Елизавета Боярская: «Мы с Максимом смогли пройти все шероховатости»

Елизавета Боярская входит в топ российских актрис и при этом остается искренним, «не звездным человеком». Она считает, что честность и открытость очень важны в браке. Недавно они с Максимом Матвеевым отметили пятнадцатилетие совместной жизни

О том, как добиться успеха в профессии и быть счастливой в семье, — в интервью журналу «Атмосфера».

- Лиза, у тебя скоро выходят два сериала: «Царь ночи» и «Тоннель», которые только что были представлены на фестивале «Новый сезон». О «Тоннеле» с твоей главной ролью говорили как о событии. Ты очень избирательно принимаешь предложения. Чем зацепили эти?

- Когда мне предложили роль в сериале «Царь ночи», я сразу увидела, что персонаж не главный, но это меня скорее привлекло, потому что всегда интересно играть яркую роль, которая ниточкой проходит через всю историю. Мне понравилась невероятная харизма героини. Роль колоритная начиная с имени — Адель. Она мошенница, авантюристка и проворачивает какие-то невероятные дела — морочит голову высокопоставленным персонам, крутит ими как хочет благодаря своему обаянию, темпераменту и умению врать как дышать. К тому же все происходит в начале прошлого века. А когда я узнала, что режиссер — Дмитрий Месхиев, поняла, что будет интересно, тем более я с ним никогда не работала. И действительно, процесс был для меня необычным, потому что я ответственный человек и привыкла тщательно готовиться к съемкам, то есть я обязательно должна безупречно знать текст, выстроить роль, продумывать каждую сцену детально. Но в первый же съемочный день я была абсолютно обескуражена, потому что Дмитрий Дмитриевич переделывал на ходу почти все сцены. Месхиев мне сказал: «Лиза, хочешь хорошую роль? Тогда выключи своего пионера и слушай меня». На третий, четвертый день я поняла, как мы работаем. И это было очень азартно. А в «Тоннеле» режиссера Флюзы Фархшатовой у меня вообще другая героиня — она таможенница: неподкупная, педантичная, не пропустит никакую контрабанду, такая дотошная, что на работе ее терпеть не могут. И она не сама по себе такая правильная, а от желания доказать своему погибшему отцу, что она хорошая, продолжает его дело, и он бы гордился ею. Культивируя в себе это, она совсем забыла, какая она настоящая. Но в какой-то момент на кону оказывается жизнь ее семьи, и ей приходится идти на сделки с собственной совестью. И в ней вдруг просыпается та женщина, которой она всегда была. Один из важных посылов фильма — то, что мы никому не должны ничего доказывать, а должны строить свою жизнь, не ориентируясь на то, что скажут окружающие. Я была счастлива, что мне предложили сыграть такое. Плюс бонусом шло то, что мне нужно было говорить на финском языке.

- Да уж, хороший бонус. Особенно с таким языком…

- Да, финно-угорская группа — это что-то с чем-то (смеется), не похоже ни на какой язык, ничуть не лучше китайского. Поэтому было немножко мучительно, но интересно. Я занималась с коучем. Сначала мы разобрали все сцены по одной строке, что значит каждое слово. И дальше я сидела и как попугай повторяла, повторяла и повторяла.

- Ну, ты не раз говорила, что получаешь удовольствие от любого обучения и новых знаний. А на актерские тренинги ходишь или с таким театром и худруком это не нужно?

- Мне, безусловно, очень повезло, что у меня есть театр и что Лев Абрамович Додин невероятно требовательный режиссер. Он смотрит старые спектакли, обновляет смыслы, провоцирует нас на поиск нового внутри рисунка, что очень интересно. Но иногда мне кажется, что и этого мало. Я ищу возможности заниматься тренингом, в том числе телесным, чтобы и тело было включено в работу. Иногда хожу на какие-то классы, танцевальный, к примеру, и пилатес.

- У тебя впервые в жизни выходит моноспектакль, и это, мне кажется, своего рода тренинг и учеба. При этом ты отчасти входишь в одну и ту же реку, потому что уже играла Цветаеву. Зачем снова?

