«Мы сидели дома у Райкина, и он попросил меня рассказать о моих проблемах с КГБ — в то время я был в опале. Внимательно выслушав, Аркадий Исаакович сказал: «Ой, а я тебе сейчас тоже расскажу, что у меня было...» Я тогда и не знал, что юношей он год просидел в тюрьме за подделку театральных билетов… Но тут подала голос домработница, выдав Райкину: «Помолчите, дайте артиста послушать!»
— Геннадий Викторович, ваш путь на сцену был тернистым, вас не принимали в театральные вузы. В результате вы поступили в инженерно-строительный институт...
— Да, мой путь особенный. Но, видимо, мне было необходимо и суждено его пройти. Я не жалею — ведь на этом пути судьба мне подарила «дивные букеты». Вот я учился в МИСИ. И этот институт свел меня с Аркадием Хайтом, который окончил его за два года до моего поступления
А осенью 1964 года я пришел в ДК МГУ, что располагался в стенах бывшего храма. Это напротив Манежа — теперь там церковь Святой Татьяны, как и было до революции. При ДК имелась эстрадная студия «Наш дом» — здесь под крылом Марка Розовского, Ильи Рутберга и Альберта Аксельрода я формировался как артист. А параллельно в студенческом театре МГУ ставил спектакли , начинали свой актерский путь , Семен Фарада… В ДК регулярно выступали Василий Аксенов, — это была «мекка» шестидесятников. В 1965 году я поступил в Государственное училище циркового и эстрадного искусства. Поэтому некоторым своим коллегам и журналистам я говорю, что воспитывался в другом «лицее». Но нет моей заслуги в том, что у меня другая альма-матер, — так распорядилась жизнь.
Вскоре после окончания училища Аркадий Хайт привел меня на просмотр к Леониду Утесову. В то время Хайт с Александром Курляндским писали для оркестра Леонида Осиповича юбилейную программу «Сорок лет спустя». Когда авторы пришли подписывать договор, Утесов им сказал: «Значит, так, давайте подпишем договор на 1500 рублей. Вы принесете материал, и, если я увижу, что это «шерсть», — мы перепишем договор и изменим сумму». На что остроумнейший Хайт ответил: «Давайте подпишем договор на две тысячи, и если это будет «сатин», то перепишем!» Для программы требовался конферансье, и Аркадий предложил меня. Леонид Осипович, посмотрев мои миниатюры, сказал: «Это я беру!»
— Получается, вы сменили Евгения Петросяна?
— Да, незадолго до этого он ушел из оркестра, оставив Утесову знаменитое письмо. Мне его Леонид Осипович потом со смехом демонстрировал: «Посмотри, что этот чудак (слово Утесов, конечно, сказал покрепче) мне написал: «Трагедия моей жизни в том, что я органически похож на Райкина». Хорошо, что Аркаша этого не знает!»
— А как Утесов стал свидетелем на вашей свадьбе?
— Я Леониду Осиповичу сообщил, что женюсь. Он спросил: «На ком?» Я привел Злату. «Хорошая!» — благословил Утесов. Потом Злата приготовила фаршированную рыбу. Леонид Осипович попробовал и пришел в восторг: «Это правильная рыба!» Видимо, поэтому, когда я его в шутку спросил: «Пойдете к нам на свадьбу свидетелем?» — он неожиданно согласился. Церемония прошла очень комично, потому что регистраторша, увидев Утесова, обомлела, забыла про брачующихся и все свои дурацкие казенные слова произнесла, глядя на своего кумира. А когда закончила речь, подскочила к Леониду Осиповичу: «Как давно вас у нас не было!» Обалдевший Утесов ответил: «Я вообще-то у вас первый раз!» — «Ну приходите почаще!»…Беседую с вами и в который раз понимаю, какой же я счастливый человек! Какие встречи мне подарила жизнь!
— Да, вам довелось общаться, работать и дружить со многими легендарными артистами. Например, с Аркадием Райкиным…
— 1 декабря 1960 года мне исполнилось 15 лет, и я убежал с уроков, чтобы попасть на встречу Аркадия Райкина с представителями художественной самодеятельности Москвы. Она проходила на Большой Бронной, в Доме художественной самодеятельности. Сегодня там опять хоральная синагога, как и было до революции… После встречи с Райкиным я дождался его у машины и сказал, что мечтаю побывать на его спектакле, но вот билеты достать невозможно. И Аркадий Исаакович дал мне номер своего телефона в гостинице. Я позвонил и получил заветное приглашение. Потом уже я ходил на все его московские концерты. А когда сам стал артистом, мы подружились.
