Евгений Санников: «Сработал внутренний таймер — я захотел ребенка»

Евгения Санникова знают уже не только театралы. Его карьера в кино набирает обороты: «Игры», «Неверные», «Хирург»… О том, как желание поцеловать Ксению Раппопорт привело в профессию, героическом поступке, который сам актер таковым не считает, самопожертвовании и открытиях в семейной жизни — в эксклюзивном интервью журналу «Атмосфера».

- Евгений, у вас есть интересный проект «Чудомобиль». Вы приезжаете на кабриолете со спектаклем в детские дома, хосписы

Расскажите, как появилась такая интересная форма взаимодействия?

- Идея родилась буквально на чердаке в доме моей бабушки. Тогда был просто бум на благотворительность, и я задумался: а могу ли я, не имея серьезного денежного капитала, сделать что-то полезное? У нас с другом был кабриолет, мы как-то сделали акцию: закинули туда двести килограммов апельсинов, разрисовали себе лицо, как клоуны, и поехали по Питеру. Останавливались на стоянках, показывали фокусы и всем желающим раздавали апельсины. Мимо шли музыканты, они расчехлили свои инструменты и начали играть вместе с нами. Мы даже стихийно перекрыли улицу Рубинштейна. (Смеется.) На следующий день все это попало в соцсети. И мы поняли, что действо привлекает внимание. Так и придумали спектакль. Изначально он назывался «В ожидании зажигания» — по мотивам пьесы Беккета «В ожидании Годо». Семья из четырех человек едет на море, по дороге все ссорятся, машина глохнет, они пытаются ее чинить. И машина начинает с ними разговаривать, убеждая, что жить надо дружно. (Смеется.) В итоге все мирятся, автомобиль заводится, мы раздаем подарки и уезжаем. Первый раз мы сыграли спектакль в хосписе, ребятам так понравилось, что они просились уехать с нами. У некоторых наших актеров слезы на глаза наворачивались. И вот уже девять лет мы ездим по детским домам, хосписам, психоневрологическим диспансерам. Нас не только в Питере знают, но уже и в Москве, а недавно премьера «Чудомобиля» прошла в Ижевске, где я раньше учился.

- А я вообще подумала: кабриолет — это же такая красивая, необычная машина, своего рода символ, что можно уехать в какую-то другую интересную жизнь.

- И это тоже. Мы даем машине вторую жизнь — стоит она в гараже старая, никому не нужная. Мы ее ремонтируем, оживляем. У нас есть механик, который обрезает крышу. В нашем спектакле это не просто «железка», а персонаж, который высказывает какие-то мудрые мысли, дарит людям смысл жизни, радость, счастье. Дети в восторге, и мы получаем удовольствие огромное — и актерское, и человеческое. Возможно, в старости я пойму, что это вообще дело всей моей жизни. Когда ты делаешь что-то бескорыстно для других, карма очищается. (Улыбается.) Про наш спектакль даже сняли документальный фильм. В планах создать мультфильм «Чудомобиль».

- Евгений, а у вас в детстве было какое-то чудо? Может, мечта, которая сбылась?

- Знаете, я вот вспоминал тут недавно анкеты, которые мы заполняли в школе. На вопрос, кем ты хочешь стать, когда вырастешь, я почему-то везде писал, что хочу стать президентом. (Смеется.) Сейчас я понимаю, что, наверное, все-таки не хочу быть президентом — это колоссальная, запредельная ответственность. Но даже в детстве у меня было огромное желание как-то улучшить жизнь людей. Мне хотелось развивать этот мир. Но это можно делать и будучи актером, и режиссером, и кем угодно.

- А вообще, каким вы были парнем? Лидером?

- Думаю, да. Я футболом занимался, играл за футбольный клуб «Молот». Был лучшим бомбардиром и капитаном команды. Меня и любили, и побаивались, потому что во время матча я играл, не жалея себя, но и другим не спускал, если кто-то ленился или гол пропускал. Мог даже наорать. (Смеется.) Но тренер мне, кстати, замечаний не делал. Он понимал, что должен быть в команде игрок, способный повести за собой. Тренер у меня был классный, как второй отец. Мы не просто тренировались, но в походы ходили, сплавлялись по реке на плотах. Мы до сих пор с ним общаемся, он многое мне дал.

- Вы еще и рукопашным боем занимались.

