— Знаете, сумасшедших не зря называют душевнобольными. Когда у тебя болит какой-то орган, ты можешь лечь поудобней, выпить обезболивающее, пережить операцию, в конце концов, — и со временем отпустит. А когда у тебя болит душа — больно везде. И это боль такой силы, что смерть становится совсем не страшной. Потому что если вот эта вот жизнь и есть то самое, что преподносят как величайший подарок, — лучше сдохнуть. Поэтому, кстати, среди нас так много суицидников…
«Среди нас» — это среди людей, которые живут с биполярным расстройством, или, как его еще называют, — маниакально-депрессивным психозом.
Алиса (имя изменено по просьбе героини) узнала о своем диагнозе в 28 лет. До этого она всегда была просто «очень грустной девочкой»
Впрочем, Алиса захотела рассказать свою историю сама — и написала письмо-исповедь. Сегодня мы можем прочесть этот рассказ и задать его автору лично все те вопросы, которые обычно звучат за спиной человека, который живет с психическим заболеванием.
«Полтора года назад у меня диагностировали БАР. Оно характеризуется несвойственными здоровой психике перепадами настроения: чередованием маниакальной и депрессивной фаз. И так будет всю жизнь, это заболевание хроническое, только сдерживается с помощью комбинации определенных препаратов, психотерапии и нескольких альтернативных методов лечения, которые, к слову, еще не до конца изучены».
— Алиса, почему вы вообще согласились на этот разговор?
— Потому что за все время, что я провела в больнице, не встретила ни одного человека с этим заболеванием. Когда со мной случилось все это, я не знала, куда обратиться. И мне бы очень хотелось, чтобы люди, которые замечают похожие проблемы у себя, прочитав этот текст, поняли, что с ними происходит, и обратились к хорошему специалисту.
А еще мне хочется, чтобы люди с этим диагнозом нашли друг друга, и я готова быть волонтером в этом объединении, потому что сама была человеком, который нуждался в помощи.
Да и сегодня у меня на всякий пожарный собрана сумочка в больницу, а все родственники предупреждены: если снова накроет, не жалейте меня, тут жалость ни к чему…
«Раньше я не понимала, что со мной происходит, да и никто этого не понимал! Почему постоянно нет настроения, почему я вечно недовольная жизнью, ненавидящая и бичующая саму себя дама. Пока в определенный момент все не стало плохо и вправду: работы нет, мозг работает очень медленно, жизненная энергия отсутствует, желание общаться и выходить из дома — тоже, сон — единственное спасение от реальности, которую ненавидишь. Каждый день похож на другой. Ты просто бесполезное ленивое существо, которое непонятно зачем просыпается каждое утро и вообще пришло в этот мир».
— Алиса, как человеку понять, что с ним что-то большее, чем просто плохое настроение? На что обращать внимание близким?
— Как я теперь понимаю, до мании, которая случилась в 28 лет, всю жизнь я провела в депрессивной фазе. Я не понимала, почему у меня постоянно нет настроения, почему мне всегда не нравится, как я выгляжу, почему я не могу найти себе применения в этой жизни. Сегодня я могу точно сказать: такое отношение к себе — ненормально.
Если ты сверхсамокритична, если на мир ты смотришь сквозь черные очки, если тебя ничего не цепляет, если ты не испытываешь любви — не к определенному объекту, а любви как глобального чувства, хоть к чему-то — это не норма.
У меня все зашло слишком далеко: я потеряла работу — точнее, я ее бросила. Я перестала выходить на улицу, только лежала, спала и ходила в туалет. Даже не ела. Не зря говорят: порядок вокруг — порядок в голове. Когда у тебя БАР, к этому порядку невозможно прийти ни в одной сфере жизни. Я жила одна — и в мою квартиру лучше было не заходить. Если бы кто-то пришел, думаю, с первого взгляда понял бы, что тут живет нездоровый человек.
Каждое утро я вставала и понимала, что моя жизнь бессмысленна. Что я буду умирать весь день. И точно так же будет завтра, послезавтра…
«В какой-то момент существо подумало, что где-то, на другом конце света, все-таки существует та самая неповторимая и ценная чем-то, совсем ему непонятным, жизнь. Собрало себя в какую-то кучку и пошло к врачу-психиатру. Пошло в обычную поликлинику. Куда придумало — туда и пошло, денег особо не было, выбора тоже.