- Конечно, мне непривычно играть спектакль без партнеров. И в этом для меня саморазвитие. По поводу одной и той же реки… Здесь совсем другие персонажи и смыслы. Но я опять в команде с Аллой Дамскер, она и драматург, и режиссер. Я очень хотела, чтобы в моей жизни осталась Цветаева. Мне было безумно жаль, что спектакль «1926» больше невозможно играть. Нам приходила в голову мысль восстановить его, но потом решили как раз не идти второй раз в ту же реку. И это не история взаимоотношений мужчины и женщины, Цветаевой и Пастернака. В спектакле «137» (сны о страсти и смерти) мы, путешествуя по разным событиям жизни Марины Ивановны, предлагаем поразмышлять о природе выбора, предназначении, преданности, любви и долге, об испытаниях души, заброшенной именно в эту эпоху, в эти обстоятельства. Премьера в Доме радио в Петербурге 18 и 19 октября.

- Ты уже вся активно включена в работу. А у тебя отсчет идет с Нового года или, как в школе, институте, театральными сезонами, после отдыха, хотя лето для актеров — это максимум работы в кино?

- Очень интересный вопрос. Лето — это какой-то отдых, небольшой выдох, и потом я с новыми силами иду в сентябрь, в новый театральный сезон. Но сейчас это еще и 1 сентября у детей. А зимой я не замечаю этапов. У меня спектакль бывает 31 декабря, а следующий иногда 2 января. То есть это череда дел и событий. Тем более у нас декабрь полон праздниками: мой день рождения, Гришин, папин. Поэтому никакого чувства обновления у меня в это время нет. А вот в сентябре да, есть ощущение, что начинается год.

- Ты ждешь этого сейчас и ждала ли раньше?

- Институт я ждала, но я же после первого курса сразу начала сниматься, так что у меня не было и проблесков отдыха и ощущения, что можно перевести дух и войти в новую воду. И в школе, хотя каникулы — это приятно, я все равно встречи с одноклассниками ждала с трепетом и волнением. Сейчас я тоже каждый год жду открытия сезона в театре. И с этого момента беру длинное дыхание до августа.

- Ты смогла организовать себе каникулы на весь август?

- Я наконец-то выросла и поняла, что никому не хочу отдавать свой отпуск. И поэтому уже второй или третий год у меня нет никаких проектов в августе. Если я очень нужна, меня ждут.

- Максим тоже оставляет в августе свободные дни, чтобы отдохнуть вместе с вами?

- Да. В этом году он пробыл с нами на море практически весь срок, на три дня раньше улетел на съемки. А мы с детьми вернулись и еще на даче посидели до конца месяца.

- А вдвоем с Максимом вы выбираетесь куда-нибудь хотя бы на несколько дней?

- Такого практически не бывает. Последний раз мы на Алтай ездили несколько лет назад. А в этом году я только на сутки украла Максима из съемочного процесса и от детей в его день рождения. Мы уехали в приятное место под Петербургом и провели сутки на берегу Финского залива, но больше не удается, к сожалению. Хотя я думаю, главная причина в том, что нам очень сложно оставить детей надолго. Я могу уехать на неделю и даже больше, если знаю, что Максим дома. И точно так же он. А когда нет нас обоих, нам уже как-то тревожно и хочется скорее вернуться домой.

- У вас с Максимом в этом году пятнадцать лет совместной жизни. Что-то изменилось в ваших отношениях?

- Пятнадцать лет — это круто. Мы оба большие молодцы. (Улыбается.) А что изменилось?Стало еще надежнее, доверительнее, спокойнее, еще увереннее, радостнее. Мы уже настолько понимаем друг друга, что я могу глазами что-нибудь Максиму транслировать. И он все понимает, идет и делает. Это уже даже не тотальная степень доверия, она всегда была такой, а мы стали единым организмом. И в том, что мы смогли пройти все шероховатости и разные события, которые происходили и у меня, и у Максима, и в нашей совместной жизни, и выйти за этот немаленький промежуток времени с такой благодарностью и безусловной любовью друг к другу — громадная заслуга нас обоих.

- А благодаря чему, как ты считаешь, вы смогли сохранить отношения свежими и сделать их еще ближе? Ты могла бы себя представить на месте своей героини из «Опасной близости»?

