«Тине Баркалая, нашей подруге, присудили приз на «Кинотавре» за короткометражку. Но не объявили на сцене и не вручили. Тина сидела на пляже и горевала. Моя пятилетняя тогда дочь Саша подошла к ней и спрашивает: «Что с тобой случилось?» Тина стала рассказывать
— Алена, вас можно поздравить с выходом на мировой кинорынок? Скоро на Netflix появится сериал In from the Cold — «Из холода», где у вас одна из главных ролей. Как вам удалось ее получить?
Алена: Случайно. Мой агент прислала мне предложение от Netflix. Я сняла самопробы и постаралась просто об этом забыть, чтобы не переживать. Считала, что получить такую работу невозможно, поскольку есть русские артисты, которые давно снимаются на Западе, а тут все же одна из главных ролей в международном проекте, в шпионской истории, истории разведок. Да, это такая шпионская сага с элементами фантастики, очень интересная, там нет плохих, нет хороших. Выходит сериал в начале января, а до этого я не могу ничего говорить о сюжете.
— Как работает такое крутое производство, как Netflix? И насколько их съемочная площадка отличается от наших сериальных?
Алена: Каждые две серии снимал новый режиссер. Серий восемь, так что всего режиссеров было четыре. И с каждым из них все вопросы мы решали заранее, до того как окажемся на площадке. В российском кинопроизводстве это очень редко бывает, у нас все гораздо быстрее и компактнее, потому что для такого ритма нужны и время, и деньги. А перед съемками «Из холода» у меня была возможность в любой момент позвонить, попросить о встрече с режиссером, с продюсером, поговорить о роли, обсудить какие-то вещи. Зато на площадке все должно быть четко и быстро, туда надо приходить полностью готовой. Загримировались, оделись — «Камера, мотор!».
Действие сериала происходит в Мадриде, поэтому большая часть группы была испанская, а вот продюсеры — американцы. Актеры же задействованы и американские, и испанские, из России только я и Стася Милославская. У Стаси тоже одна из главных ролей.
— Вы испытывали языковые проблемы?
Алена: Так как мой первый иностранный язык французский, испанский я понимаю очень хорошо, они похожи. Но понимать-то я понимала, а вот отвечала, может быть, не на идеальном испанском. Зато свой английский я успела усовершенствовать, пока сидела на карантине в прошлом году, у меня был педагог. И когда приехала на съемки, попросила коуча по английскому языку. Так я могла быть спокойна, что все правильно произношу в кадре. В результате чувствовала себя совершенно органично, разговаривая на английском.
— А что было для вас самым сложным на этих съемках?
Алена: То же, что и для всех остальных. Мы очень боялись заболеть. Вообще, съемки должны были начаться в 2020 году, и мы даже прилетели в Испанию, но всех быстро отправили восвояси, потому что страна закрывалась на карантин. А через год проект возобновился, но мы снимали уже в новой реальности. Были четкие правила, которые, мне кажется, в России вообще не соблюдаются. Маски носили все. Операторы ходили в двух масках, продюсеры тоже. Актеры снимали маски только тогда, когда выходили в кадр. У нас были зеленые зоны, красные и желтые. Красные — где нельзя находиться без маски. Зеленые — где мы ели, это было на улице, а между столиками стояли защитные экраны. Нас просили не ходить в толпу и по минимуму находиться в помещениях. По понедельникам, средам и пятницам нам делали ПЦР. И не только нам, но и членам семей. Так что ПЦР сдавали и моя дочь Ксюша с няней, которые ездили со мной. И я считаю, что это правильно. Вложены были большие деньги, а это ответственность. Никто не хотел, чтобы, не дай бог, все это остановилось. И знаете, ни один человек не заболел. Но я немножко более свободно себя чувствовала, потому что незадолго до поездки переболела и улетела туда с большим количеством антител. Но, конечно, я тоже носила маску, потому что в масках были абсолютно все.