Не знало оно тогда, что туда, уж точно могу сейчас сказать, обращаться не следует. После долгого рассказа о том, как прекрасна жизнь, врач выписал антидепрессанты, пообещал, что все непременно будет хорошо, и отправил „лечиться“, контролируя процесс раз в месяц.
В какой-то момент врач уволился, другого такого специалиста в этой поликлинике не нашлось, и я осталась без контроля. Куда идти, я не знала, так как хотелось пройти лечение анонимно (можно, конечно, платно, но денег не было совсем). А если обращаешься в психдиспансер, то сразу же ставят на учет…
Прошло 3 месяца с начала приема препаратов, и все, как и обещал врач, и вправду стало хорошо: улучшенное настроение, чрезмерная общительность, разговорчивость, куча энергии, мозг работает так, как будто до этого не работал никогда. Родственники, друзья, знакомые не узнают тебя. Вначале радуются…»
— Алиса, как произошел этот переход от вечной тоски к вечной радости?
— Сначала — все мои друзья это подтвердят — я была просто в приподнятом настроении, стала активна, вернулась к своему старому увлечению — танцам. И получала от этого огромное удовольствие! В некотором роде моя болезнь — награда. Вы — если я так могу сказать — не почувствуете так остро, как я, ни горе, ни радость. Умножьте свое удовольствие от самой любимой песни на 10 — и получите мое удовольствие.
Представьте: 28 лет я жила в жесткой депрессии — и вдруг резко настало абсолютное счастье. И я не понимала, почему меня называют «больной», ловят, скручивают по рукам и ногам и закрывают в тюрьму с жуткими людьми. Как так, за что?
«Сон сокращается: в депрессии я спала по 14 часов в сутки, теперь же стала спать от силы 3−4 часа, потом сон и вовсе пропал. Энергии так же много, находишь себе какие-то идиотские дела, жутко устаешь. Но не останавливаешься, потому что думаешь: ведь до этого и не жил-то вовсе!
А потом появляется агрессия, абсурдные мысли и идеи. Творишь невесть что, обижаешь близких, пристаешь к людям с какой-то ненужной им, но крайне необходимой, по-твоему мнению, помощью. Нужно же что-то делать…
Агрессия растет: ты ссоришься со всеми, разрываешь давние отношения только лишь потому, что все, кто тебя знает, считают, что тебе надо лечиться. Но ты же знаешь лучше: „Что они понимают, я только ожила, только почувствовала вкус жизни, стала такой, какой всегда хотела быть…“.
В итоге остаешься совсем один, наедине с непонятной действительностью. Хочешь избавиться от всего этого — и сбриваешь волосы (потом я читала, что в сложных ситуациях женщины часто прибегают к такой крайней мере, как это работает — так и не осознала)…
Дальше больница — самое ужасное, что я видела в своей жизни. Но именно там самые сильные врачи… В общем, за месяц мучений меня вернули на круги своя».
— Расскажите, что происходило, когда вы оказались в больничной палате?
— В первый приезд я орала,
дралась — и через несколько дней меня выпустили под
расписку родителей. Во второй раз за мной приехали уже
двое здоровенных санитаров — и на драку с ними
я не решилась. (Улыбается.)
Помню, что меня скрутили, связали и накачали
успокоительным — а потом провал…
В больнице я узнала, что значит слово «нищета». К некоторым девочкам никто не приходил месяцами — и у них даже не было прокладок. Для таких людей конфета, карандаш для глаз — роскошь.
А еще там все носят свою туалетную бумагу с собой, чтобы ее никто не украл. Была у нас «королева туалетной бумаги», у которой было сразу два рулона. (Смеется.)
В туалетах нет дверей: потому что доверия к пациентам тоже нет. И это, в принципе, правильно. Такое понятие, как «личное пространство», отсутствует: ты можешь сидеть на унитазе, а напротив будет стоять человек и в упор на тебя смотреть. Я старалась просто не обращать внимания или ржать — в Новинках без чувства юмора загнешься.
Я вот до сих пор думаю: почему этих людей ничем не занимают? Они ж целый день ни черта не делают, только слоняются из угла в угол. И едят.
В первый вечер я не понимала, почему все вокруг ныкают хлеб за ужином. На следующий день я делала то же самое: от терапии безумно хочется есть. Так, за время лечения я набрала около 25 кг: препараты не только замедляют метаболизм, но и делают тебя придорожным плющом — ты жрешь и спишь, а больше ни на что не способен. Как овощ.
