TUT.BY уже писал от работы на телевидении: причиной стал пост ведущего, в котором он осудил действия ОМОНа во время задержания людей из очереди в магазин Symbal.by.
Вчера стало известно: у «Славянского базара» — , а на улицах Минска — . О любимой работе и неудобной для нее позиции, чеховском «как бы чего не вышло» и шварцевском «нужно убить дракона в себе» — в нашем разговоре с Денисом и Катериной.
«Мы из тех, кого можно назвать романтиками телевидения»
Многие посты и комментарии, в которых люди выражают поддержку Денису и Катерине, в итоге сводятся к поздравлениям. Мол, вам еще повезло, что вы больше не имеете отношения к «зомби-ящику» и «такому болоту», как «Славянский базар».
Но ведущие смотрят на это по-другому, ведь каждый из них в свое время пришел на телевидение по любви.
— Никто ведь не скажет, что программа «Калыханка» — это политизированная промывка мозгов, правда? — рассуждает Денис. — Так и с «Добрай ранiцы, Беларусь», программой, которую я очень любил.
Когда я был ведущим и приходил утром в студию, было особое ощущение: как будто я тот человек, который открывает телевидение. У меня раньше даже был ритуал: где-то без пятнадцати пять, за несколько минут до выхода из дома, я включал телевизор — «Беларусь 1» — и смотрел на эти вертикальные цветные полосы телесигнала
— А у меня с «Ранiцай» связаны воспоминания из детства, когда мама говорила: «Сейчас пойдем в садик. Посмотри мультик пока, а я буду собираться». Так начинался новый день, зарождалось предвкушение чего-то нового, — добавляет Катя. — И это до сих пор главное для меня в интертейменте: делать то, что рождает в людях эмоцию. Иногда ощущение праздника, иногда — сопереживание.
Катя делится: телевидение всегда было ее большой мечтой. И она в этой мечте не разочаровалась.
— Я отношусь к поколению телевизионщиков, которые выросли на программах «5X5», «Падарожжа дылетанта», «Крок». Я помню «Пацу-Вацу». (Улыбается.)
Денис Курьян, Владимир Максимков, Катя Пытлева, Светлана Боровская, Елена Спиридович — я смотрела на работу этих людей и думала: «И я хочу так! Только так». Не потому что нужна была какая-то слава. А потому что хотелось, чтобы когда-нибудь зритель, видя тебя на экране или на сцене, ощущал то же тепло, что и я, глядя на этих людей.
Наверное, мы с Денисом из тех, кого можно назвать романтиками телевидения: видели лучшее, что было на белорусском ТВ, успели сесть на хвост прекрасным проектам и поймать этот кайф от работы, когда ты можешь всё.
— А нужна ли вся эта телекухня сегодня, когда некоторые YouTube-каналы популярнее ряда телепроектов, если не телеканалов в целом?
— В Сети мы часто выбираем тот контент, который нам подходит: мы готовы к нему, его проще усвоить, он поддерживает наше настроение, — рассуждает Катя. — Ну, а когда ты включаешь качественную программу, канал о культуре и искусстве — например «Беларусь-3» — это развивает тебя, расширяет твое мировоззрение, даже если ты не готов — насильно образовывает. (Смеется.)
Если ты не пройдешь мимо, то увидишь хороший спектакль, исторический фильм или беседу с искусствоведом — и получишь как минимум пищу для размышлений.
Такие программы не могут существовать в Сети без участия звезд или платного продвижения контента — никто просто не будет открывать такие ролики. Но они должны быть на телевидении, чтобы хотя бы двое из сотни их посмотрели. В наше время фастфуд-контента просто необходимо, чтобы нам помогли во всём этом изобилии информации найти и не переключить, не пролистать то ценное, что касается культуры, искусства, самообразования.
Ну, а когда речь идет о развлекательных программах, конечно, это лишь вопрос твоего выбора: нажать кнопку на пульте или на ноутбуке.
— Просто сейчас смотреть телевизор — это моветон, а нажимать кнопку на пульте — зашквар, — смеется Денис.
— Хотя мы все так или иначе выросли около телевизора. И это тот культурный пласт, от которого мы не можем отказаться — будь то мелодия из передачи «В мире животных», голос Виталия Вульфа из «Серебряного шара» или заставка «Добрай ранiцы, Беларусь!». Согласитесь, какой-нибудь джингл из 90-х неизменно вызывает у нас умиление.