- Да. Это уже в Ижевске. Я учился на лингвиста-переводчика, на платном отделении. Меня спросили: «Хочешь перевестись на бесплатное? Возьми на себя внеучебную работу: спорт, театральные конкурсы». Деньги сэкономить хотелось, поэтому я начал набирать команды. А на нашем отделении в основном девочки учились, поэтому я приглашал подставных лиц — своих друзей из других университетов. Ну и сам закрывал все виды спорта: бегал, плавал, катался на лыжах, играл в волейбол, баскетбол, футбол. Один раз наша команда заняла второе место по футболу. Все были в шоке, это случилось впервые в истории факультета. И после того, как я перепробовал все это, пошел на рукопашный бой. За три года так натренировался, что выиграл чемпионат Удмуртии в тяжелом весе. И сейчас спорт со мной постоянно: занимаюсь тхэквондо, на вейкборде, на коньках катаюсь. В принципе, если тело готово к физической нагрузке, можно освоить любой вид спорта. Не на олимпийском уровне, конечно, но для себя — вполне. Нужна просто упертость, воля и умение преодолевать себя.

- Но о профессиональной спортивной карьере вы не думали?

- Я думал, но я рос в маленьком городке, играл за свой клуб. Мы участвовали в чемпионатах области, можно было бы попробовать поехать куда-нибудь на просмотр — в тот же казанский «Рубин». Но я заканчивал школу и понял, что надо выбрать высшее образование, потому что карьеру профессионального футболиста я вряд ли осилю, а сидеть на скамейке запасных не хотелось.

- А для вас жизнь в маленьком городке — ограниченные возможности? Или есть в этом какая-то своя прелесть?

- Когда я жил там, население Вятских Полян было около пятидесяти тысяч, а сейчас и того меньше. Но я тогда не рефлексировал. Когда ты приезжаешь в большой город, понимаешь, что возможностей больше. Оказывается, есть троллейбусы и трамваи, музеи, театры, клубы и много учебных заведений. Но тогда, в моменте, этого всего не знаешь и поэтому наслаждаешься теми благами, которые дает родной город. Скажу больше: сейчас я с удовольствием приезжаю на малую родину. Сначала думал, что это старость приближается (смеется), а потом понял, что нет, просто это то место, где тебя любят. Там заряжаешься энергией, наполняешься. Для меня это безусловное место силы. И я могу сейчас без какого-то ощущения ущербности рассказывать, что я из маленького города. Наоборот, считаю, что мне повезло: я вырос на природе, бегал босиком по голой земле, пил воду из колонки, и передо мной был горизонт полей и рек, а не каменные джунгли.

- Прекрасно! Но то, что вы изначально выбрали такую специальность — лингвист-переводчик, наверное, было неосознанным желанием расширить границы, увидеть мир?

- Нет, все было спонтанно. Я два года готовился к поступлению на юридический. Участвовал в олимпиадах по обществознанию (занимал первые места), занимался с репетитором по истории. Все шло к тому, что я поступлю на юридический в Ижевске. Про меня даже писала газета «Правда». Статья называлась «На пороге взрослой жизни», там была моя фотография: я стоял в кожаном пиджаке, с галстуком — будущий юрист. Я приехал в Ижевск, но перед тем, как поступать, пошел к репетитору по английскому, чтобы проверить знания. Его мне посоветовала моя тетя. А этот человек, Владимир Владимирович Напольских, оказался известным профессором, специалистом в области финно-угорских языков. Мы с ним встретились в кафе, разговорились, и он сказал: «Зачем тебе юрфак? Сейчас юристов-экономистов пруд пруди, они никому не нужны. Иди лучше на иностранные языки, это всегда пригодится». Он еще был такой колоритный мужчина: высокий, с длинными волосами, бородой, похож на норвежского викинга. В общем, вызвал во мне доверие. И я забрал документы с юридического и поступил на переводчика только потому, что он мне посоветовал. Но я Владимиру Владимировичу благодарен.

Хорошо знаю английский и французский, немецкий подучил. И пусть они у меня языки сейчас как бы в инкубаторе, но, если я попаду в языковую среду, нужно две-три недели, чтобы опять заговорить нормально. И таким образом моя судьба была предрешена, потому что еще на факультете переводчиков я познакомился с моими первыми театральными учителями. У них была студия Les Partisans на французском языке, и меня позвали туда, потому что парней не хватало. Собственно, там я заразился еще и театром. То есть изначально не было никаких намерений, как вы сказали, мир посмотреть. Правда, потом я понял, что не зря пошел учиться на переводчика. На третьем курсе мы полетели в Америку на стажировку. Представьте: мне восемнадцать лет, я в первый раз полетел на самолете — и сразу в США. Еще и с потрясающим сервисом, где на борту давали вино. (Смеется.) Потом еще во Франции я был на стажировке. Да и когда мы с МДТ ездили на гастроли, языки тоже очень пригодились. Надеюсь, что у меня еще получится сыграть в международных проектах. У меня уже было пять проектов на немецком и один на английском.