За несколько лет до смерти Аркадия Исааковича, в середине восьмидесятых, я пришел на его концерт в ГЦКЗ «Россия». К нему в гримерку не пускали никого, даже министра культуры. И тут появилась Зина — бессменный костюмер Райкина — и при всех сказала мне: «Аркадий Исаакович просит тебя зайти». Присутствующие обалдели. После спектакля я пришел к нему в гримерку, Райкин спросил: «Доедешь со мной до дома?» Он жил в Благовещенском переулке — не так далеко от меня. И я, конечно, был рад его проводить. Выйдя из машины у его дома, я стал прощаться, но Аркадий Исаакович меня остановил: «Давай поднимемся ко мне, потом тебя водитель отвезет». И вот мы у Райкина. Домработница накрыла на стол, после чего не ушла, а села на диван и стала слушать наш разговор. На ужин диетический набор — все пареное, вареное, без соли и специй — есть невозможно. Райкин попросил меня рассказать о моих проблемах с КГБ — в то время я был в опале. Внимательно выслушав, Аркадий Исаакович сказал: «Ой, а я тебе сейчас тоже расскажу, что у меня было...» Я тогда и не знал, что юношей он год просидел в тюрьме за подделку театральных билетов… Но тут подала голос домработница, выдав Райкину: «Помолчите, дайте артиста послушать!» Я думал, что умру, провалюсь от неловкости под землю. Потому что для меня выше Райкина никого нет! Я прошел длинный профессиональный и жизненный путь, видел все: и огромные битком набитые стадионы, и настоящий успех, и хорошие гонорары. Но такого второго артиста, как Райкин, я никогда не встречал. Это гений! Как Паганини…
— По-моему, сегодня вы единственный, кто продолжает и бережно сохраняет традицию жанра, созданного Аркадием Райкиным…
— Все началось абсолютно спонтанно 27 лет назад. И самым первым персонажем в моей коллекции образов исторических лиц стал Иосиф Сталин. В начале декабря 1995 года я ехал по Москве в машине, когда мне позвонила и пригласила на свое семидесятилетие. А поскольку она преподавала на нашем курсе в эстрадно-цирковом училище (за что получила от меня нежное прозвище Училка), сразу заявила, что я не имею права не явиться на ее юбилей. Я стал думать, с чем мне выступать? И вспомнив, какое число она назвала — 21 декабря, сам себе ответил: так это же день рождения Сталина!
— Да, Сталин с Аросевой родились в один день. Ее отец Александр Яковлевич был видным партийным деятелем, дипломатическим работником. И в детстве Олечке Аросевой на аэродроме в Тушино даже довелось сидеть на руках у вождя. Что впоследствии не помешало Сталину расстрелять ее отца…
— Да. Поэтому я перезвонил Ольге Александровне и сказал, какой номер придумал, но мне нужно ее согласие, потому что я знаю историю ее семьи. Аросева ответила, что не возражает против моей идеи, так как те трагические события произошли около шестидесяти лет назад… С идеей выступить от лица Сталина я пришел к своему другу — сатирику Аркадию Хайту. Но он сказал, что ничего не получится. Сталин — слишком мрачная фигура, вряд ли с его образом можно придумать что-то смешное. Но я не сдался и обратился к Григорию Горину, и тот согласился мне помочь. И вот буквально накануне юбилея Аросевой, 19 декабря я позвонил Горину с вопросом, написал ли он чего-нибудь. Гриша схватился за голову: «Совсем забыл!» — «Давай так, — предложил я. — Сегодня еду на день рождения Галины Волчек, а после зайду к тебе. Но от тебя я должен уехать с монологом!» Ночью я был у Горина, и к половине третьего все было готово. В 9 утра следующего дня я приехал к Хайту. Хотел показать плоды наших с Гориным ночных бдений — посоветоваться. Аркадий, послушав монолог, честно признался, что прокололся — был не прав. Мы добавили кое-какие детали. После чего я поехал на дачу, там включил сауну и сказал себе: «Пока не выучишь — из сауны не выйдешь».