— Усё нармальна мамааа, — напоминает Денис.
— Дрэн-дрэн-дрэн-дрэн-дрэн-дрэн! — тут же продолжает Катя. — Да, когда продукт кайфовый, неважно, на какой площадке ты его создаешь. Потому странно отрекаться от телевидения, ведь это всего лишь способ предоставления контента.
— А что насчет «Славянского базара»? Популярно мнение о том, что фестиваль уже давно себя изжил.
— Мы не можем разделить это мнение, потому что вели конкурс молодых исполнителей. И видели людей, которые стремились попасть сюда и съезжались со всех континентов, чтобы получить возможность спеть для нашего зрителя, — говорит Денис. — Причем спеть вживую, под оркестр, когда шанса что-то перепеть или переснять нет. Ты должен показать все, что можешь, прямо сейчас.
— И поэтому на сцене столько эмоций — и смех, и слезы, и объятия, и обращения к семье. Вот уж точно: для участников эти минуты на сцене «Славянского базара» как целая жизнь, — добавляет Катя.
— А для вас?
— Мы хотели сделать конкурс живым, — говорит Катя. — Денис когда-то придумал, как раскрывать личность участника на сцене: ведь вся информация, которая базово у нас есть — это имя, страна, название композиции. Поэтому мы заранее узнавали контакты конкурсантов, выходили на связь, искали подход. И к тому моменту, когда ребята приезжали в Беларусь, у нас было и понимание, как с ними работать, и особое отношение к каждому. Ведь кто-то экстраверт и прирожденный лидер, а кто-то — сложный, но от этого не менее прекрасный герой. И ты часами наматываешь с ним круги вокруг амфитеатра, пытаясь найти для себя ответ: как же дать понять зрителю, какой ты чудесный человек?
— Это каждый раз челлендж для нас и уникальный культурологический опыт. И в этом очень помогает знание языков, — объясняет Денис. — Лет пять назад именно «Славянский базар» подвиг меня выучить испанский. Я тогда его не знал, и чтобы пообщаться с представительницей Кубы без переводчика, предложил ее менеджеру такой вариант: «Я подготовлю вопрос на испанском, мы заранее обсудим, что она мне ответит — получится живой диалог».
И вот уже на сцене я задаю тот самый вопрос: «Куба находится так далеко от нас, вам пришлось лететь через океан. Как вы чувствуете себя на белорусской земле?» Но вместо ответа, о котором мы договаривались («Очень хорошо, белорусы такие же солнечные и радостные люди, как и мы»), кубинка выдает эмоциональную речь на несколько минут. Я стою улыбаюсь, пытаюсь держать лицо, но не понимаю ни одного слова и чувствую себя дураком. Люди в зале уже начинают хихикать, потому что видят мои круглые глаза. А мне что делать?
Единственная фраза, которой я тогда смог закончить ее монолог: «Наверное, именно так могла звучать речь Фиделя Кастро в Гаване». (Смеется.)
— И хорошо, если это позитивная ситуация, в которой можно отшутиться, — отмечает Катя. — А буквально в прошлом году был момент, когда самый юный конкурсант вышел на сцену, спел песню про маму, отдал слушателю все, что мог, — и расплакался. И он рыдает, и я рыдаю.
И все наши заготовленные шутки неуместны, когда у человека по лицу катятся слезы, а мы не знаем, какая история за этим стоит. Единственно верное в этой ситуации — обнять. И стоять вот так, обнявшись, проживая этот момент вместе, ровно до оглашения оценок.
— А что по поводу концертов, которые проходят в рамках «Славянского базара»? Ведь именно в их адрес звучит больше всего критики: приезжает только «нафталин» — Киркоров, Газманов, Аллегрова и компания.
— Я расскажу очень показательную историю на этот счет. Несколько лет назад в сборном концерте участвовал один из моих любимых артистов — талантливейший музыкант Майкл Болтон, — вспоминает Денис. — Для меня был чудом сам факт, что он приехал.
Но что мы видим за кулисами, на выходе из гримерок? Огромные очереди за автографами и фото к «Иванушкам», к «На-На»… И скромную фигуру Майкла Болтона, который, никому не нужный и неинтересный, щемится сквозь эту толпу чужих фанатов. То же я наблюдал с Юрием Башметом, Сергеем Жилиным, Гораном Бреговичем. О чем это говорит? О том, что организаторы готовы привозить не нафталин, но людям нужны «Иванушки» и «На-На».
