Елизавета Боярская: «В детстве за родителей мне было стыдно и ужасно неловко»

«К себе у меня много претензий. Хочется над собой работать, внимательнее относиться к собственным переживаниям, быть мудрее, умнее. Не пытаться вписываться в рамки, представления о том, какой надо быть, как воспитывать ребенка. Хочу избавиться от предрассудков. Я счастлива, что задумываюсь о подобных вещах

«Раньше я была ужасно ревнива, но все поменялось. Во-первых, я мужу полностью доверяю. Во-вторых, мне важно, чтобы любимый человек был счастлив, поэтому считаю, что у него должно быть пространство для личных интересов, увлечений, друзей, одиночества. Своя зона комфорта, без меня. В настоящей любви нет места эгоизму. Пусть мужчина живет так, как хочет. Я могу только постараться быть рядом, всегда, когда необходимо, и не отвлекать в те моменты, когда он во мне не нуждается». (Cosmopolitan, январь, 2016)

«Все свободное время я стараюсь проводить с сыном и супругом и от них заряжаюсь энергией. Не могу в ущерб общению с ребенком пойти, например, в спа-салон или поспать лишний час. Да и я знаю, что мне в таком «уплотненном» состоянии лучше всего после тяжелого дня вернуться домой и наслаждаться общением со своими мужчинами». (Hello! Россия, декабрь, 2016)

«Я прошла через серьезный подростковый комплекс, потому что меня как девушку никто из мальчишек не воспринимал. Со мной дружили, обращались за советом, брали в компанию, могли повеселиться, но при этом, хоть я сама влюблялась не раз, взаимной любви в школе у меня не было. Может быть, потому что в этом возрасте я была гадким утенком, носила брекеты. Мне казалось, я из-за этого не переживаю, что это не болезненно, но тем не менее была достаточно замкнутой. И мы с мамой пришли к решению, что мне нужно пойти в модельную школу. Мне было тринадцать лет. Туда, хотя это было веянием моды, брали всех, кто заплатил, даже если ты сто килограммов весила. Занятия меня раскрепостили и прибавили уверенности в себе». (Womanhit, май, 2017)

«Мне было стыдно и ужасно неловко, что родители на сцене кривляются. Я видела, что в жизни они нормальные люди, нормально ходят, нормально разговаривают, а потом выходят на сцену и начинают что-то изображать. Мне это не нравилось, хотя я любила спектакль «Снежная королева», где мама была Гердой, да и то думала: «Почему мама играет девочку, а этот – оленя? Что за странные люди – взрослые, а ведут себя как дети». В школе всем было все равно, что я Боярская, мы вместе росли, и я там проучилась одиннадцать лет. Меня все знали, знали, какая я, и мы дружили. Поэтому никто ко мне как-то особенно не относился. И учителя тоже. Вот при поступлении в театральную академию ощущала определенное отношение к себе – ни у кого даже сомнений не было, что я поступаю по блату. Мне было ужасно обидно, хотелось доказать собственную состоятельность. С меня спрашивали по полной программе, но абитуриентов это все равно не лишало предвзятости по отношению ко мне». (Womanhit, май, 2017)

«Как ни странно, его не привлекают ни театр, ни цирк – все, что связано со сценой, он не очень любит, даже презирает. Говорит: «Я не люблю театр, не люблю громкую музыку, не люблю, когда разговаривают громко». Но иногда его можно затащить в кино, и ему интересны интерактивные музеи, где можно все потрогать, изучить. Мне кажется, он не любит театр, потому что ревнует к нему нас с Максимом, мы же уходим туда надолго и возвращаемся поздно. Сейчас уже бывает, я собираюсь на гастроли, и он спрашивает: «Ты меня с собой возьмешь?» – и я говорю: «Ты же вроде не любишь это?» – а он отвечает: «Ничего, за кулисами буду сидеть». Кстати, я тоже лет до десяти терпеть не могла театр, потом стала ходить туда как зритель, но все равно скептически относилась к актерской профессии, а гены все-таки победили». (Womanhit, май, 2017)

«Это же Даня, мой ближайший друг, один из главных партнеров в театре. Мы с ним прошли огонь, воду и медные трубы. Если этот человек берется петь, то устраивает концерт в Большом театре. Он все делает максимально качественно, умно и тонко. Я знаю, что ничего «левого» он мне никогда не предложит. Он позвал меня в комедию «Статус: свободен»: мы были на гастролях, и всю труппу организованно вывезли на какую-то экскурсию. И Даня спросил: «Слушай, у меня есть безумная идея. Впишешься?» Я сразу ответила: «Да». (Cosmopolitan, январь, 2016)

«Раньше я говорила, что ничего с собой не делаю. И это было правдой, потому что я ужасно ленивая. Есть женщины, которые и руки парафином намажут, и маску на волосы нанесут, но я – нет. Мне казалось, что так на процедуры можно жизнь потратить. Но сейчас понимаю, что нагрузки на кожу очень большие: грим в театре и на съемках. Надо лицом заниматься. Я использую мягкие средства: мицеллярную воду для снятия макияжа, вечером наношу ночной крем, он достаточно плотный, убирает покраснения. А в салоны редко хожу, времени нет!» (Cosmopolitan, январь, 2016)

«Студенчество – вечеринки, клубы, веселье – какое там! Мы не жили, мы вгрызались в книгу зубами, ночевали в институте, мы просто исчезли из жизни своих родителей и нырнули в роман, это был наш дипломный спектакль и поворот сознания. Экспедиции в Норильск, в Норлаг, потом в Освенцим. Для многих это было по-настоящему травматично, страшно, трудно. Мы мучились. Однажды увидела запись спектакля и пришла в ужас от того, что я там делаю. Перекрестилась и дала себе слово: больше никогда не буду так играть! Так жать, так все демонстрировать». (Новая газета, январь, 2017)

«Мы – дети 90-х: занавес открыт, сникерсы, кока-кола, новое время. А когда ты взрослеешь, тебе открываются и взлеты, и предательство, и любовь, и потери. Меня иногда спрашивают, как вы все это играете, такой тепличный ребенок. Я, может, и была тепличным ребенком, но у меня все же есть воображение, и артисты более остро все воспринимают. К 30 годам у меня и женский, и материнский, и актерский опыт. Аппетит приходит во время работы, могу погружаться, вгрызаться, изучать. Но распространять его на всевозможные сферы вокруг мне уже неинтересно. Я поняла, что для меня театр несравнимо более важен, чем кино. Хотя так не было раньше, был инстинкт схватить, урвать, застолбить свое место. Мне говорят: вы так много снимаетесь! Нет, совсем немного, и в моем сердце театр занимает неизмеримо более важное место, чем кино». (Новая газета, январь, 2017)