- Вы рассказывали, что приход в актерскую профессию был как своего рода озарение. Вы посмотрели спектакль в МДТ — и все…

- Да, это удивительно. Когда я в Ижевске занимался в театральной студии, я не думал, что стану профессиональным актером. Приехав в Петербург, стал искать работу в международных компаниях, ходил в отели на собеседования. Но судьба распорядилась иначе. Мне очень нравилась актриса Ксения Раппопорт. И я пошел в МДТ на спектакль «Дядя Ваня», где она играла. И вот тогда, глядя с балкона на сцену, ощутил, что прямо физически хочу быть там и целовать Ксению Раппопорт вместо Семака в роли Астрова. (Смеется.) Я решил, что надо хотя бы попробовать поступить в театральный, чтобы душу успокоить.

- Коллеги ваши рассказывают о разных мотивациях. Кто-то преодолевал застенчивость выходом на сцену, кто-то закрывал гештальты психологические, а у вас просто интерес, любопытство.

- Да, какое-то томление, я чувствовал, что надо хотя бы попытаться его реализовать.

- А вам стала интересна психология людей с тех пор, как вы погрузились в эту профессию?

- Думаю, да. Мой персонаж Алеша Карамазов говорит: чем больше я люблю человечество, тем меньше люблю людей. (Смеется.) Вот и у меня так же: чем взрослее становлюсь, тем больше люблю мир в целом, но иногда так и хочется отвесить подзатыльник некоторым индивидуумам. Но вообще люди — существа занятные. Я тоже начал с психологом заниматься. Изначально это был профессиональный интерес. Пошел туда ради роли — мне нужно было сыграть соцработника, который проходит терапию. А потом втянулся. Раньше я считал, что подобное не для меня, но потом понял, что мнение человека непредвзятого, не родственника, не друга, может быть полезно, чтобы облегчить душевные страдания, найти выход из сложной жизненной ситуации. Главное, чтобы тебя умели слушать и задавали правильные вопросы.

- Что-то новое узнали про себя?

- Я сейчас нахожусь в процессе распаковки своих истинных желаний. Хочется понять, что же я, Женя Санников, действительно хочу от этой жизни. А потом уже удовлетворять по возможности желания и потребности других людей, а не наоборот. Мои родители и бабушка всегда были готовы последнюю рубашку отдать нуждающемуся. Это большая редкость в современном мире — так глубоко подключаться к чужим проблемам, даже жертвовать собой. И меня воспитывали в том же ключе. Поэтому, с одной стороны, я благодарен своим родителям за этот пример чистейшего милосердия христианского. Но в то же время мне так жить тяжело, потому что я чужие интересы порой ставил выше своих. И в разговорах с психологом я понял, что делал это не совсем бескорыстно, я ждал, что за мое добро мне ответят тем же. А это неправильная мотивация. Творить добро нужно просто так, не ожидая благодарности.

- Вы рассказывали, что в театре у вас герои в основном положительные, а на экране почему-то чаще приходится играть злодеев и подонков. И, мол, вам не очень комфортно их воплощать, остается внутри негативная энергия. А в чем это конкретно проявляется?

- Грубо говоря, это как воду пить с отрицательным зарядом. Играя «темных» персонажей, погружаешься в их мысли, эмоции. Это внутри оседает. Кроме того, чтобы герой не выглядел плоско, тебе нужно найти для него какое-то оправдание. И вот, собственно, здесь и кроется опасность, потому что ты начинаешь жить жизнью плохого человека и на какое-то время забываешь, что ты-то сам не такой.

- Даниил Воробьев рассказывал, что после роли в сериале «Жар» примерно полгода ощущал «вибрацию своего героя». С вами было нечто подобное?