Да, ад. Но в этом аду я смогла понять, что для меня значат мои родители. В самый сложный момент рядом оказались только они, хотя я полностью разорвала с ними отношения на пике болезни. Родители приезжали ко мне каждый день, заваривали кофе в любимую термокружку, привозили вкусности…
Мне до сих пор перед ними стыдно. И я надеюсь, что когда-нибудь расквитаюсь со всеми моральными долгами.
«В больнице ты настолько привыкаешь к изоляции от внешнего мира, что, возвращаясь в него, чувствуешь себя крайне неуверенно. Долгое время я провела за городом, особо никуда не выбираясь и ни с кем не общаясь, кроме родственников. Наверное, это время требовалось моему организму, который каким-то непонятным образом я научилась слушать и слышать».
— Алиса, как происходило ваше возвращение в привычную жизнь после месяца в РНПЦ психического здоровья?
— Это странное ощущение: ты как будто заново учишься ходить и говорить — как человек после инсульта. Ты точно знаешь, как это делать, но мозг и ноги отказываются шевелиться.
Помню, что я тогда перечитывала переписки в соцсетях, которые вела во время обострения болезни, и думала, что сгорю со стыда. Боже, какую редкостную чушь я писала! Но, согласитесь, это не только у людей с БАР случается. (Улыбается.)
Перед кем-то я успела извиниться уже тогда, кому-то стесняюсь сказать «прости» до сих пор и при случайной встрече в магазине делаю вид, что не могу оторваться от прилавка — а потом убегаю.
Впрочем, выходить из дома я начала не сразу. Поначалу, когда меня выписали, я спряталась на даче: лежала пластом на втором этаже, натянув одеяло до подбородка.
И в этот момент, когда было так плохо и тяжело, Бог дал мне настоящую подругу. Наше общение поначалу сводилось к тому, что она приходила ко мне, стучала о спинку кровати и говорила: «Эй, чего лежишь, пойдем мозаику собирать». Это не было попыткой расшевелить меня или залезть в душу. Просто человек был рядом — и это чувство всеобъемлюще. Жене не надо было ничего объяснять.
Представьте: мы были соседками по даче больше 10 лет, наши участки находятся на «пожароопасном» расстоянии, но до этого года мы ни разу не встретились. Удивительно, что люди могут быть так близко — и так далеко.
Благодаря поддержке Жени, я по чешуйке начала снимать свою скорлупу. Это невероятно важно, когда на твоей стороне, за тебя — хотя бы один человек.
Я, честно говоря, не верила, что у меня будут друзья: после того, что случилось во время моей болезни, моя вера в людей подорвалась и до сих пор слаба. Я не считаю людей плохими, но я начеку.
Просто в тот момент, когда мне очень нужна была помощь, я осталась совсем одна. Нет, не настаиваю, что кто-то должен был быть рядом, но подсознательно я надеялась на поддержку друзей. А получала пинки со всех сторон — и срабатывало что-то вроде защитной реакции, которая и выбила меня из колеи окончательно. Сейчас я понимаю: все просто не знали, что происходит, что с этим делать…
Сегодня все, что я прошу у людей, которые остались в моем окружении: пожалуйста, не напоминайте мне каждый день, что я больная. Не надо меня инвалидизировать. Да, мы люди с особенностями психики, с волшебством в голове — но нам не нужна жалость.
Маску сумасшедшей снять очень трудно, и я не знаю, сниму ли ее вообще. Но я делаю все, что от меня зависит. И прошу тех, кто находится в схожей ситуации: не торопите себя или своих близких — дайте этому моменту «возвращения со дна» случиться.
«Наверное, это и есть мой самый главный вывод из всего произошедшего — слушать себя и свой организм. Он точно подскажет, что тебе делать, он не запрограммирован на саморазрушение, он сам себе поможет, и ты даже можешь не до конца осознать как.
Для себя я решила, что моя жизнь — что-то вроде серфинга, я буду пытаться ловить волну. Использовать все, что со мной происходит, в своих целях. Направлять энергию в нужное русло. Принимать все, как есть. Никого ни в чем не винить. Находить в каждом дне что-то важное и приятное. Вытеснять плохие мысли — замещать их на позитивные. Обращать внимание на мелочи — из них и состоит вся наша жизнь. Не торопиться: ни в мыслях, ни в словах, ни в действиях, ни в выводах. Подстраиваться под обстоятельства, но не терять себя. Слушать себя. Понимать, чего ты хочешь, а чего точно не хочешь — и имеешь полное право на это.
И становишься счастливее…
Сам.
Только ты — никто другой тебе не поможет. Так же, как ты можешь испортить себе жизнь, так же ты, и только ты, в силах ее наладить.
