«Дочь видела, что происходит с моими подругами, со мной. При этом я никогда не сажала ее напротив и не говорила: «Саша, знаешь, как бывает?» Детям полезно понимать — вариантов судьбы очень много. Кто-то все ломает и начинает с нуля. Кто-то живет как живет, хотя, может быть, уже давно пора расстаться», — рассказывает Алена Хмельницкая.
— Алена, ваша младшая дочка сыграла свою первую роль — в сериале «Колл-центр». Ну и как вам это — быть мамой артистки Ксюши Кеосаян?
— Прикольное ощущение. Но, честно говоря, я не отношусь к этому серьезно, ведь все произошло абсолютно спонтанно
— А как вы в свое время попали в кино?
— В десять лет я снялась у Александра Аркадьевича Белинского в фильме «Карамболина-карамболетта», я там играю девочку, такого театрального ребенка, которая ходит все время с бабушкой на работу, смотрит из-за кулис на сцену и мечтает о ней. Хореографию для этого фильма ставила моя мама (балерина Большого театра Валентина Савина. — Прим. ред.), и мы были очень дружны с Александром Аркадьевичем, вот он и придумал для меня такой ход. Прошло несколько лет. Я приехала из пионерского лагеря «Спутник» в Анапе. На перроне всех ждали родители, а мои почему-то задержались.
В общем, всех разобрали, а я одна стояла и рыдала. Это продолжалось недолго, но я успела поволноваться. А когда появились родители, к ним подошли какие-то люди и о чем-то с ними поговорили. Потом выяснилось, что они подбирали детей для фильма «Чучело». Но я не ходила на пробы, видимо, родители решили меня туда не водить. Зато потом несколько раз ходила на «Мосфильм», и меня там фотографировали для чего-то. Но дальше дело не шло, меня никуда не брали. И все же каким-то непонятным образом кино входило в мою жизнь. Я поступила в Школу-студию МХАТ…
— И уже на втором курсе получили роль в фильме «Сердца трех», который очень полюбили зрители. Считается, что это последний фильм, снятый в СССР…
— Я, наверное, была одной из последних претенденток на роль в «Сердцах трех», и режиссер Владимир Михайлович Попков никак не мог определиться, кого ему взять. Я ездила на пробы в Киев два или три раза. Это были очень серьезные пробы с гримом, с костюмом, с актерами.
— Знаю, большую часть фильма снимали в Крыму, а один эпизод — в Индии.
— В Индию была очень странная и удивительная поездка. Из актеров туда повезли только меня и Шевелькова, а кроме нас были еще режиссер, оператор, художницы и второй режиссер — вот и вся группа. На пляже, на берегу Индийского океана снималась наша первая встреча с Шевельковым. Я плещусь в волнах, а за мной подглядывает злодей, которого играет Рафаэль Котанджян, — получается, из Ялты, потому что в Индию его не взяли и его планы снимались в Крыму. А потом мою героиню кусает змея. Эту змею наш художник картины контрабандой, в мешочке, закрепленном на животе, привез в Индию — нужна была неядовитая, а с такими в Индии плохо.
К сожалению, я ничего не знаю о судьбе той змеи — в Россию она не вернулась. Змея-эмигрантка… Помню, в Индии мы всего боялись — в смысле бактерий, всякой заразы. Воду нужно было обязательно кипятить, не пить свежевыжатый сок, местного ничего не есть, питаться полагалось в гостинице. И мы все время все протирали. А индийцы же очень открыты и безумно доброжелательны, им обязательно нужно пожать тебе руку. Торгуя чем-то на улице, они тебе предлагают: попробуйте одно, другое, орешки какие-нибудь. И так не хочется выглядеть каким-то злобным и неприветливым…
— А съемки в Крыму чем запомнились?
— У нас по сценарию было много проездов на лошадях. Помню, как меня в первый раз посадили в седло. Показали, как правильно ноги в стремена вставлять, за что держаться. Ну и я чуть-чуть поездила, погарцевала. И даже подумала: здорово, прямо аттракцион. Рядом было еще, наверное, пять лошадей, предстоял серьезный «проскок», как это называется у киношников. И вот когда раздалась команда «Камера, мотор!» — кто-то ударил по лошади. По своей, по моей, по всем, и эти шесть лошадей ринулись галопом. Если бы у меня до этого было хотя бы день-два на обучение, все получилось бы иначе, а тут у меня ноги провалились в стремена, я вцепилась и в поводья, и в гриву.
Не было и мысли пытаться управлять лошадью — важно было только с нее не упасть. А мчались мы по горе, рядом обрыв. В конце концов лошадь остановилась, когда остановились остальные. Видимо, сработало стадное чувство, потому что сама я ее остановить не могла, это без вариантов. Когда я с нее слезла, не могла вообще соединить ноги. Тут-то я поняла, откуда берется кавалерийская походка. Но самое обидное было, что на этом проскоке на экране меня совсем не видно. На лошади мог сидеть кто угодно. Но боевое крещение я прошла.
— Ваша героиня мечется между героями Жигунова и Шевелькова. А вам самой кто из них больше нравился?
