Здесь сразу несколько соображений. Мы долго не могли найти точку равновесия сценария, пока не поняли, что главным героем должен быть молодой поручик Колокольцев. А когда мы с Аней Пармас (соавтор сценариев «Кококо», «Два дня»
И, честно говоря, после «Садового кольца» (Авдотья сыграла там небольшую роль. – Прим. «Антенны») Дунька без меня на площадке очень неуверенно себя чувствует. Не мог же я сестру подвести.
Слушайте-слушайте, какой феерический нахал.
Когда прочитал сценарий, сильно испугался. Все-таки, чтобы брать на такую роль неопытного артиста, надо иметь… характер, скажем так. Затем последовал долгий процесс подготовки с тщательными репетициями. И страх на какое-то время меня оставлял – это заслуга Авдотьи Андреевны, у которой индивидуальный подход к артистам. Ко мне она быстро нашла все ключи.
На съемках он выносил мозг. Все время требовал скакать на лошади и махать саблей. Эту саблю мы ему потом подарили.
Это был ужас. Когда я в первый раз натянул на себя все детали костюма (а я, начитавшись у Энтони Хопкинса про его подход к работе, решил, что у меня должно быть все аутентичное, включая исподнее), то первое время передвигался, не сгибая руки-ноги, как Дед Мороз. Но под конец съемок ощущал, что более удобной одежды не носил никогда.
Но все равно были такие вещи, к которым привыкнуть сложно. Воротник мундира жесткий, он натирает шею. У всех артистов оставались следы.
И еще у людей, которые с детства много времени проводили на лошади, другая осанка, выправка. Вот за осанку мне пару раз стыдно в фильме.
И есть один кадр, который я не могу пережить! Когда в одной из первых сцен завтрака с отцом Алеша облизывает нож. Я не могу этого видеть, но вырезать его не было никакой возможности.
В защиту могу сказать, что я тогда съел десять калачей. Кстати, там случилась одна из забавнейших историй. Мы снимали в музее Некрасова в Санкт-Петербурге. Я всегда относился к историям о том, что Питер – это город сумасшедших, как к стереотипу. Вот мы снимаем, и отец (режиссер и актер Андрей Смирнов сыграл отца Колокольцева. – Прим. «Антенны») говорит моему герою следующее: «У тебя довольно свинские представления о блеске». Я собираюсь ответить, и вдруг мы слышим, как начинает орать свинья. Напоминаю: центр Санкт-Петербурга, музей. У папы ужас в глазах, он видит у меня такой же. Оказалось, что в соседнем ресторане у повара есть поросенок и он его вывел погулять.
Мы сблизились. Мне и так было понятно, что мы с Алешей очень похожи. Здесь я убедилась в этом. Узнала, например, что у него такое количество энергии на болтовню, которая у меня уже давно отсутствует.
А то ты не знала!
Я не знала, что это может происходить 24 часа в сутки 7 дней в неделю! Нет, то, что Алеша повзрослел, мне было ясно раньше. Я наблюдала его на съемках «Садового кольца». Надо иметь очень сильный характер, чтобы держать площадку. Она же питается энергией режиссера. И тогда я поняла, что юноша вполне взрослый.
Мы действительно похожи. Но я же про Дуню в моем возрасте знаю только по рассказам или слухам. И какие-то вещи в ее характере пытался расшифровать. Для меня стало открытием, например, какой огромный путь она прошла, чтобы развить в себе терпение такого уровня.
В моей жизни одна профессия идеально помогает другой. Когда ты режиссер, все держишь в голове, запрещаешь себе что-то лишнее чувствовать. А когда ты актер, у тебя мозг засыпает. Хочется только шутить, быть блестящим, ярким, очаровательным. И еще мне в голову, как режиссеру, не приходило думать о том, нравится ли людям, как я работаю. А когда я артист, если меня за день не похвалят, я приду домой с ощущением, что я ничтожество, которое подвело всех окружающих.
Поэтому артистов всегда надо хвалить.
Даже если они твои братья, между прочим.
Совести у тебя нет.