— Вопрос, который висит в воздухе: нужно ли, по вашему мнению, вообще проводить «Славянский базар» в нынешней эпидемиологической ситуации?
— Возможно, это малодушие или мои иллюзии, связанные с телевидением, но меня как раз успокаивала мысль, что конкурсные дни и церемонию закрытия, которые мы должны были вести, транслируют по ТВ, — говорит Катя. — И у людей из разных стран, в разное время, в прямом эфире или в записи, была возможность поболеть за своих, не выходя из дома.
Мне самой в условиях пандемии очень не хватает музыки, той самой поддержки искусством.
Например, я придумала себе, что увижу The Rolling Stones этим летом. Этого не случится, но я посмотрю YouTube-концерт любимой группы — и получу эмоциональную подпитку. И, может быть, кто-то — на Кубе, в Литве или на даче в Беларуси — ради этой самой подпитки посмотрит телетрансляцию «Славянского базара».
— В конце концов, можно задаться целью и найти вариант, при котором меры безопасности будут соблюдены. Например, продавать билеты с учетом социальной дистанции, — делится идей Денис. — На 1-е место, на 4-е, на 7-е — и так далее. Да, это финансовые потери. Тем не менее здоровье людей гораздо важнее. Но главное: приходить на «Славянский базар», смотреть его по телевизору или игнорировать — это, прежде всего, вопрос личного выбора. И он в этой ситуации есть.
«Великий партизанский путь — это очень по-белорусски»
Свой выбор сделал и Денис, когда опубликовал пост, после которого начался его бессрочный телевизионный отпуск. Для многих такая позиция стала сюрпризом. Сам Денис утверждает: его взгляды на вещи не изменились, он не переобувался в воздухе и не стремился получить популярность у оппозиции.
— Денис, в «декабристы» вас записали недавно, а до этого в комментариях не раз звучали упреки в том, что вы «прикорытный ведущий», так как работаете на госканале. Как сами относитесь к этой смене общественных настроений?
— С пониманием. Попадаешь в черную полосу — и ты «прикорытный ведущий, который проедает наши деньги». В белую — и вот ты уже герой. Это маятник.
И работа моя, в частности, заключается в том, чтобы спокойно принимать любое мнение о себе, даже если оно ошибочное, и не пытаться его опровергнуть. Ведь я-то знаю, что в моей природе, в моем отношении к политике, к телевидению, к людям ничего не поменялось. Поменялось только восприятие окружающих.
Денис делится: ему не раз предлагали вести политические программы — и он всегда отказывался.
— Во-первых, это просто не моё. Я знаю, что не смогу делать политические ток-шоу хорошо. Во-вторых, я отдаю себе отчет в том, что если ты работаешь в политической передаче на государственном телевидении, ты будешь обязан отстаивать политику действующей власти. И даже если тебе что-то не понравится и захочется высказаться против, права на это у тебя не будет.
Я думаю, что каждый человек в этой жизни должен определить, король он или шут. Я выбрал себе образ шута, и не хочу, чтобы меня короновали. Это всегда выглядит претенциозно и смешно.
Правда, король, который не понимает, какие обязанности на него возложены, и ведет себя, как шут, выглядит не лучше.
— Как думаете, почему личная позиция ведущего развлекательной программы вызывает столь сильные опасения, что человека отстраняют от работы?
— Если выстроить логическую цепочку, получается так: ОМОН бьет людей; ОМОН на службе государства; государство — это власть. Значит, я высказался против власти? Это единственное объяснение, которое я могу придумать.
По моему мнению, это перестраховка на местах и типичное чеховское «как бы чего не вышло». Цепочка длинная: от руководителя твоего проекта до Администрации президента. И мы никогда не узнаем, на каком этапе и как были интерпретированы мои слова. Может, прозвучало что-то вроде: «Там Дудинский буянит, он за революцию и Майдан!». Так конечно, уберите этого Дудинского. Что нам, других проблем мало — еще этот клоун будет палки в колеса вставлять.
Денис признается: он догадывался о том, что произойдет после публикации поста, но желание высказаться и обида за людей перевесили. А Катя дополняет:
— Для тебя настолько дико и непонятно то, что произошло, что промолчать невозможно. И хоть ты обещаешь всем, что будешь корпоративно этичным и благоразумным работником…
— Но в итоге ты остаешься просто человеком, — продолжает Денис. — В моем случае — мужчиной. И мне как мужчине все равно: это представители ОМОНа бьют людей на площади Победы или гопники — в Шабанах.