На другой день, готовясь к выступлению, я просидел в гримерке Театра сатиры около двух с половиной часов. Юбилейный вечер уже начался, и я в образе Сталина вышел в кулисы послушать выступающих. Конечно, никто не знал, кто скрывается под гримом — ведь это был сюрприз и мой первый подобный опыт. За кулисами один артист, не буду называть фамилию, устроил скандал по поводу того, что он не может так долго ждать своего выхода. Притом что рядом с нами спокойно ждали своей очереди Юрий Владимирович Никулин, Толя Ромашин — кстати, в гриме Николая II. Тогда я строго посмотрел на этого недовольного и тихо, но жестко, с акцентом сказал ему: «Вы пойдете в свое время, или вы отсюда никуда не выйдете». Артист мгновенно присмирел, затих, и скандал прекратился.
С гримом Сталина связана еще одна история, случившаяся позже на юбилее Сергея Владимировича Михалкова в Кремле. Мимо меня пробегал и как-то с оттяжкой сказал: «Здравствуйте, Иосиф Виссарионович». Я посмотрел на него и спросил: «Как ваша фамилия?» Он игру принял: «Швыдкой». — «Вы кем работаете, товарищ Швыдкой?» — «Министром культуры». Я тяжело вздохнул и уточнил: «Нашей?» Он начал смеяться. На что я заметил: «И до сих пор живы?!»
— После Сталина вы сыграли на сцене десятки, если не сотни исторических персонажей, и коллекция ваших образов по сей день пополняется.
— Да, все начиналось с юбилеев. Как-то замечательные ребята из «Квартета И» пригласили меня на свое 15-летие. Я вспомнил про одного интересного человека, с которым познакомился во время съемок сериала «Моя прекрасная няня», — Сергей Плотов был в команде авторов-сценаристов. С тех пор я не раз сталкивался с его стихами и сатирой — и мне они нравились. Я предложил Сергею сделать что-то вместе для юбилея «Квартета И». Так появился номер по мотивам басни Крылова «Квартет» — естественно, с совершенно новым текстом. На сцену я вышел в гриме самого Крылова. И с тех пор мои выступления «в образе» приобрели более-менее регулярный характер. Например, Галину Волчек я поздравлял с юбилеем в образе Раневской. Чтобы перевоплотиться в Фаину Георгиевну, мне пришлось провести на гриме около пяти часов…
— А я не могу забыть, как на столетии Владимира Зельдина поздравить его на сцену поднялся… Зельдин!
— Да, было очень смешно. Юбиляр уже плохо видел — все-таки сто лет. Растерянно посмотрев на меня, он тихо спросил: «Ты кто?» А я тихо, но в микрофон ответил: «Я — это ты!» Зал взорвался аплодисментами… Самое поразительное, что эти вроде бы одноразовые выступления имеют большой резонанс, а благодаря видеосъемке живут по сей день. Большинство можно увидеть на моем Youtube-канале.
— Вы упомянули Галину Волчек. Дружили с ней?
— Не помню, как мы познакомились, но дружба у нас была очень тесная. Я бы сказал, что с Волчек мы были звездными братом и сестрой. У нас с ней все совпадало по гороскопу — мы оба родились в декабре, но с разницей в 12 лет. Не раз и отдыхали вместе. Впервые — сорок лет назад в Кисловодске, в санатории имени Орджоникидзе. А уже в наше время вместе ездили в Баден-Баден. У нас была небольшая, но представительная делегация, включающая и Валентина Иосифовича Гафта. В дороге Галина Борисовна очень радовалась, что договорилась с гостиницей на большие скидки. Мы разошлись по номерам. Но размеры комнаты, в которой я оказался, меня несколько удивили. В этот момент ко мне влетел со словами, что не бывает номеров меньше лифта! Все, включая саму Волчек, конечно, поникли. Но постарались примириться с нашими «апартаментами» и сосредоточиться на отдыхе и общении. Когда мы вернулись в Москву, тайну наших номеров прояснила моя жена. Оказывается, в этой гостинице испокон веков проживали богатые люди со своей прислугой. И лакеев селили в этих крохотных комнатках... Супруга подытожила: «На этот раз в гостиницу приехала одна обслуга, без хозяев».
— Как складывалось ваше общение с любимцем нации Юрием Никулиным?
— С Юрием Владимировичем у нас были нежнейшие отношения. Он один из самых светлых людей актерской профессии. Хотя я не очень высокого мнения о характере актеров, включая себя самого. Как минимум эта профессия превращает людей в нарциссов. Никулин же был редким исключением. В девяностые годы планировался юбилей одной очень серьезной строительной организации, и ее руководитель попросил меня уговорить Никулина принять участие в праздничном концерте. Я пришел к Юрию Владимировичу в цирк — озвучил приглашение. Он спросил: «Сынок, а деньги платить будут?» — «Конечно, Юрий Владимирович». — «Это очень хорошо, потому что я тебе дам счет организации, которая занимается помощью ветеранам цирка, — пускай туда мой гонорар перечислят». Этого его поступка я забыть не могу…
— Противоположностью Юрия Владимировича был Евгений Александрович Моргунов.
