Белорусских артистов — по именам и уж тем более песням — знают далеко не все местные жители. Но Искуи Абалян по голосу узнают даже те, кто редко интересуется отечественной музыкой: у певицы действительно запоминающийся тембр.
В преддверии большого концерта Искуи во Дворце Республики LADY решила встретиться с артисткой. О продаже билетов через профсоюзы, курьезах во время выступлений и, конечно же, о семье — в нашем откровенном разговоре.
С Искуи мы встретились в разгар отбора представителя Беларуси на «Евровидение». И не могли не спросить:
— Почему вы никогда не участвуете в национальном отборе на «Евровидение»? Некоторые ваши коллеги годами его штурмуют.
— Я же один раз участвовала! Это было лет 9−10 назад. В тот год заявку не подал только ленивый: на отборе были пародист и артист разговорного жанра Сергей Кравец, и даже, если не ошибаюсь, Александр Солодуха.
Мы с шоу-балетом RadicalFashion — одним из лучших коллективов нашей страны — сделали очень оригинальный номер, но он даже не вышел в финал. Наверное, жюри не понравилась сама песня. Это была очень драматичная композиция «Любовь как война», но, признаюсь откровенно, «сырая»: песня только родилась, нигде не звучала
Мне всегда казалось, что народные голосования, совмещенные с экспертной оценкой, — оптимальные. Уже потом, когда меня стали приглашать в жюри, я пришла к выводу, что эти народные голосования чаще всего накрученные. И как эту машину остановить, я не знаю.
У меня только один вопрос: для чего тогда делать отбор? Сразу объявите: мы уже знаем, кто представит страну на «Евровидении», но вы можете выступить как своего рода номинанты. Если выбор сделан, обрисуйте это по-другому, зачем оскорблять надежду артистов и их вложения? Вы же понимаете, что нет у нас того шоу-бизнеса, о котором все говорят. И очень сложно создавать такие номера, которые на уровне отбора могут повлиять на мнение жюри. Поэтому многие стали просто показывать песню. И если она понравится, вкладывать средства и «одевать» номер. Чтобы не прогореть.
Я считаю, что нужно что-то менять. Например, сразу озвучивать фаворита и другую форму участия остальных артистов в финале. Если бы мне презентовали это так, я бы сказала: «Нет, не хочу в этом участвовать». Или, напротив, подала бы заявку ради спортивного интереса, ведь мне хочется постоять на сцене, хочется получить этот драйв, сорвать аплодисменты… Вдруг они будут громче, чем у того, кто едет на «Евро»? (Смеется.)
А пока все так, как есть, участвовать я не планирую. Не подам заявку и потому, что у меня не родилась пока песня, которая могла бы состояться, выстрелить. И еще потому что я не в контакте с теми людьми, которые влияют на принятие решения в кулуарах. А кулуарная история на самом «Евро» ого какая.
— Как думаете, почему белорусы не могут взять высокие места, как это сделал когда-то Колдун?
— Понимаете, Димка Колдун — он сам по себе какой-то космический. У него столько всего в голосе, он настолько величественный — в росте, в поведении… И в то же время у него есть какая-то доступная простота, понятная субординация и лоск. Он профессионал высочайшего уровня, на мой взгляд. Ну и, конечно, Филипп Киркоров, который его готовил, — очень опытный игрок на площадке "Евровидения". Он как раз один из тех, кто довольно эффективно общается в кулуарах.
— А с участниками, которые ездили от Беларуси в другие годы, что не так?
— Я не берусь судить. Но, может, это нам кажется, что с ними что-то не так, а на самом деле все нормально с этими исполнителями? Ведь почему-то у того же Димы тут не сложилось. Давайте с этого и начнем: почему здесь песни наших артистов недостаточно хороши? Почему Герман пишет для Стаса Михайлова, Лолиты, Королевой — и это круто, это хит. Но когда Герман пишет такой же хит белорусскому исполнителю — это «ну не то». Или вспомните прошлогодний отбор: какая была потрясающая песня у Кирилла Гуда! Она целый год звучит на радиостанциях, и никто не верит, что это наш парень. Вот как эта песня могла не пройти? Потому что это белорусский артист и сделано это в Беларуси? А если бы эту же песню пел, скажем, Тимати, это было бы очень круто?
— Думаю, это риторический вопрос.
— В том-то и дело. У нас очень много работоспособных ребят, которые умеют делать свое дело. Которые работают в буквальном смысле вопреки: очень много рамок, условностей возникает на их пути.