Когда ты видишь, что гопник бьет женщину, не время стоять и прикидывать: «Ох, он выше меня на голову и побольше килограммов на 10». Может быть, после ты и задумаешься: «Ай, какой я дурак, куда полез»… А в этот момент — просто делаешь то, что должен.
— Или еще проще… Просишь: «Пожалуйста, остановитесь», — добавляет Катя. — У Дениса позиция более бойцовская и пацанская. У меня она эмоциональная: пожалуйста, перестаньте оскорблять друг друга в соцсетях, перестаньте угрожать расправой тем, кто имеет иное мнение, но главное — я не хочу видеть, как на улицах моего родного города бьют людей. Такая жестокость порождает ненависть друг к другу.
По обе стороны баррикад — люди. Обе стороны совершают ошибки, и не так просто сейчас понять это. Но главное — признаться в них себе, даже если на это понадобятся годы.
Я против «потери человечности» у кого бы то ни было, в том числе — силовиков, выполняющих приказ с особой жестокостью, или людей, готовых на улице вцепиться в диктора новостей из-за бурлящего внутри возмущения. Нам всем нужно оставаться людьми, даже если мешает боль, которая есть внутри каждого.
Мне не нравится, что все, на всякий случай, друг друга ненавидят. Как можно ненавидеть «на всякий случай»? Вот у меня в друзьях по правую руку люди, которые работают на государственных каналах, в театрах, музеях, а по левую — те, кого «не берут» в эфиры и кому недоступны концертные площадки страны, но они создают свое творческое сообщество и свои независимые проекты. Как я могу отречься от кого-то из них?
Или как можно отречься от родственника из-за
того, что у вас отличаются политические или религиозные
взгляды. Ответ на вопрос «за кого
ты голосуешь?» — стоит ли он того?
Для меня — нет.
А вот ответ на вопрос «бросишь ли ты камень?» для меня решает. И я готова отстаивать эту позицию сколько угодно.
Вся история цивилизации об этом: люди, которые ополчаются друг против друга, не могут остаться счастливыми. Я за независимость и против любых объединений, интеграций, но я также очень боюсь войны. Все, чего я хочу, и молюсь об этом: чтобы мы остались цельными и живыми. Вся надежда на нашу историю: великий партизанский путь и мудрость народа — это очень по-белорусски.
«Профессию у нас никто не отберет, честь и представления о мире — тоже»
Главные аргументы оппонентов Дениса Дудинского: «не плюй в колодец» и «не кусай кормящую руку». Денис убежден, что «эти граждане лукавят».
— Отвечу им в том же духе: вы знаете, сколько в этом колодце воды и как она в этот колодец попадает. Это деньги налогоплательщиков, обычных зрителей, — отвечает Денис. — И я не получал на «Беларусь 1» больше, чем люди в проектных бюро или на заводах. Другой вопрос: даже если б мне не платили ничего, я бы продолжал это делать, потому что люблю свою профессию.
А что касается упреков в том, что «телевидение меня воспитало и вырастило»… Все ровно наоборот: телевидение приняло меня на работу, потому что я уже был таким — воспитанным, начитанным и эрудированным.
Что же дает телевидение, если не деньги и «воспитание»? Узнаваемость в определенных кругах и приглашения на корпоративы. Но и здесь надо понимать: если ты плохо работаешь на корпоративах, тебя не будут туда звать, даже если твое лицо мелькает на экране ежедневно. Твоя телекарьера никогда не станет гарантией того, что тебя полюбят люди.
— Будем честны: если ты умеешь хорошо считать деньги, ты в принципе не выберешь сферу культуры, — дополняет Катя. — В ней можно оставаться только по любви. Слова «выгода» в культуре нет, но именно она — символ единства общества и нации.
— А что насчет тех ведущих, которые сейчас активно поддерживают действующую власть и принимаемые ею меры постами в социальных сетях? Здесь тоже нет выгоды, только личная инициатива?
— В этом странно сомневаться, ведь тогда и про высказавшихся против брутальных задержаний тоже можно сказать, что это не личное мнение человека, а «заказ», — отвечает Катя. — Я предпочитаю думать, что это действительно позиция людей. Иначе мы отрицаем ту самую свободу слова, свободу мнения, за которую так боремся.