— Он был очень неглупым человеком, но бесконечно циничным, наглым, даже бесстыдным. Моргунов — пример того, как себя не надо вести в жизни, и этим он для меня ценен. Мы с ним снимались в «Ералаше». Но у этих съемок была очень драматичная для меня предыстория, с Моргуновым не связанная. В конце 1983 года меня «закрыли» — лишили работы. Случилось это после моего телевизионного выступления с миниатюрой «Письмо генералу». И до такой степени со мной обошлись жестко и несправедливо, что стало понятно — это чисто ведомственные обиды, инициатива шла из недр КГБ. Что, собственно, впоследствии и подтвердилось: я читал переписку Комитета госбезопасности СССР с ЦК КПСС, касающуюся моего дела… По иронии судьбы через 24 года после тех событий меня пригласили выступить на юбилее НКВД, КГБ и их преемницы ФСБ в Кремлевский дворец, причем просили прочесть именно миниатюру «Письмо генералу»...
Но вернемся в 1980-е. Я сидел без работы, и вдруг позвонил Боря Грачевский: «Есть идея снять сюжет «Ералаша» — пародию на итальянский фильм». Назывался выпуск «40 чертей и одна зеленая муха». Делать нечего, я согласился. Моим партнером стал — я играл молодого учителя (мне тогда было 38 лет), а он — директора школы, в которой учатся одни хулиганы. Сниматься нужно было, произнося итальянские слова. Язык Моргунову не давался. И тогда для него русскую транскрипцию итальянских слов стали писать огромными буквами на ватманах, которые развешивали за кадром. Среди прочих была фраза «Э пенса но лоро», и когда прозвучала команда: «Мотор!», Моргунов поднял глаза на шпаргалку и крикнул «Иль пенисом Лору». Съемка остановилась — все попадали от смеха.
— Борис Юрьевич мне рассказывал, что на съемках этого сюжета случилось ЧП — ваш костюм загорелся!
— Была сцена, в которой ученики бросали в меня бомбочки. И пиротехники что-то не рассчитали, костюм на мне загорелся. Но меня быстро потушили. Это не было так трагично, как инцидент, произошедший со мной на съемках дипломного фильма режиссера Евгения Цымбала «Реквием по филею». Было это в 1985 году. попросил помочь начинающему режиссеру придумать дипломный фильм. Я вспомнил про рассказ Михаила Городинского «Реквием по филею». Помню, прогуливаясь по Трубниковскому переулку, я рассказывал Цымбалу, как нужно снять одну сцену. В ней мой персонаж выходит с работы из магазина, вынося под плащом кусок мяса, и страшно боится, что его засекут. Я придумал, что на нервах у героя начинаются видения: ему кажется, что все прохожие — в милицейских фуражках, все подозрительно и с укором смотрят на него. Заканчивался кадр тем, что женщина-милиционер катит навстречу моему герою детскую коляску, в которой сидит ребенок в милицейской фуражке, и у него во рту вместо соски — свисток. Зритель слышит звук свистка, перерастающий в вой сирены «скорой помощи». В следующем кадре мой герой лежит на операционном столе — из него извлекают украденный кусок мяса. Выслушав все это, Цымбал посмотрел на меня и сказал: «Во-первых, это какой-то Хичкок. А во-вторых, у нас нет такого бюджета…» И представьте теперь мое изумление, когда совсем скоро не моего героя, а меня самого под вой сирен повезли в институт Склифосовского на операцию… Во время съемок рухнула стеклянная витрина, и осколки изрезали мне всю спину.
— Ужас... С вами еще случались такие мистические истории?
— Много. И те, кому интересно познакомиться с этим поближе, могут посмотреть на моем Youtube-канале документальный фильм под названием «Мистический автопортрет». Вообще, я очень суеверный. И чем дольше живу — тем отчетливее понимаю, что в книге судеб написано все, и касающееся лично тебя, и того, что тебя окружает.?
— Сегодня ваш канал весьма популярен. Что вас подтолкнуло на его создание?
