появился, маленький, закутанный в платочек, и стал читать житие Феодора Стратилата, мы оба заплакали, ощущая трепет. Когда я в институте увидела его в роли Треплева в «Чайке» у Саши Калягина (у него Шурка учился, когда вернулся из армии), я поняла, что он выбрал правильный путь, он настоящий артист. Потом, когда в «Ленкоме» увидела его в «Женитьбе Фигаро...», тоже гордилась. У меня было все время чувство гордости, радости и восторга. Спектакль «Королевские игры» — так это я вообще просто была сражена. 

Ну а потом получилось так, что в какой-то степени сын повторил судьбу отца. Марк Захаров от него отошел, и Шура у него долго не играл ничего нового. Так же в свое время поступил Гончаров с моим Сашей. Такой был взлет и у Саши с Гончаровым: и «Человек из Ламанчи», и «Дети Ванюшина», и «Венсеремос!», и «Неопубликованный репортаж»! Без Саши у Гончарова и спектаклей не было, а потом он отодвинул Сашу от себя. Но у Саши было другое, появлялись спектакли с Петей Фоменко, с Таней Ахрамковой, с Сережей Яшиным, он не был не у дел, и везде у него блистательные работы. Уж я не говорю про кино! А у Шурика никого, кроме Александра Морфова, с которым у него были две работы. В «Ленкоме» все же нет такого разнообразия режиссеров. К счастью, в кино сейчас сын в интересных фильмах снимается, и я этому очень рада.

— Я знаю, у вашего сына море поклонниц, но это все же нельзя сравнить с тем, какое количество поклонниц было у вашего мужа Алек­сандра Сергеевича Лазарева. Кроме таланта он был удивительной красоты человеком. Сейчас поклонницы пишут в соцсетях, а как это происходило раньше?

— В те времена писали письма. На каждый спектакль приносились цветы с какими-то записочками. Но мужа боялись, Саша был такой неприступный. Кстати, это качество и у Шурки есть тоже. И скорее все эти поклонницы мужа через меня пытались действовать, дарили мне цветы, что-то мне говорили, чтобы я хоть как-то их приблизила к Саше. Очень многие были неделикатны, докучали, безобразничали, вели себя недостойно. Могли какие-нибудь гадости говорить по телефону, будить по ночам. Тогда же не было принято отключать телефон, мало ли что, мама, папа позвонят…