- Главная проблема моей героини — то, что она не слышит и не понимает самых близких людей, что кардинально отличает ее от меня. И она больше гонится за внешней картинкой и представлением о своей семье, нежели беспокоится о том, что испытывают ее муж и дочь. Если бы она была более внимательной, почувствовала бы, что они с мужем начали отдаляться друг от друга. Если ты не зациклен на себе, невозможно пропустить, что вам стало тяжело, наступило охлаждение, партнеру не хватает внимания или ему становится неинтересно с тобой. И это все нужно проговаривать, потому что самое главное, на чем держатся брак и отношения, — это внимание друг к другу. Так же нужно вести себя и с ребенком. Я всегда спрашиваю Максима, что он чувствует, не обидела ли я его, что его волнует. И он так же.

- Многие говорят, что чуть ли не через десять лет, а то и раньше, люди уже все знают друг о друге, и им становится скучно. Потому приветствуется ревность, даже искусственная, и, утверждается, что женщине нужно что-то недоговаривать, не быть «открытой книгой», что она должна так удивлять, чтобы каждый день просыпаться с нею «новой»…

- Ой, это ужасно. Хочется сказать: «Сходите в цирк и удивитесь». Но, мне кажется, очень важно, и мы с Максимом это понимаем, чтобы человек рядом с тобой развивался. Я смотрю на мужа и обалдеваю, какой он невероятный, не понимаю, как он что-то делает в роли. Мне нравится с ним это обсуждать, слушать о его целях, наблюдать, как он их добивается. Даже если вы занимаетесь разными профессиями, но ты видишь, что человек горит, тебе все равно с ним интересно. И нужно быть интересным самому себе. Я сейчас очень погружена в Цветаеву. И я точно знаю, что если у меня забрать то, чем я горю, мне станет и в жизни намного скучнее.

- Вы везде ездите с детьми. У них не режимная жизнь или на каникулах иначе? Да и у тебя самой с этим как?

- Ох, к сожалению, режим не для меня. И мальчишки умытые, в пижамках ждут меня после спектакля в кроватях, потому что им важно, чтобы я обняла их перед сном, немножко поговорила с ними, почитала. Засыпают примерно в двенадцать. Потом мне нужно аккуратно выкарабкаться из-под Гриши, снять грим, привести себя в порядок, что-то на кухне убрать. Так что ложусь в час–полвторого. А еще может быть и ночная смена. Приходишь с работы, а дети в школу просыпаются.

- Андрею тринадцать. И, как я понимаю, он и сейчас ласковый мальчик, несмотря на переходный возраст. Как вы проходите этот этап?

- У меня ощущение, что мы уже переходный возраст проскочили. Тогда ему было немножко непросто с самим собой, замечали очевидные перепады настроения. А в этом году он первый раз съездил в лагерь на месяц. И мне кажется, что после этого такие его внутренние колыхания прошли. Мы затеяли разговор еще в феврале, и он все твердил: «Не поеду», а в мае сказал: «Поеду». И вернулся счастливый, довольный и очень повзрослевший.

- И в чем выражалось это взросление?

- Он стал открытым, разговорчивым, хотя никогда не был трудным ребенком, но ему теперь интересно сидеть в компаниях взрослых людей и слушать, как мы с бабушкой, дедушкой что-то обсуждаем. И он больше со своими дачными друзьями играет на улице, они разговаривают. То есть ему живое общение стало интереснее, чем сидеть в компьютере. Хотя совсем он не перестал увлекаться компьютерными играми. Он с большим удовольствием слушает книги, которые мы читаем, смотрит кино вместе с нами. И, конечно, я безумно благодарна лагерю за это.

- Чья была идея про лагерь?

- Моя. Я подумала, что Андрею нужно побыть в том месте, где нет мамы с папой, чтобы он сам принимал решения, разруливал проблемы с друзьями, решал, что надеть, куда сходить, что выбрать. И это фантастически сработало.

- А у тебя в переходном возрасте ведь тоже не было никаких проблем, кроме стеснительности, из-за чего тебя в модельную школу отдали?

- Ну да, я как-то очень легко прошла подростковый возраст. Были только внутренние переживания, связанные с влюбленностью и ощущением внешнего несовершенства. Но дети иногда становятся неуправляемыми.