— Съемочный день длился, как у нас, — 12 часов?
Алена: Нет, меньше. Восемь или десять. Что такое переработка — там вообще никто не знает. Этого не позволили бы профсоюзы. У нас было много выходных, которые мы проводили в Мадриде — улетать на родину запрещалось по эпидемиологическим соображениям. Так что в выходные мы просто гуляли по городу, занимались своими делами.
— А что в Испании делала ваша дочь Ксюша?
Алена: Училась в онлайн-школе, занималась испанским каждый день по два часа с педагогом. А я тем временем сказочно проводила время, не вылезала из музеев. Мне кажется, я за всю жизнь не была так много в музеях. Представляете, пустой Прадо, пустой! Еще я много гуляла по городу. Это было самое начало весны, цветущий миндаль, огромный парк Ретиро… Ой, просто фантастика! Я объездила все замечательные малюсенькие городочки вокруг Мадрида, какие только были доступны. В итоге наш главный продюсер Адам Гласс сказал: «Я смотрю на Мадрид твоими глазами, изучаю его благодаря твоим сторис в «Инстаграме». Такой кайф!» До этого я была в Мадриде в пятнадцать или шестнадцать лет. А потом часто ездила в Испанию, но в основном на юг, была в Барселоне много раз. А теперь просто влюбилась в Мадрид. Он такой королевский, такой праздничный, красивый. Барокко, мавританский стиль. Это было счастливое время.
— Конечно, счастье, что выбрали вас.
Алена: Мне повезло. А еще больше Стасе Милославской. Для ее карьеры это аванс. Она после этого должна очень-очень выстрелить. Надо только заниматься английским и взять иностранного агента. Потому что, я знаю, Стасей теперь заинтересуется Запад. Я-то вряд ли могу на это рассчитывать, в мои-то годы. Я реально смотрю на вещи. То есть, если меня еще когда-нибудь куда-то пригласят, будет круто. А если нет, то спасибо и за эту историю. Вообще, очень хорошо, что сейчас есть такой шанс у наших артистов, потому что мир стал гораздо более открытым. Несмотря на пандемию, несмотря на политику.
— Алена, для вас мир был открыт давно. Вы ведь даже рожали вашу старшую дочь, Сашу, в Швеции.
Алена: Мы тогда ничего не выбирали, я просто поехала к родителям, которые достаточно долго работали в шведском Королевском театре. Как все женщины, я хотела на родах быть ближе к маме. Мне было все равно, где она находится, я бы отправилась к ней куда угодно. Но так получилось, что это была Швеция. У родителей был там небольшой домик за городом, под Стокгольмом, в местечке Седертелье, там замечательно, лес рядом, тишина. До этого они много в каких странах жили — в Испании, в Германии, и всегда снимали жилье. А тут как будто специально к Сашиному появлению купили этот дом, в котором мы после родов какое-то время провели. А потом родители продали дом и переехали в другую страну.
— Чем шведские роддома отличаются от наших?
Алена: Я уже плохо помню, мне было 23 года. В России после родов ребенка уносили, а там нет. Маленькую Сашу помыли и положили рядышком в прозрачную пластиковую колыбельку. Помню, как я волновалась: что же дальше делать, как кормить?
— И посоветоваться не с кем, ведь кругом все говорят на шведском.
Алена: Нет, со мной говорили на английском, конечно. Я и рожала на английском. Видимо, поэтому у Саши хорошо с языком. (Смеется.) Шведы к процессу рождения относятся как-то очень радостно. Не было вообще ощущения, что ты в медицинском учреждении, палата скорее походила на комнату для игр. Помню какие-то приспособления, напоминающие те, что в зоопарке у обезьянок. Было что-то, на чем можно повисеть, а в углу мешок стоял. Я когда зашла туда, не поняла, для чего это, а потом мне все пригодилось во время схваток. Я чувствовала себя немножко мамой-обезьянкой. Когда Саша родилась, мне сказали: «О, у вас девочка!» — и тут же откуда-то возник розовый бантик, который они повязали ей на редкий младенческий пушок. А еще дали булавку с розовой головкой. У них такая традиция, а мамам мальчиков выдавали голубую. Они меня вообще-то подбешивали своей милотой. Задаешь им конкретный вопрос о родах, а они отвечают: «Только Господь Бог знает!» Эту приторную историю уравновешивала моя мама, присутствовавшая на родах.