Все — есть наш выбор.
Все просто».
— Алиса, возможно, это прозвучит абсурдно, но чему вас научила болезнь?
— Я научилась тому, что свои мысли нужно чистить, как зубы — только так можно заставить свою голову молчать.
Я научилась прислушиваться к себе: когда ты чувствуешь себя некомфортно, это огромный восклицательный знак о том, что есть проблема! Задумайся: возможно, решение есть — и оно на поверхности, просто ты не хочешь этого видеть.
Я научилась делать свой выбор: можно вечно ходить с кислой мордой, как я когда-то, а можно начать борьбу за свое здоровье и счастье. Нет греха в том, чтобы жить в унынии, но нужно понимать, что ты сам выбираешь тратить свои ресурсы именно на это.
Я научилась ничего не откладывать на завтра. Завтра я могу оказаться в овощном состоянии — не выпью вкусного кофе, не подстригу собаку (Алиса подрабатывает грумером. — Прим. редакции), не помогу тому, кому пока могу помочь.
Я понимаю, что все это знают, во всех
мотивационных книжках это написано, сотни фильмов про это сняты,
но пока ты это не прочувствуешь душой, пока
ты твердо для себя не решишь жить так, ничего
не изменится. И я сейчас открываю для себя эту
жизнь, как велосипед. (Смеется.)
Я поняла, что мы приходим в эту жизнь и уходим
из нее в одиночестве, даже если нас кто-то держит
за руку.
А значит, достать себя из *опы уже точно можешь только ты сам.
Мне пришлось пройти такой путь, чтобы это понять. И спасибо болезни: мне еще нет 30, а я уже усвоила этот урок навсегда.
Мнение эксперта
, врач-психотерапевт, гештальт-терапевт, супервизор
— Расстройство затрагивает около 1−2% населения, то есть в Беларуси может насчитываться около 100 тыс. людей, которые в течение жизни могут заболеть БАР. Находясь в стационаре под присмотром врачей, пациентка не может не принимать препараты, там этот процесс контролируется. При выписке, в состоянии улучшения, ей назначают поддерживающее лечение, которое она должна принимать самостоятельно. Понятно, что в этом случае она может сама отменить себе препараты и не принимать их. Что, скорее всего, приведет к следующему обострению заболевания через какое-то время.
Препараты в сочетании с психотерапией могут помочь прийти к более длительной ремиссии и улучшению качества жизни. Да, препараты могут вызывать побочные действия. Потому что у любых психотропных препаратов они есть, но при этом не всегда и не у всех пациентов они проявляются. Так же многое зависит от дозировок и индивидуальной реакции организма.
При этом гораздо рискованней для жизни выбор в сторону отказа от препаратов. Так как обострения депрессивных либо маниакальных фаз будут происходить чаще. И в фазе депрессивного эпизода у таких пациентов часто возникают суицидальные мысли и могут случаться суицидальные попытки. Соответственно, выбор за пациенткой: либо побочка от препаратов, либо угроза для жизни. А при условии регулярного поддерживающего лечения риск возникновения новых приступов резко уменьшается.
У многих пациентов маниакально-депрессивное расстройство долгое время остается нераспознанным (до 10 лет с момента появления симптомов до постановки диагноза). В связи с этим более 60% больных не получают лечения, оно не соответствует диагнозу или недостаточно эффективное. И, конечно, зачастую близкие люди списывают странности в поведении их родственника на личностные особенности, плохой характер и даже не пытаются отправить к врачу.
В итоге к врачу такие пациенты попадают в состоянии сильнейшего обострения. Все, что могут и должны сделать родственники, чтобы помочь в период обострения заболевания своему близкому, это отвести к врачу-психиатру либо отправить в стационар на соответствующее лечение.
В период ремиссии таким пациентам может потребоваться эмоциональная поддержка и внимание со стороны близких. Кроме того, поддержкой может стать индивидуальная и групповая психотерапия. Хорошо, если близкие поддерживают этот процесс.
БАР — хроническое заболевание. При этом оно поддается лечению и можно достичь очень хороших стабильных результатов и периодов длительной ремиссии без остаточных симптомов. При этом необходимы постепенность и осторожность, так как в ряде случаев прекращение лечения может привести к очередному обострению. Как жить? Для начала надо признать, что это хроническое заболевание, его надо лечить и делать это постоянно и в определенной системе. Ведь если признаешь проблему, то способы с этим жить рано или поздно приходят.
Комментарии