- Сейчас, мне кажется, уже нет. Я стараюсь отпускать. Но вот в «Хирурге», сериале «Иви», мой персонаж давался мне очень нелегко… Мне кажется, я даже мениск порвал из-за того, что все время находился в напряжении. Причем это произошло на ровном месте. Я тхэквондо занимаюсь, растягиваюсь дико, в спаррингах, чемпионатах участвую, и у меня не было травм, а тут просто немножко подвернул ногу на спектакле — и пожалуйста. И вот это болезненное состояние, вообще больница вошли и в мою жизнь, пришлось делать операцию. Во время съемок я хромал, хотя скрывал это в кадре. Эта роль меня долго держала. Я понимаю, что еще раз бы не хотел сыграть Титова. Мне очень тяжело было его в себе носить. Не знаю, можно ли это называть вибрациями, но я считаю, что, когда тебе дискомфортно, ты становишься эмоционально нестабильным, значит, тебя повело не туда. И ты живешь уже не только своей жизнью, кто-то к тебе еще подселился. Я сейчас стараюсь выбирать роли, где персонаж не просто функциональный злодей, а обладает духовными, чувственными началами. И желательно, чтобы он все-таки стремился к свету.

- А ваш герой из «Хирурга», он какой в ваших глазах? За что вы могли бы его оправдать, если могли бы?

- Я думаю, это очень амбициозный человек, который захотел взять в руки и под контроль всю свою жизнь. То есть он почувствовал себя демиургом и решил восстановить справедливость так, как он ее понимает. Но когда он осознает, что есть что-то неподвластное его воле, впадает в отчаяние и теряет контроль над собой. В конце мы видим его на грани нервного срыва. Он, врач, берет автомат и начинает палить в омоновцев.

- На мой взгляд, в этой ситуации изначально заложено разрушение. Потому что врачи — люди, которые должны спасать жизни, причиняют зло.

- Безусловно. Они тоже взяли на себя какую-то миссию решать: кто достоин жизни, а кто нет, у кого можно забрать органы. Это кощунство, грех. Мы видим уже злодеев перед собой, а не героев. Какие бы у тебя ни были благие намерения, если ради этого ты пользуешься инструментами дьявола, то это уже никакое не спасение, а преступление. Гений и злодейство несовместимы.

- На экране у вас довольно часто сложные отношения с любимыми женщинами. А в жизни? Вы уже шестнадцать лет в браке — счастливый семьянин?

- Не все так просто. Это всегда про внутренний колоссальный труд, как прожить жизнь с другим человеком и не потерять себя, как подпитывать любовь, чтобы чувства не захлестнула рутина. Шестнадцать лет — это срок, за это время у нас были разные периоды в отношениях. Но семья для меня очень важна, и рождение сына стало колоссальным знаком, толчком в развитии и человеческом, и актерском.

- Ваша жена Анна — тоже актриса. Вы замечали с ее стороны какую-то тревогу, что карьера может встать на паузу? Ведь когда появляется ребенок, большая часть внимания матери уходит туда.

- Да, я это ощущал и старался всеми силами ей помогать. У нас сразу появилась няня, и бабушки, дедушки оказывали помощь. Если есть возможность, я всегда рекомендую Аню — и в театре, и в кино. Ну да, священное кумовство (смеется), но я знаю, что моя жена прекрасная актриса, и мне не стыдно ее предлагать. С самого рождения нашего сына я стремился к тому, чтобы у Ани не возникало ощущение, что она все силы бросила на воспитание ребенка, а я занимаюсь карьерой. Хочется, чтобы мы в равной степени могли развиваться, расти в профессии и в партнерских отношениях. Мне будет тяжело и больно, если моя жена будет испытывать чувство ущемленности, нереализованности.

- А как вы с Анной познакомились? В театре где-то?

- Я пришел к ней на выпускной спектакль. Я тогда еще не учился в театральной академии. Нас познакомила общая подруга. Аня играла Луну, и вот тогда у меня внутри все заклокотало (улыбается), я влюбился. Потом она помогала мне при поступлении, советовала, какой лучше взять материал, слушала, как я читаю стихи. Называла меня надеждой русского театра. (Улыбается.) И когда она это сказала, я подумал, что она мне льстит. Но мне понравился ее комплимент. Она меня обожала, верила в меня, и это здорово мне помогло.

- То есть вы, можно сказать, друг друга взращивали и в партнерском плане, и в актерском?

- Да, в какие-то периоды мы менялись ролями, как две лошадки в одной упряжке, которые тянут эту телегу жизни. Иногда мы впряглись вместе, иногда по очереди, порой кто-то кого-то опережал, тянул за собой — в общем, у нас хороший тандем. Мы обсуждаем роли, помогаем записывать самопробы, у нас общий спектакль «Чудомобиль». А самое главное — мы вместе воспитываем нашего сына.