Другое дело, если в выражении этого мнения ты переходишь на личности. Если ты кого-то оскорбляешь. Если ты лжешь и знаешь, что лжешь, а не заблуждаешься — вот это скверно.
Слепая лояльность к — подчеркну это — любой из сторон выглядит для меня странной. Потому что она исключает твой личный опыт, то, что ты прожил и понял сам — без посторонней помощи и подсказок.
— Как мы выяснили, мнение многих людей о вас поменялось. А что вы сами про себя поняли за время последних событий?
— Я поняла, что мы с Денисом не случайно так подошли друг другу. Мы не терпим простой бытовой несправедливости. Не терпим, когда обижают слабого. Не терпим, когда люди готовы предать свои убеждения ради выгоды. В чем смысл, если потом совесть не дает спать по ночам? Мы так не хотим.
Возможно, дело еще и в том, что мы много путешествовали и видели, как очень богатые, так и очень бедные страны. И как бы ни был велик контраст между ними, мы убеждаемся снова и снова: ощущение полноты жизни и счастья доступно только тем, кто не предает себя.
Профессию у нас никто не отберет, честь и представления о мире — тоже. Может, работы в кадре станет меньше, но значит — где-то прибавится других занятий.
Потеря работы на телевидении не оставила Дениса и Катерину без дела: они ждут открытия границ и , которые организует их семейное турагентство. А еще остается театр: 5-го августа Дудинский снова сыграет Ланцелота .
— Денис, в конце пьесы Шварца, по которой поставлен спектакль, Ланцелот говорит: «Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона». Вы нашли ответ на вопрос: что значит — убить дракона в себе?
— Эта работа действительно начинается с мелочи. Убрать у себя в подъезде, например. Или позвонить в 115, если ты не можешь это сделать сам. Наши «автозаводские» бабушки прекрасно умеют убивать дракона: благодаря им в нашем районе появились нормальные дорожки и лавочки. (Смеется.)
А если серьезно: убить в себе дракона — это не испугаться и озвучить правду. Сказать подонку, что он подонок.
— Дракон — это ведь не мифический враг извне, — делится своими мыслями Катя. — Это качели в нас: между тем самым ощущением «как бы сделать так, чтобы чего не вышло» и пониманием: «Да просто нормально надо сделать, по-человечески».
А нормально — помогать тому, кто нуждается в помощи, не лупить людей дубинками, не оскорблять.
Страшно не то, что ты скажешь это вслух.
Страшно то, что ты сомневаешься, можешь ли ты это сказать. И задаешь себе вопрос: «А что мне за это будет?».
— Я, кстати, сообщил некоторым товарищам: будьте осторожны с лайками в этот период, — смеется Денис. — И кто-то сказал: «Да что за чушь, буду я еще думать об этом». А кто-то написал: «Ой, серьезно? Спасибо, что предупредил!». И добавляют потом: «Блин, я убрал лайк на всякий случай. И отписался на время — без обид». Вот это и есть дракон. Когда войны еще нет, но ты уже в окопе.
— Культурный бэкграунд — Шварц, Высоцкий и компания — помогают переживать трудные времена?
— Конечно! Мы с детства привыкли ассоциировать себя с «хорошими ребятами» и добрыми героями, — делится Катя. — Разве кто-то из нас хотел быть Джафаром из «Аладдина» или Табаки из «Книги Джунглей»? Ну или Драко Малфоем из «Гарри Поттера»?
Конечно нет!
Но в книге сделать выбор между мечом Гриффиндора и стороной темной, но могущественной силы гораздо проще, чем в жизни.
Точнее: зачастую мы даже не понимаем, что тот самый выбор, который был так красиво описан в любимой книге, уже сегодня стоит перед нами. Подашь ли милостыню бабушке в переходе? Не подставишь ли товарища? Выберешь холодный расчет или то, во что веришь?
Каждый день ты должен выбирать, кем хочешь быть. И, кстати, это твое право — быть Малфоем или Джафаром. Но тогда перенимай культурологический опыт целиком и помни про то, что произойдет с этими героями в конце.
Я в последнее время часто думаю о том, что наша гражданская позиция — она тоже родом из детства. И мы собираемся в группы не по интересам, не по статусам, а по своим базовым представлениям о добре и зле. Мы узнаем «своих» по тому, кто протягивает нам руку, когда становится трудно.
Комментарии