Популярный актер и режиссер — о благословении Аллы Суриковой, восприятии возраста и сексе в СССР
Александр Мохов умело совмещает съемки в кино с работой в театре. Он известен не только как актер, но и талантливый режиссер. Причем в эту профессию пришел спонтанно: его первую постановку оценил сам Олег Табаков
- За то время, что вы в профессии, она сильно изменилась на ваш взгляд?
- Не профессия изменилась, отношение к ней. К сожалению, у молодого поколения отношение стало несколько меркантильное, коммерческое. Они считают: закончил высшее творческое учебное заведение, снялся, дай Бог, в двух-трех проектах, где-то лицо засветилось — все, уже владею профессией! Вот в этом смысле поменялось. Раньше спектакль репетировали в театре полгода, год, а сейчас намного быстрее, хотя театры все же имеют возможность репетировать.
- Но больше, чем в кино?
- Да, конечно, но почему-то все равно месяц-полтора и все, надо выпускать. Идет конвейер. Что-то иногда выстреливает, но вот как раньше, грандиозных в хорошем смысле, кричащих премьер, не знаю. Я люблю театр как зритель, и раньше на меня даже студенческие спектакли производили грандиозное впечатление. Ну и в кино сейчас подготовительные съемки минимальные, до минимума сократили смены и постпродакшн. Идут дикие переработки у многих, люди устают, они уже не хотят работать. Хотя, с другой стороны, и когда фильмы дорогие, много смен, большая подготовка, не всегда есть результат. В кино и в театре для меня очень важен результат. Но важнее процесс, потому что я каждый день иду на работу. Это моя жизнь, если я буду каждый день загнан и не получать удовольствия, зачем мне нужна такая работа? Если так, то лучше я уйду на пенсию, буду ковыряться в грядках.
- Как это: ощущать себя актером, режиссером, к мнению которого прислушиваются молодые?
- Ну, это ответственность большая, у меня уже третий курс в университете актерский. И вы знаете, как они боятся что-то не уметь! А я не боюсь приглашать их в театры на репетиции, чтобы они видели, как их педагог (а в тот момент артист Александр Мохов), репетирует, что-то у него не получается, ему делают какие-то замечания. Конечно, это колоссальная ответственность, тем более, мы каждый раз сдаем новый экзамен в качестве режиссера, актера, педагога. Вот мы сейчас сделали спектакль и поняли, что у нас тут успех — значит, сдал экзамен.
- Вы долго шли к режиссуре, чего-то боялись?
- Нет, у меня просто это получилось спонтанно. Я тогда служил в Театре Табакова почти 25 лет. И понял, что мне стало неинтересно сидеть в гримерках или за кулисами что-то обсуждать. Я всегда говорил недовольным: ну идите, сделайте сами. И я первый спектакль просто по фарту создал. Был неслабый драматург, я уговорил актеров, мы репетировали ночами. Я сам придумал декорации, музыку. Показал этот спектакль Табакову — он взял его в репертуар. Так случилось мое крещение. Но я принципиально просил потом на афише не писать режиссер, а просто постановщик. На тот момент я не кокетничал, нет, я понимал, это какая-то бездна. Потом поставил второй спектакль «Кукла для невесты», он шел 18 лет, пока его недавно не сняли. Ну наверное, актеры уже повзрослели для своих ролей.
Этот спектакль увидела Алла Ильинична Сурикова, а мы с ней дружны, вот она и предложила мне снимать кино. Я, правда, поупрямился, дескать, кинорежиссер — это вообще другая профессия. Она сказала, что у меня спектакль поставлен, а это считай, что он смонтирован. Потом тоже было боевое крещение с фильмом, я стал изучать для себя ремесло, технологию. И так вот я этот «счастливый билет» вытащил. Сначала сам сделал спектакль, а потом Алла Ильинична предложила кино создать. И мне понравилось. Потом я уже говорил: хорошо, пишите на афишах режиссер. Хотя я понимаю сейчас, что мое поколение уже не успевает за новыми технологиями. Молодые режиссеры настолько креативные! Мне нравится работать с компьютерной графикой, что-то я сам предлагаю, но я понимаю, что не успеваю за прогрессом, честно скажу.
- Но современными гаджетами владеете?
- Это да, я без них не могу. Как я носить буду все сценарии, литературу? У меня лежит в рюкзаке планшет шикарный, дорогой, 500 гигов памяти. Там я пишу, для меня это необходимость.