- Когда к вам пришло желание стать отцом?

- Я помню, что лет в тридцать сработал внутренний таймер — я очень захотел ребенка, дочку. Но родился сын, и я так рад, что у нас есть наш Илья, хотя и мечта о дочке осталась. (Смеется.) Я получаю огромное удовольствие от отцовства, это прекрасно. В этом можно расти бесконечно, потому что растет твой ребенок, развивается, мир познает, новые потребности и вопросы у него появляются. В этом году он пошел в первый класс.

- Какой он, ваш Илья? Чем удивляет и радует?

- Он бесконечно жизнерадостный, позитивный, умный парень с потрясающей энергией, богатой фантазией и воображением. Может долго сидеть и собирать конструктор, а иногда его не угомонить. Он будет бегать, прыгать, шутить, хулиганить. Очень добрый, отзывчивый, эмпатичный. Чувствует настроение, всегда поддерживает, когда тебе плохо. От него льется чистая энергия любви. У него тоже есть задатки лидера, желание стать первым. Мы вместе занимаемся тхэквондо. Он уже получил желтый пояс, мечтает о черном.

- Прекрасный у вас парень! Просто награда для родителей.

- Да, это действительно подарок. Даже мои родители говорят, что Илюша — чудо, а не ребенок. Мы его привозим к ним летом в гости в Вятские Поляны. Понятно, что он не всегда послушен, но это добрый, чуткий человек, который дарит свет, энергию, счастье.

- Вы сказали, что он в школу пошел в этом году. Важный этап для ребенка и родителей.

- Да, очень сложно было выбрать школу. Есть учебные заведения с разным уклоном, хотелось, чтобы сын получил самое лучшее образование. Поэтому долго определялись между гимназиями. А еще тестирование, общение с психологом — много переживаний было. Но в итоге, как мне кажется, мы выбрали очень хорошую школу, с эстетическим направлением. Там есть и кружок робототехники. Илья туда с удовольствием ходит, и от дома не очень далеко.

- Чему главному надо научить мальчика в современной жизни, на ваш взгляд?

- Вчера только об этом подумал, когда мы с Ильей отдыхали в Динопарке. Я наблюдал за детьми — и многие как опавшие листья — куда ветер дунет, туда и летят. За них все родители решают. Я тоже иногда это в сыне замечаю, что он ленится. После этого мы поехали на тренировку — и вижу, что он весь какой-то расслабленный, сонный. И строго так ему говорю: «Соберись, нельзя в таком состоянии на тренировку приходить». Мне кажется, парней надо учить тому, что при всей нынешней свободе, и творческой, и эмоциональной, в определенный момент нужно уметь взять себя в руки, преодолевать лень, усталость. Самостоятельность — это не только свобода, но и ответственность.

- Знаете, меня поразила история, когда вы спасли утопающего и сказали, что это самый обычный поступок и вы не считаете его героическим. А в чем тогда для вас героизм?

- Героизм — это наши деды, которые в Великую Отечественную сражались, или люди, пережившие блокаду. А если ты плаваешь хорошо, то это твой долг — человека из воды вытащить. Хороший поступок, но не героический.

- То есть героизм — это что-то сверх того, что ты можешь сделать?

- Да. Это сверхусилие, когда на кону стоит твоя жизнь и ты готов ею пожертвовать ради спасения других или ради каких-то идеалов. Это как раз к теме самопожертвования.

- Вы объясняете сыну, что делать добро нужно, не забывая и про себя?

- Я пока это не проговариваю, но думаю, что ребенок все считывает через поступки. Если ты высказываешь умные мысли, но слова расходятся с делами, это не сработает. Важен живой пример. Иногда сын сам мне что-то философское выдает. Так, позавчера в душе сказал, что человеческое тело — это машина, бензин — наши чувства, а пепел, который оседает, — наши обиды, и надо его смывать. Он меня еще больше научит, чем я его. (Улыбается.) У ребенка чистое сознание, иногда он подсвечивает какие-то важные вещи, которые ты сам для себя еще не открыл. И так ты тоже растешь, развиваешься. Он мне говорит: «Папа, как ты думаешь, кто мой лучший друг?» Я спрашиваю: «Я?». Он отвечает: «Конечно, ты». Мне это очень приятно, хочется, чтобы так он мог сказать и через много лет.