Одному пройти сквозь это очень сложно, нет возможностей реализоваться. Вот вы можете сказать, где сейчас артист может себя показать? Очень сильно урезали количество музыкальных программ, к сожалению. Не выделяют бюджет, не хотят вкладывать в культуру, продвигать артистов. При этом все хотят слышать треки с отличной аранжировкой и видеть красивую картинку: наряды, эффектную подтанцовку, шикарный свет на площадке, где света нет. Видимо, это все должно делаться по дружбе. Но так не бывает, все стоит денег.
Смотрю набирающую обороты украинскую премию М1 и радуюсь за коллег. Несколько лет назад там было то же, что и у нас: никто не верил в своих артистов, все слушали только продвигаемое с востока. Но в какой-то момент возник вакуум на эстраде. Затем очень осторожно, неуверенно, но упрямо провели первую свою премию. И что в итоге? Через несколько лет все преобразилось. Появились новые имена, проекты, любимые своим зрителем. Вспомнились старые имена, и, оказывается, они очень даже ничего. Все заработало!
Я не призываю перекрыть дорогу коллегам из соседней страны, нет. Но факт остается фактом: все должно быть сбалансировано, иначе рассчитывать не на что.
Не понимаю, откуда возникло такое неуважение к белорусским исполнителям. И ничего ведь в худшую сторону не поменялось. Напротив, музыка стала свежее, разнообразнее, появилось много молодых, интересных артистов. Качество музыки и исполнение зачастую выше, чем у соседей, на порядок.
— Видимо, изменился зритель. Вспомните того же Киркорова: чтобы заполучить молодую аудиторию, он решил хайпануть. А как завоевываете аудиторию вы, кстати?
— Я — как это правильно сказать — профан в этом вопросе. (Смеется.) Абсолютно не умею высасывать из пальца какие-то истории, чтоб удержаться на плаву. Может, не доросла до этого? Мне интересно меняться в музыкальном плане, возможно, во внешнем виде, но не изменять себе. Для меня важно, как меня воспринимает моя аудитория, и мне комфортнее быть такой, какая я есть.
— Александр Солодуха не единожды признавался, что сам звонит председателям профкомов и предлагает билеты на свои выступления. Многие думают, что на концерты белорусских артистов только так и приходят…
— Cаша прямой, искренний человек, и я вам открою «страшную» тайну: если выступает не мировая рок-звезда, представители концертной площадки сами обращаются к профсоюзам, чтобы заполнить зал. Пишут по 300−400 писем. В том числе и когда дело касается известных российских артистов, которых каждую субботу активно рекламируют по ТВ. Если оповещать людей не будут, организатор элементарно потеряет деньги!
Конечно, спасибо профсоюзам, что они своим работникам помогают посетить развлекательные мероприятия. Российский это исполнитель или белорусский, неважно. Но порой это все приобретает странные, на мой взгляд, формы.
Недавно вот писали, что в Берестовице на выступление одного российского певца билеты стоимостью в треть зарплаты работника колхоза выкупали все близлежащие хозяйства. По такой же схеме этот артист проехался и по остальным районным центрам. Более того, в этом году он вернулся к нам снова. А когда мои белорусские коллеги пытаются организовать свое выступление в районном центре, им говорят: нам надо еще российскую звезду продать, денег нет!
У меня вопрос: чем белорусский производитель популярной музыки отличается от любого иного производителя в нашей стране, в любой другой отрасли? Здесь ведь тоже работают законы рынка: запретительные меры, протекционизм, финансирование…
Когда мне задают вопрос: «Расскажете о вашем шоу?» — я опасаюсь говорить в превосходных степенях. Я вообще не называю это шоу. И заявлять, что «это не хуже, чем у Ани Лорак» никогда не стану. Да, работает много людей. Да, будет очень красиво и будет только живой звук. Это вопрос уважения к слушателю, который пришел на выступление.
— То есть без пре-рекорда?
— А что это? — с удивлением спрашивает Искуи.
— Это когда артист особо сложные части композиции записывает в студии — с некоторыми погрешностями, чтобы звучало «натурально». А на концерте эта запись частично заменяет звук с микрофона.
— Нет, у нас разве что бэк-вокал есть. (Улыбается.)
— То есть не боитесь, что не попадете в ноту?
— Для того, чтобы попадать в ноты, мы репетируем. И потом, у нас в концерте все прекрасно смогут сымпровизировать, если что. Это же живые люди, они и слова могут забыть — бывает, увы! И у меня так было на одном из выступлений.
— И что делали?