— Два с половиной года назад мой товарищ, очень творческий человек, Михаил Шейнин сделал мне предложение по поводу организации Youtube-канала. Я и не предполагал, что этот проект окажется для меня таким интересным. Теперь я должен регулярно готовить видеоматериалы, которые каждую пятницу мы выставляем на канале. Это подстегивает — когда понимаешь, что расслабляться нельзя. В результате удалось структурировать практически все мое сценическое эстрадное прошлое. Кроме архивов, мы выкладываем абсолютно новые видео, в которых я в формате монолога рассказываю истории своей жизни, вспоминаю людей, с кем мне посчастливилось дружить и работать. Я очень благодарен всем, кто принимает в этом участие: и съемочной группе, и мозгу проекта — Михаилу Шейнину.
— В кино вы работали не очень много. Но вам повезло сниматься, например, у Эльдара Рязанова, дружить с ним.
— В ноябре 1977 года перед своим пятидесятилетием мне позвонил Эльдар Рязанов с предложением выступить у него на юбилее. С тех пор мы стали тесно общаться. Однажды он пригласил меня, чтобы показать сценарий. Там среди прочих был персонаж по фамилии Хазанов. Эльдар Александрович объяснил, что они с Эмилем Брагинским эту роль писали специально для меня, поэтому не стали тратить время на поиски другой фамилии. До сих пор не могу себе ответить, почему я отказался сниматься в этой картине. Тот редкий случай, когда интуиция меня подвела. Сценарий назывался «Гараж». Рязанов, когда услышал мой отказ, был, конечно, в шоке. И эта «моя» роль досталась Брониславу Брондукову. Но я предложил Эльдару Александровичу интересный вариант финала для его фильма: пайщикам неожиданно сообщают, что никакого гаража не будет, а на этом месте раскинется профсоюзное кладбище, и нужно срочно подавать документы, чтобы встать «на очередь»… Мой отказ Эльдар Александрович, конечно, запомнил, и на протяжении последующих лет предложений на съемки от него не поступало, хотя мы продолжали по-дружески общаться. Но в 1999 году он мне позвонил со словами: «Слушай, это, наверное, мое последнее кино. Ты не можешь мне отказать…» Эту его «феньку» я знал — подобными словами Рязанов начинал работу над каждой своей картиной последних десятилетий. Но отказываться я не стал. Сценарий назывался «Тихие омуты». Я сыграл персонажа по имени Павлик. Правда, от моей роли мало что в фильме осталось — Рязанов ее сильно порезал при монтаже.
— В уходящем году у вас был творческий юбилей — 25 лет вы возглавляете Московский государственный театр эстрады.
— Да, но пока он закрыт на капитальный ремонт. Зато сейчас я играю три спектакля в других театрах. «Американские горки» с Анной Большовой — в «Ленкоме». Это уже второй мой спектакль в этом театре — прежде я участвовал в «Городе миллионеров». В Театре Вахтангова играю с Алексеем Гуськовым «Фальшивую ноту». А в антрепризном Театре Антона Чехова под руководством Леонида Трушкина играем с Федором Добронравовым и с Александрой Розовской спектакль «Спасатель». 18 февраля во Дворце на Яузе состоится премьера спектакля Леонида Трушкина «Трое в парке, не считая собаки». Здесь я партнерствую с Ольгой Остроумовой и Мариной Ивановой.
— «Игроки-XXI» Сергея Юрского — это ваш первый драматический спектакль?