Это иллюзия. У папы всегда была мечта, чтобы ни один из его детей к кино не имел никакого отношения. Он видел нас философами, математиками…
…он своих четверых детей последовательно пытался сделать филологами. Поэтому у всех трех старших дочерей (Александра занимается предпринимательством, Аглая – редактор на киностудии. – Прим. «Антенны») – незаконченное высшее филологическое образование. Туда же он отправил Алешеньку. И когда тот через два года ушел из РГГУ, и у папы случился обморок, все три сестры встали, как головы Горыныча, и сказали: «Отстань от него. Давай хоть один из нас получит то образование, которое хочет».
И кончилось ВГИКом. Но никто на меня не давил в этом смысле. Когда мне было лет 13, родители поехали сниматься в сериале «Тяжелый песок». И, чтобы я там не умер со скуки, меня посадили работать на площадке. А с киноплощадкой обычно получается так: либо человек оказывается в ужасе, либо он нигде больше работать не хочет. Я был турагентом, переводчиком, курьером, много кем. Но более живым, чем на съемочной площадке, я себя не чувствую нигде. Там лучшая работа на свете.
Это правда.
Сначала вышло случайно, а потом папа уже впал в концепцию.
Послушайте, отец – наш лучший друг, товарищ и брат. Люди, которые не смеют поднять голос против него, оттаптываются на нас. Раньше для этого была одна я, теперь, с выходом «Садового кольца», нас как минимум двое. Я к этому уже привыкла, хотя когда-то очень переживала. Леша, поскольку мужчина, хорошо держит удар. В общем, расстроился у нас только папа.
Абсолютно.
Расскажи, как ты меня называешь.
Когда Лешенька родился, я за всех сестер сформулировала, что наконец у нас появился «Джон Мщу-за-Всех» из нашего всеми любимого романа «Черная стрела». Потому что сейчас он папеньке покажет, что мальчики – это не то, что девочки.
И я гордо несу это знамя.
Вообще, главной жертвой режима в семье была я. На меня пришлись все родительские эксперименты. К Лешиному 6-летнему возрасту папа сформулировал чудную вещь: «Я понял, дети должны расти как трава». Я сказала: «Папа, а ты не мог это понять лет на 25 раньше?»
Но это на словах у папы «как трава», на деле же он считает, что его ребенок должен читать и слушать только то, что папа скажет. И вообще, вести себя определенным образом. Так вот Дуня была единственной, кто говорил: «Папа, оставь человека в покое».
У меня были посильнее аргументы. Потому что моя ранняя юность пришлась на время перестройки. Когда так называемый андерграунд перестал быть андерграундом. А мне повезло дружить со всеми этими людьми: художниками, рок-музыкантами, модельерами, писателями. Папа же в свое время мне объяснял, что Цой – это пустое место, что новые художники во главе с Тимуром Новиковым не имеют никакого отношения к искусству. Когда я ему говорила: «Они все окажутся в музеях, а Цой и Гребенщиков станут кумирами поколений на много лет вперед», папа крутил пальцем у виска. Но поскольку я оказалась права, а он сам с годами оценил очень многие вещи, то когда он высказывал такие же тенденции по поводу Алешеньки, я ему говорил: «Папа, тебе привет от Тимура Петровича Новикова, Бориса Борисовича Гребенщикова, а также других достойных людей, который ты считал сборищем идиотов». И как-то он утихал.
Нет. Совсем. Он, например, обожает Паоло Соррентино, я его терпеть не могу. Для меня это фальшак.
Вы видели ее фильмы? Она ничего в кино не понимает! В папу пошла.
Это соевое мясо! Он претенциозный…
Он не претенциозный!
Поверхностный…
И не поверхностный! Он свободный, абсолютно настоящий художник.
Настоящий художник не может так хотеть нравиться публике, запомни это. Вот вам, пожалуйста, ответ на вопрос о вкусах.
Она что-то в литературе понимает и готовит очень хорошо. С кино это вопрос давно закрытый.
Благодаря этому я хоть что-то знаю про женщин! Например, что нельзя так говорить. На самом деле, нет между нами большой разницы глобально. Есть одно только обстоятельство, которое определяет все остальное. Мужчина способен хотеть очень разных, противоположных вещей, но последовательно, а женщина – в один момент.
Жизнь сложна, сынок.
Так, двоюродная!
Комментарии