— Начала хохотать! Причем это была песня, мной написанная. Да, иногда мы забываем текст, и что? Артисты же не машины. У зарубежных исполнителей есть огромные экраны с бегущей строкой, они всегда видят свой текст. А у нас не всегда есть возможность использовать эту технику.
— Недавно вы получили звание заслуженного артиста РБ. Но в одном из последних интервью как-то холодно это прокомментировали: мол, приятно, что заметили. Неужели это все эмоции?
— Ну я уже большая девочка. (Улыбается.)
Я никогда не упиваюсь своими достижениями. Когда мы пишем новую песню и она принимается слушателем на ура, я испытываю восторг, а потом включаю рабочий режим и иду дальше. У меня нет ресурсов, энергии, чтобы все время радоваться, как детеныш, успехам, которые для меня, скажу откровенно, были ожидаемыми. Я же знала, что подаются документы, понимала, к чему идет. И я на самом деле ценю то, что на государственном уровне моя кандидатура не вызвала никаких сомнений. Но сколько ж можно этому радоваться?
— Очевидно, сейчас у вас много работы, репетиций. Удается уделить время семье?
— Да! С младшей дочкой вот по 3−4 раза за ночь вижусь: мама, укрой меня, дай другого зайчика. (Смеется.) Если серьезно, я всегда стараюсь выкраивать время на семью, потому что это моя опора, это мой воздух.
— Недавно узнала, что ваша старшая дочь Ксюша уехала учиться в Москву. Признайтесь: как отпустили?
— Легко! Во-первых, она уже совершеннолетняя. Во-вторых, если человек чего-то хочет, почему я должна вставлять палки в колеса? Она забрала документы из местного вуза, поехала поступать.
Я сама уехала из дома в 19. И считаю, что моя дочь уже достаточно взрослый человек, чтобы самостоятельно ориентироваться в пространстве и понимать, чего она хочет. Невозможно же все время держаться за юбку мамы и брюки папы, да? Нужно куда-то двигаться. Ксюша вступила во взрослую жизнь, и это нормально.
У нас были дискуссии: а что если там не получится? Может, надо здесь сдать экзамены, чтобы вернуться не в пустоту? Но она была так нацелена на поступление в Москву, что даже не оставляла себе никаких шансов на заднюю передачу. Я очень ценю это ее упорство и упрямство.
— Младшую, Соню, вы родили в 44. Как отреагировали ваши близкие на желание вновь стать мамой?
— Если честно, я очень благодарна моему окружению, друзьям, родителям. Ни одного слова, которое могло бы подкосить меня, вселить неуверенность, я не услышала ни от кого. Представляете, какие прекрасные люди меня окружают? (Улыбается.) Я видела столько радости в глазах, столько слов поддержки получала и комплиментов! Говорили, я так прекрасно выгляжу, что мне нужно все время беременеть. (Смеется.) И я видела, что это была не лесть.
— Не пришлось столкнуться с послеродовой депрессией?
— Пожалуй, нет. Зато был какой-то жуткий недосып. Я ведь фактически не была в декретном отпуске, продолжала работать. И к ребенку приходилось вставать каждую ночь. Так накапливалось… Спасибо родителям моего супруга: когда мы приезжали в гости, они давали мне выспаться. Забирали Сонечку утром, выходили росу встречать. (Улыбается.) Такая помощь дорогого стоит.
— Кстати, о супруге. Брак в зрелом возрасте — это испытание?
— Да, конечно. У каждого были свои привязанности, своя манера поведения в семье, свои ценности, капризы. Шутка ли: мы прожили по 15 лет в других семьях! Было очень непросто. У нас был долгий период адаптации, мы вместе через многие вещи прошли: ссорились, мирились, договаривались. И, оказывается, все не так страшно. Если любишь человека, можно подстроиться, нужно лишь набраться терпения.
— А как вы объяснили Ксюше, что у вас будет новый муж?
— Ксюше было почти 15 лет, она уже многое понимала сама. Она правильно все оценила и приняла мой выбор.
— Чувствуете себя счастливой женщиной?
— На самом деле счастье — оно в каждом дне. Человека делает счастливым то, что он, просыпаясь, чувствует себя здоровым, может делать то, к чему у него лежит душа. То, что он радуется возможностям, которые перед ним открываются. Что имеет возможность разговаривать с людьми, получать обратную связь. Что может прийти в магазин, купить то, что радует его глаз и желудок. Счастье — вот правда — в каждой минуте! И я рада, что к этому пришла.
Комментарии