— Предполагалось, что они ужасно похожи, практически близнецы. Режиссер изначально хотел снимать Олега Меньшикова в обеих ролях, но Олег отказался. И тогда пригласили Шевелькова и Жигунова. Все хохотали, когда я произносила свою реплику: «Ой, я не могу вас различить». Говорили: «Леонсии пора к офтальмологу». Конечно, они совершенно разные. Мы общались и продолжаем общаться с Володей Шевельковым. Он чудесный, замечательный, мы недавно виделись с ним. И с Сережей Жигуновым на первом фильме мы тоже нормально общались, он был веселый, радостный. Но на вторых съемках, «Сердца трех?2», у нас резко испортились отношения. И все равно это было какое-то очень счастливое время. Три месяца снимали «Сердца трех» и три месяца «Сердца трех-2». Предполагалось, что будет продолжение. Жигунов очень хотел снимать дальше. Отсюда и воздушный шар в финале. Имеется в виду, что мы на нем улетаем за новыми приключениями, такая зацепочка. Жаль, что не случилось.
— После этого фильма вы стали знаменитой.
— Не могу сказать, что моя жизнь сильно изменилась после этого. К тому же меня постоянно принимали за других актрис. Чаще всего за Анну Самохину. Останавливали на улице, говорили: «Как же мы любим ваш фильм «Воры в законе». Я не разочаровывала людей, расписывалась «Самохина». Как-то мы встретились с ней на «Кинотавре», я говорю: «Ань, я вам должна сказать, что очень часто даю за вас автограф». Она улыбнулась: «Ну и я расписывалась за вас». Меня путали и с Гузеевой времен «Жестокого романса» — мы же обе темненькие, со светлыми глазами. И еще с Лютаевой. Вот, кстати, с ней мы действительно похожи. Недавно оказались вместе на одном дне рождения, сидели рядом, и потом я посмотрела видео: надо же, я и я. Мы с ней удивлялись, что никто не использует наше сходство. И Агния точно могла бы быть и моей дочкой. Мы как будто из одной семьи. А тут еще в восприятии людей перемешались «Гардемарины» и «Сердца трех».
Везде же лошади, приключения. Жигунов, Шевельков и Харатьян. Только однажды я удивилась, когда меня приняли за другую актрису. Я тогда была еще совсем юной девушкой. И вот на Даниловском рынке хожу по рядам, пробую квашеную капусту, а тетенька на меня смотрит и говорит: «Господи, вот прямо мучаюсь, не могу вспомнить, я же вас знаю очень хорошо…» Я скромно жую капусту. И вдруг она прямо выкрикивает: «Ну конечно! Вспомнила! «Приключения итальянцев в России»!» Я подавилась этой капустой. Говорю: «Знаете, возможно, к тому времени, когда снимали этот фильм, я и родилась. Но точно была в коляске».
— Еще у вас постоянная какая-то путаница с родителями.
— Да, Бориса Хмельницкого считали моим папой. Мы с ним по этому
поводу шутили, он говорил: «Меня все очень устраивает. Только нужно
понять, кто мама». Для публики этот вопрос был решен:
— Теперь уже, наверное, мало таких. Алена, а вы сильно изменились с тех пор, как снимались в «Сердцах трех»? Например, как вы теперь относитесь к риску на съемках?
— Теперь я стала гораздо осторожней. Особенно что касается здоровья. И если раньше боялась под костюм надеть даже колготки, мне казалось, что так я буду выглядеть на десять сантиметров толще, то сейчас поддеваю все что можно ради тепла. Если надо — термобелье, да хоть рейтузы с начесом. Потому что ты уже понимаешь, что иначе просто заболеешь, сорвешь съемочный процесс. А в последнее время я называю себя человеком-шапкой. Если снимаюсь в зимнее или в осеннее время, почти всегда в шапке. Потому что три года назад у меня был жуткий отит, и с тех пор это мой пунктик. Вот, допустим, снимается момент, когда моя героиня должна красиво выйти из салона, чтобы была видна прическа. Я говорю: «Ребят, все что угодно, но внутри. Давайте эту красоту снимем внутри!» И если мне возражают: «Ой, а у нас нет шапок, которые бы под костюм подошли», я отвечаю: «А у меня есть!» — и предъявляю несколько подходящих головных уборов, которые я захватила из дома, где у меня их огромная коллекция. У меня с собой всегда есть шапки: красивые, нормальные, они мне идут. Выбираем подходящую — и в кадр. Но это еще не значит, что я совсем исключаю риск на съемках. Всегда нужно понимать, насколько этот риск оправдан и необходим по сценарию.
Например, в «Русских амазонках» я летала на самолете, выполнявшем фигуры высшего пилотажа. Конечно, за штурвалом была не я. Но я сидела в кабине. Это было необязательно, вместо меня могла бы сидеть там какая-то каскадерша, а я просто снялась бы в тренажере, не поднимаясь в воздух. Но на аэродроме Мячково я настолько погрузилась в летную эстетику, что такой вариант меня не устраивал. Мы даже в свободное время летали. Якубович нам с Розановой и с Могилевской говорил: «Девчонки, да вы что, какой обед? Пойдемте полетаем. Я вас прокачу», — и всегда предлагал то самолет, то какой-то маленький вертолет… Вот сейчас мне скажи: поехали в Мячково на частном самолете полетаем. Я отвечу: с ума сошли, делать мне больше нечего! А тогда это казалось нормальным.
Комментарии