Думаю, технологии придуманы как раз для лентяев. В смысле, что у тебя все под рукой, ты все можешь — это очень удобно.
- Не настигла ли вас на определенном этапе творчества звездная болезнь?
- Вы знаете, мне, наверное, помогло мое воспитание, я сам с Дальнего Востока, прямо с Амурской области. Но я буду лукавить, если скажу, что мне не нравилось, когда возникало какое-то внимание, писали обо мне статьи, когда я получал какие-то награды. Давайте так, чтобы словить звездную болезнь, надо быть звездой. Джек Николсон — звезда. Но очень многие артисты — не звезды, они медийные, раскрученные, узнаваемые. Они везде, а что конкретно сыграли, вот одну роль назовите. Может быть, я всегда трезво к себе относился.
Расскажу такую историю: я снял первый фильм как актер-режиссер, был фестиваль, и я поехал в какой-то город по «Золотому кольцу» России. Там очень большой собор, я думаю, пойду посмотрю. Я человек не воцерковленный, но очень люблю произведения искусства. Сел на лавочке, какая-то пара стояла рядом, а я просто сидел, смотрел иконостас, убранство церкви, они подходят ко мне: «Здравствуйте! Вот мы приходим сюда, поклоняемся Богу, приходим домой, включаем телевизор и поклоняемся вам». Оп! И они это сказали без пафоса, дали понять, что узнали мое лицо, видимо, им понравилось то, что я сделал. То есть, я не какими-то неадекватными поступками засветился, а на экране в фильмах, да так, что у них что-то в голове осело. Это самый большой комплимент. Это было лет двадцать назад. А если сегодня говорят комплименты, мне неудобно. Ведь каждый человек, неважно, кто он — стоматолог, пожарник, адвокат, делает свою работу шикарно, профессионально, почему мы его так не благодарим? Может, актер — это какая-то отдельная профессия? Хотя я понимаю, что она обычная.
- Ну, просто вас видят миллионы, а пожарника видит узкий круг.
- Не создай себя кумира. Понимаете, очень часто в жизни я кого-то боготворил, а потом встречался с этим человеком и думал: «Господи, да чтоб я его не знал». Я давно ни один фильм, в котором снялся, не смотрел, но статьи пишут. Вот сейчас я служу в двух театрах — в «Театре сатиры» и в «Театре на Трубной». Так за год я сыграл четыре премьеры, столько рецензий было! В принципе, приятно, что про меня написали, но как-то уже неинтересно что ли, и слава Богу. Смею надеяться, что я все-таки продолжаю развиваться в этой профессии и учиться чему-то новому через театр, кино, педагогику.
- В чем для вас главное отличие театра и кино с точки зрения профессии?
- В технологии. В кино ты можешь сделать сколько угодно дублей и потом выбирать, но уже исправить ничего не сможешь. А в театре, как у нас было с Табаковым, мы играли спектакль час двадцать, а потом он сидел с диктофоном два часа, делал замечания, и спектакль развивался. Некоторые постановки двести-триста раз сыграли, и все время они изменялись, например, если артист не справился, его можно убрать. А в кино все — утвердили, артист играет плохо, а ты думаешь: «Боже мой, утвердили». И потом, вплоть до озвучания, монтажа, у тебя нет выхода, тебе никто не позволит поменять артиста.
- А вы коммуникабельный человек?
- Я очень коммуникабельный, мне даже иногда говорили коллеги, что я панибратствую с молодыми артистами, со студентами. Но я не согласен. Отвечаю, что недаром в царской России называли студентов на «вы». Это обязывает человека общаться с тобой на равных. Опять же, Табаков учил, что все хорошее рождается в любви, и я это знаю. Если я прихожу в проект и понимаю, что у меня не складывается, это не значит, что люди плохие, они другие, но у меня с ними нет коммуникабельности, взаимопонимания. И я деликатно, не ругаясь, ухожу.
Я очень заводной человек, я Рак по гороскопу и могу очень обидеться, просто кошмар, зажмусь, а это мешает работе. Неважно, в каком качестве я выступаю, понимаю, что не могу себе подобное позволить. Я когда приехал после армии и поступил к Табакову, все конфликты решал рукоприкладством. Он мне сказал в очередной раз: «Саша, хочешь научиться этой профессии, научись быть дипломатом». Я потом задумался и благодарен ему, потому что понимаю, от чего он меня уберег. Понимаете, по большому счету, во всем, что происходит с нами хорошего и плохого, виноваты только мы.