— Да. В 1991 году я пришел на вечер, посвященный 80-летию со дня рождения Аркадия Райкина. Там ко мне подошел Сережа Юрский: «Хочу к тебе приехать — есть разговор…» И вот мы сидим у меня на кухне, и Юрский рассказывает, что есть идея — создать на базе МХАТа первый в истории новой России антрепризный спектакль с театральными корифеями в главных ролях. И вдруг предлагает в этом проекте роль и мне! Я, услышав фамилии, даже не спросил ни кого мне играть, ни сколько будут платить. А сразу ответил: «Конечно, да!» В то время еще ничего про драматическую сцену не понимал — это был мой дебют. Я понимал, что Юрский, скорее всего, кого-то другого рассматривал на мою роль, но что-то не срослось. Но для меня это не имело никакого значения. Так я стал партнером Евстигнеева, Невинного, Калягина, Филатова, Теняковой…
Однажды на репетицию, а они шли во МХАТе, пришел . Мы стали свидетелями их очень нежной встречи с Юрским — ведь оба работали в Ленинграде у Товстоногова. Когда был объявлен перерыв, в фойе ко мне подошел Смоктуновский, положил руку на плечо и сказал: «Геночка, вы же знаете, как я вас люблю. Не слушайте Сережу — он ничего в этом не понимает». Сегодня могу сказать, что Сергей Юрьевич во многом был «конструктор», а не артист или режиссер. Выходя на сцену, он не мог оставить за кулисами свой «рациональный мешок». А вот Слава Невинный и были «птицами», которые парили в своей актерской игре, не обремененные ничем. С двумя этими артистами я очень сдружился. Последний Новый год в своей жизни Евгений Александрович отмечал у меня дома…
Один из спектаклей был назначен на 1 марта 1992 года. Накануне я позвонил вице-президенту России Александру Руцкому: «Саша, Евгений Евстигнеев скоро уезжает на операцию, приходи посмотреть спектакль...» Руцкой пришел. После спектакля на своей машине я подвез Евстигнеева до его дома. Попрощавшись, он пошел к подъезду, потом вдруг оглянулся, вернулся к машине, с надеждой посмотрел на меня и произнес: «А может, обойдется без операции?» На следующий день он улетел в Лондон и живым не вернулся...
Дружба со Славочкой Невинным оставила неизгладимый след в моем сердце. Когда я смотрел на Невинного — любовался его душой. Общаясь с ним, я понял, что нельзя делить людей по национальной принадлежности, их можно оценивать только по личным качествам. По теплу человеческому, по скромности — я не встречал людей, равных Славе. Себе я повторял: «Посмотри, какого дарования человек и какой скромности при этом. Смотри и, если можешь чему-нибудь научиться, учись!» И мне очень жаль, что в Москве до сих пор нет мемориальной доски Вячеславу Невинному — а он этого достоин!
Вообще, с партнерами в профессии мне очень повезло. Как и с партнершами. Судьба подарила встречи с замечательными Марией Ароновой, Ингой Оболдиной, Аней Большовой, Инной Чуриковой, Ольгой Остроумовой, а в телеспектакле «Бред вдвоем» я снимался с Лией Ахеджаковой. Когда Лия пришла ко мне домой, практически в точности повторилась история с райкинской домработницей. Моя покойная теща, увидев артистку, которую обожала, потеряла дар речи. На что я ее спросил: «Дуся, а чего вы так возбудились? Все-таки у вас и зять не вахтером работает». — «Нет, — сказала теща. — Ты — совсем другое. А это же Артистка!»
Дело в том, что эстрадный артист — это жуткое клеймо. Эстрадный артист — не артист, а застывшая фамилия. Артиста, который выходит на эстраду, ни зрители, ни режиссеры, ни другие артисты уже никак по-другому не воспринимают.
— Но вам удалось сломать стереотип!
— Почти… Я, конечно, пережил сложную метаморфозу в своей жизни. И прошел через это абсолютно осознанно, мучительно и болезненно, преодолевая неприятие общества. Но это был путь на волю! Любая публичная профессия делает человека очень несвободным, а актерская профессия вдвойне. Причем для эстрадного артиста эта степень несвободы удесятеряется. Вообще, массовый успех нельзя воспринимать только как большой подарок. Это большая опасность для твоей будущей жизни.
— Геннадий Викторович, мечты сбываются? Вы же хотели стать драматическим артистом, и у вас получилось!
— Я мечтал стать артистом! Когда в 1978 году в Театре эстрады вышел мой спектакль «Мелочи жизни», поддержать меня пришла мой педагог из циркового училища, актриса Театра сатиры Надежда Ивановна Слонова. Закончилось первое отделение. По служебной лесенке за кулисами Надежда Ивановна спускалась покурить, а я провожал ее. Вдруг она остановилась, посмотрела на меня внимательно и сказала: «Гена, я тебя поздравляю — ты начинаешь становиться артистом». А я к тому времени уже собирал стадионы, дворцы спорта… Никогда не забуду этой фразы. Я согласен с моим педагогом — на этой дороге нет остановки. И человек, который думает, что он всего уже достиг в профессии — все знает и понимает, считайте, умер как артист. Хотя это касается не только артистов…
А возвращаясь к вашему вопросу, повторюсь, что я верю в судьбу. Значит, было суждено, чтобы я родился именно здесь и чтобы состоялся как артист. Чтобы именно так сложился мой путь: со своими радостями и горестями, чувствами и мыслями. Это и есть коктейль под названием жизнь.
Комментарии