Уже вторую неделю в соцсетях обсуждают — 16-летнюю экоактивистку из Швеции, которая произнесла эмоциональную речь на саммите ООН. Наш колумнист Анна Петрова проанализировала эти обсуждения и пришла к выводу: по реакции на выступление Греты можно делать выводы о том, что представляет собой человек.
Традиционная забава каждого стареющего поколения всех времен и народов — жаловаться на то, что новое поколение хуже: что оно хуже учится, меньше читает, меньше интересуется, что оно инфантильное, безынициативное и толку от него не будет…
И тут вдруг случилась Грета.
И открылись какие-то невероятные бездны: весь русскоязычный интернет сплотился в едином порыве ненависти и злобы. Чего только не сказали о Грете Тунберг за последние несколько дней: обсудили ее внешность, ее возраст, ее заболевания, ее мимику и ее эмоциональность, сам факт того, как она вообще могла оказаться на этой трибуне. Ее сравнили с Гитлером — люди, пишущие о том, что ее нужно изолировать в психиатрической лечебнице, ага.
Но никто ничего не говорит по сути ее речи.
Как шутят в интернете, если по существу сказать нечего, сразу переходите к оскорблениям.
Вся эта истерия и негативная реакция на Грету ровным счетом ничего не говорит о Грете, но очень многое говорит о нас, о нашем мировоззрении, которое не в состоянии справиться с этой историей.
Какую же реакцию вызвало у нас выступление Греты и почему?
«У нас бы она дальше Новинок не прошла»
Да, нам действительно привычнее видеть, когда все «не такие» заперты в специализированных учреждениях и не имеют права даже на то, чтобы принять душ. Да, в наших реалиях Грету могли не пустить в обычную школу или по крайней мере порекомендовали бы класс для детей с особенностями развития.
А тут вдруг «психически нездоровому» человеку дают трибуну.
Огромная проблема нашего общества — это стигматизация ментальных заболеваний и психофобия. Когда любое отклонение от некой общепринятой нормы вызывает желание не просто лишить человека права голоса, права на публичное высказывание, но закрыть его подальше, убрать с глаз
Заболевание (пусть даже и психическое, или тот же синдром Аспергера, относящийся к расстройству аутистического спектра), если оно не ограничивает дееспособность, не может лишать человека права на общественную деятельность или право голоса.
Но нам не понять.
У нас люди с ограниченными возможностями, несмотря на отдельные проекты активистов, до сих пор практически исключены из жизни: их не увидишь ни в кафе, ни в ресторанах, ни в кино, ни просто на улицах города.
«В Африке дети голодают»
Еще один популярный повод для нападок на Грету — «ах, у нее украли детство, а в Африке вон дети голодают».
Но страны первого мира по сравнению с прочими живут в другом измерении. Надо ли объяснять, что та же Швеция — страна с принципиально иным уровнем жизни? Она стала первой страной в мире, которая еще в 1979 на законодательном уровне ввела запрет на наказания детей, первой страной в мире, которая ввела «отцовские квоты» (если мужчина разделит декретный отпуск пополам с женщиной, то семья получит дополнительные деньги), страной, где решены проблемы людей с ограниченными возможностями, проблемы гендерного неравенства. В общем, логично, что когда все проблемы решены, то можно и об экологии подумать.
А на каком уровне по сравнению со Швецией находимся мы? Когда ежедневно нужно думать о том, хватит ли денег до зарплаты, о том, что еще не выплачен кредит на то, чтобы собрать ребенка в школу, а ему уже пора зимнюю одежду и обувь покупать, когда в стране не решены глобальные проблемы с правами человека, с медициной, с образованием, с бездомными животными. В странах, где в туалет ходят в дырку в земле и передвигаются на летающем корыте, трудно думать об экологии и спасении планеты.
«Что она о себе возомнила!»
Немыслимый для нашего понимания факт: слово дали подростку.
(Отдельно можно отметить — подростку женского пола, а «девочка» имеет еще меньше прав на мнение и публичное выступление на столь высоком уровне.)
Мы хорошо помним, что в нашем обществе подростки — это как бы недолюди, которые еще не заслужили право иметь свое мнение, и уж тем более — право публично его транслировать. В этих вопросах у нас до сих существует строгая иерархия: выступать на таком уровне имеет право лишь старый, седой профессор. Мы ведь с детства привыкли к тому, что с трибун часто вещают старцы, постепенно впадающие в деменцию.
«Ее используют»
Следующая причина, по которой общество так рьяно набросилось на Грету, — непонимание того, что человек может занимать активную гражданскую позицию и делать что-то не ради собственной выгоды (если только он не психически больной, ага).
Когда, например, летом московская молодежь выходила на протестные акции, чтобы выразить свое несогласие с недопуском к выборам независимых кандидатов, самое популярное мнение «авторитетных взрослых дяденек» — «естественно, они выходят за деньги». Или что феминисткам платят за то, чтобы они расшатывали традиционные ценности. Или локальный пример: Антон Мотолько, которого в чем только не обвиняли и каких только выгод для него не находили.
То есть любой активизм — это всегда обвинение в том, что «за этим что-то или кто-то стоит». Просто потому, что кому-то трудно осознать, что проявлять инициативу и бороться за что-то можно без какого-либо тайного смысла, что можно не жить по принципу «моя хата с краю». Просто потому, что для большинства из нас наш дом ограничивается собственной входной дверью, а что там дальше за этой дверью — в подъезде, во дворе, в городе, на планете — хоть трава не расти.
«Зачем это все?»
Еще один аспект — никто ничего не хочет делать. Глобально заняться проблемой экологии мы не готовы. Потому что, в первую очередь, это значит «снизить» качество своей жизни, перестать использовать пластик, начать заморачиваться на тему раздельного сбора мусора, меньше потреблять, начать экономить воду и электричество, отказаться от многих благ цивилизации.
И еще: возможно, мы все глубоко травмированы тем, что молча проглатываем все, что бы с нами ни делали, а тут какая-то девочка. С какой-то экологией. Вышла, и ее все слушают… И правда, жуть какая.
Комментарии