- А что вас может вывести из себя в жизни, на работе?
- Все, что угодно. Бывает, приходит режиссер, и ты понимаешь, что он даже материала не знает, какой-то непрофессионализм, дилетантизм. Я не могу присесть к нему и сказать: «А вы кто? Что вы делаете? Кто вас вообще учил?» Я сижу, смотрю, потом пытаюсь искать ходы, но понимая, что больше ходов нет, говорю: «Спасибо, мы пообщались, давайте я уйду».
– А в жизни?
- Когда какие-то экстремальные ситуации, парирую спокойно. А иногда внутренне хочется плакать, потому что никогда не думал, что подобное может случиться — предательство, например. Мне кажется, я никогда никому не делал сознательно больно. Почему так? Может, зависть? Мы искренне пожалеем человека в горе, но порадуемся ли мы искренне, когда у него будет успех? И чем больше успех, тем больше недругов.
- Да, друзья проверяют в радости.
- Конечно, вот мне жена говорит, что не умею дружить, а я отвечаю, что не хочу просто сидеть, обсуждать то, что мне неинтересно. И это не люди плохие, просто у меня нет с ними общего языка. Вот мы с женой можем сидеть и говорить часами… Я вот сказал, что могу завестись с пол-оборота, а я взрослый папа, у меня трое сыновей, мне скоро 62 года. Я веду ребенка во второй класс, а он может что-нибудь такое сделать, что учительница звонит. Говорю ему: «Как тебе не стыдно так себя вести». Хотя, по сути, я сам такой. Недаром говорят, что люди, чем они старше, тем больше смотрят на мир, как дети.
- А как относитесь к тому, что ваш герой меняется вместе с вами?
- Вы имеете в виду возрастно? Так это же хорошо, я сейчас имею возможность иметь хороший классический репертуар: Островский, Шекспир, Эдуардо де Филиппо, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Сухов-Кобылин. И ты думаешь, а может быть, это и правильно, я сейчас имею опыт, силы, понимание профессии. Думаю, надо следить за своим здоровьем, потому что режиссеры начинают предлагать такие роли. (Улыбается). Главное, чтобы хватило сил и желания. Раньше играл зэков и милиционеров, а сейчас перешел на роли благородных отцов.
- А вам интересны те вопросы, которые жизнь сегодня поднимает перед вашими сверстниками?
- Конечно. Сейчас вообще очень много вопросов, и все меньше ответов. Как это — человеку человеком оставаться. Много моментов в жизни, когда ты сможешь проституироваться своей душой, много соблазнов. Сегодня молодые верят в другую мораль. Мы в СССР не целовали без любви, вступали в интимные отношения после свадьбы. Сейчас молодое поколение смотрит на все проще. Как мне сказали, переспать после первого знакомства не проблема. Я это не понимаю и не принимаю.
- Вы как-то сказали, что здоровье пока позволяет хулиганить на работе, это как?
- В прямом смысле. Дают роль старика, а мне Дмитрий Астрахан говорит, что я, мол, слишком живой, подвижный. Но я и не хочу играть умирающего. Меня редко кто называет по имени-отчеству, даже молодые называют Сашей или Александром. Я как бы пытаюсь задержать свое старение. Старый человек — это не количество лет. Я надеюсь, что еще продолжаю оставаться хулиганом, потому что есть азарт. Нашей профессией нельзя заниматься без азарта, без хулиганства. Наша профессия — веселенькое дело. Это же игра, а в игру старики не играют, если в душе они не дети. Я сейчас занят в испанских спектаклях — там страсти, плащи и шпаги. Так я фехтую шпагой, жонглирую ей — а мне уже сколько лет! Падаю на колени, прыгаю, бегаю, делаю стойку на руках. Это тоже мне плюс. Мне в 42 года предложили поучаствовать в проекте «Цирк со звездами», и я специально пошел. Я сделал под куполом цирка стойку на одной руке на трапеции. Я так боялся, но мне было интересно, я выходил на арену с обезьянами, жонглировал, как клоун, делал фокусы какие-то. Это же счастье, что тебе выпадают такие возможности в жизни. Это тоже своего рода хулиганство, потому что есть азарт. Оболочка стареет, а внутри я хочу оставаться пацаном-хулиганом.
Комментарии