- Прочла, что Андрей посещает факультатив медиа, где они и видео снимают. Но помню, еще недавно ты говорила, что у него технический склад ума и интересы такие. Все изменилось?

- Его интересы просто стали шире. Он и музыкой чуть-чуть увлекается, иногда даже сам подбирает мелодии на фортепиано, и английский у него замечательный, и он хорошо рисует, особенно в аниме-стиле. Сейчас в моде аниме, и он любит читать манги, смотрит анимешные сериалы, и да, ему интересна сфера медиа. Я присматриваюсь, но ничего не форсирую, потому что боюсь вспугнуть и отбить желание заниматься. Он сам тоже пытается понять, что ему нужно. Они в школе каждый год выбирают факультативы. У них есть танец, драма, арт-дизайн, медиа и музыка. Он два года ходил на медиа, в этом году выбрал музыку.

- А я помню, музыка не сильно его интересовала, и он не любил, когда вы поете.

- Ну, петь он нам до сих пор не разрешает, мне, точнее. (Смеется.) Максим не поет, а я все время хожу напевая что-то. В тему хочу сказать о фильме «Мой друг, кот и Пушкин», который сейчас выходит. У меня там небольшая роль мамы девочки, главной героини. Это как раз история про выбор и умение родителей не заставлять детей идти по пути, который они нарисовали в своей голове, и разговор о том, что надо верить себе, своим чувствам и строить собственную жизнь, а не пытаться угодить всем вокруг. Здесь сыграла одну из своих последних ролей Женя Добровольская. Я вчера посмотрела картину, и было щемяще, но и радостно увидеть Женю на экране, все аплодировали, она в этой роли трогательная и теплая.

- Как ты себя ощущаешь мамой уже не совсем ребенка? Хотя в кино тебе сейчас дают детей и постарше.

- Андрюша меня в это лето перерос. У меня метр семьдесят, а он уже на два сантиметра выше, хотя в мае был ниже, чем я. Конечно, когда смотришь на здорового красивого парня, удивляешься: «Как это возможно, что это мой сын?». Очень необычное чувство. И это вызывает у меня гордость и ощущение счастья.

- Мы говорили про живое общение Андрея с друзьями. А у тебя это есть?

- Конечно, люди из профессии, с которыми я часто вижусь, мой ближайший круг общения. Но у меня есть подружки, дачные и школьные. Мы встречаемся редко, но это всегда бывает очень нежно. На даче все живем два-три дома друг от друга, но в этом году только один раз собрались у одной подруги. У нас была замечательная встреча: мы сделали шашлыки, и потом часов пять проболтали. Но, к сожалению, она была одна такая за все лето, хотя, казалось бы, могли бы видеться хоть каждый день. Но на даче куча забот плюс еще работа. У меня достаточно широкий круг общения, но по-настоящему близких друзей немного. На мой день рождения я всегда собираю большую компанию, зову друзей, с которыми редко вижусь.

- Ты оптимистка. Но не появилось ли страха за родителей, так как они уже весьма взрослые люди, а время летит?

- Ну, как тебе сказать… Я понимаю, что они уже очень взрослые люди, но я не люблю это состояние — быть в страхе или в стрессе. Оно для меня разрушительно. И я не разрешаю себе засиживаться в этом, какие бы ни были события в жизни, и даже когда вокруг ничего особо радостного не происходит. У меня был период, когда я слишком глубоко впустила в себя определенные переживания и, наверное, на полгода будто свинца наелась. И в какой-то момент обнаружила себя уже на таком дне, что поняла: если себя за волосы не вытащу оттуда, не выдержу, а от этого никому хорошо не будет. И я стала, засыпая, все время говорить: «Спасибо большое, что сегодня был такой прекрасный день», и радоваться, просыпаясь. А когда я сижу с родителями на веранде на даче, счастлива, что с ними сижу, а не думаю: «Господи, какие они уже взрослые». Мы ведь всегда либо вспоминаем, как же хорошо было, либо думаем: «А что же дальше?» А надо радоваться тому, что есть сегодня, сейчас.

- Прочла в одном из интервью, что Лиза Боярская, например, на мероприятиях отличается от себя в обыденной жизни. Но я тебя знаю по нашему общению настоящей и искренней.

- Я всегда искренна на интервью, никогда не пытаюсь изображать из себя кого-то. Но мы все равно немножко другие в быту, например, и с близкими. Ты меня достаточно хорошо знаешь и, я думаю, видишь примерно такой, какая я и есть вообще. Люди, которые думают, что артисты живут на каком-то Олимпе, когда смотрят или читают интервью, радуются: «Ой, они такие же, как мы!» И это вроде бы нас сближает. И мы действительно так же ходим за продуктами, так же кормим детей завтраком и отводим в школу, так же болеем, переживаем и радуемся. Но все равно по-настоящему никто не может узнать нас, потому что не видели, какая я дома, вот как я сейчас стою, убираю со стола после того, как дети поели, например, как я выгляжу, о чем думаю. Артисты в силу профессии открывают нараспашку большую часть своей души. Поэтому хочется, чтобы был уголок, куда можно впустить только самых близких людей.

- У тебя в декабре первый взрослый юбилей…

- Мне кажется, сегодня в сорок лет — это, конечно, не девочка, но молодая женщина. Я не могу сказать, что чувствую какую-то разницу по сравнению с самоощущением в тридцать. Ну, может быть, совсем небольшую в том, что я сделала осознанный выбор с выходными и летним отпуском. А мои мысли мне нравятся сейчас больше, и у меня больше знаний и опыта. Опыт — классная штука, особенно когда это касается профессии, хотя и материнства, и отношений с мужем тоже. Ты уже более спокойная, более мудрая. Мне сейчас очень сложно представить, что я принимаю импульсивные решения. Более того, если раньше, когда меня что-то волновало, я могла по кругу гонять какую-то мысль и меня это съедало, то сейчас понимаю, что это бессмысленно. Если я нервничаю, лучше займусь чем-то, отвлекусь. А на следующий день проснешься — и придет правильное решение или переформатируется отношение к этой проблеме.

- А как твоя требовательность, в том числе в работе, сочетается с абсолютной неконфликтностью?

- В частной жизни для меня очень важен штиль, видимо, это сублимация, потому что я играю в месяц до пятнадцати спектаклей, которые построены на пике эмоционального переживания: «Братья Карамазовы», «Три сестры», «Вишневый сад», «Чайка» и «Дядя Ваня». Так что это вопрос самосохранения. Психика у меня все равно подвижная, но я научилась ею управлять. Это инструмент, который может играть очень высокие ноты и очень низкие, но когда я на них нажимаю. И я использую его только по назначению, а в жизни берегу, зачехляю. Я имею в виду, что в семье, отношениях с друзьями, коллегами, в работе я пытаюсь все контролировать, держать в ровной температуре. А на то, на что я не могу повлиять, будь то политические события или чье-то горе, безусловно, я эмоционально отзываюсь. Но в каких-то личных или частных конфликтах никогда не отвечаю агрессией на агрессию.

- Лиза, твой папа раньше не раз говорил, что женщине главное — быть хорошей женой ихорошим человеком, и потому ему не очень важно, что у тебя получится с профессией. Он изменил свое мнение? Он же видит, что ты везде преуспеваешь…

- Да, папа знает, какая я мама и как я отношусь к профессии. Он смотрит мои спектакли и фильмы, и я думаю, у него особых претензий ко мне ни в какой сфере нет. Но вот когда я одновременно снималась в «Великой» и выпускала «Чайку», а это было очень тяжело, когда он видел меня, только и говорил: «Береги себя! Ничто не стоит нашего здоровья».

- Думаю, что теперь он понимает, что без работы ты не была бы такой хорошей в остальном…

- Безусловно. Вообще для женщины очень важна реализация. Нас стали снова бить по голове и говорить, что чем раньше родить, тем лучше, и вообще не профессией надо заниматься, а рожать много детей. А я сейчас понимаю, что каждая женщина должна быть реализована как личность, а не только как мать. Она должна быть счастлива сама по себе. Каждый человек имеет право на свое счастье и должен иметь возможность получать его от того, от чего он хочет.

Как проходила фотосъемка Елизаветы Боярской для обложки октябрьского номера журнала «Атмосфера», можно посмотреть здесь.