— Саша, ну вы-то о Швеции вряд ли что-то помните, вы были слишком маленькой. А какое у вас самое первое воспоминание?
Саша: Я прекрасно помню Ватутинки, где мы снимали дачу.
Алена: У нас не было своей дачи. А в Ватутинках нашими соседями была семья сына знаменитого оператора Павла Тимофеевича Лебешева. Наши дочки — Даша Лебешева и Саша — дружили. Они одного возраста практически.
Саша: У меня там было много друзей, и я прекрасно помню, как мы играли. Хорошее было время. У взрослых шашлыки, разговоры, а у нас свои развлечения. Родители были молодые (мама в том возрасте, как я сейчас), очень веселые и шумные. И их друзья тоже. Детей никто не мучил, мы сами по себе гуляли. И какая-то была легкость в этом.
Алена: Все были молодые, наверное, дураки немножко.
— Саша, так за вами, наверное, и не нужен был контроль. Вы, кажется, росли беспроблемным ребенком?
Саша: Ну разве что на шухере стояла, пока другие шкодили. Я всегда следила за временем и приходила домой минута в минуту. Никогда не было такого: «Двенадцать ночи, где Саша?» У меня с логистикой хорошо. И еще я любила делать домашнее задание. У меня был целый ритуал, я все тщательно делала и отмечала галочкой каждый выполненный пункт.
Алена: Очень правильная и ответственная девочка. И еще абсолютно неконфликтная.
— Неужели у вас не было проблем переходного возраста?
Саша: Он у меня начался в районе 20 лет. Вот тогда меня немножечко накрыло.
Алена: Но тебя тогда не было в стране. Ты уехала в 16, и твой переходный возраст нас не касался.
Саша: Я никогда не была в контрах с мамой. И с папой ни разу не выясняла отношения, у нас никто не хлопал дверью и не говорил: «Ты испортил мне жизнь!» Рассказывают, что я рано начала соображать и осваивать глубокие взрослые концепции.
Алена: Помню, Саша еще в школу не ходила, мы поехали на «Кинотавр». Это были прекрасные «Кинотавры», когда еще не сновали папарацци вокруг, мы отдыхали и не боялись никого. Смотрели кино, а потом очень весело проводили время, пели в ресторанах, танцевали. Дети тусовались рядом, никто никого спать не отводил, не укладывал. Бегали, бегали по пляжу, пока сами не уставали часа в три ночи, ложились на лежаки и спали. При этом гремела музыка, шла дискотека. Так росли Саша, Дуся Серебрякова — все… Однажды, пока мы танцевали, Саша увидела на пляже одинокую Тину Баркалая, нашу подругу. Она режиссер, представила на конкурсе короткометражку, и ей присудили приз. Но не объявили на сцене и не вручили. Тине было дико обидно.
Саша: Она в обиде сидела на гальке.
Алена: Потом Тина нам рассказывала: «Я была в жутко растрепанных чувствах, чуть не плакала. Подходит Саша, спрашивает: «Что с тобой случилось?» Я стала рассказывать: «Саш, вот такая ситуация…» Изливаю свои переживания, не выбирая слов, не заботясь, чтобы маленькая девочка поняла, просто рассказываю все как есть. Саша стоит, очень внимательно меня слушает, не перебивает. А потом говорит: «Тин, хочешь совет?» — «Хочу». — «Забудь!»
— Универсальный совет на все случаи жизни! Мне нравится еще одна история из Сашиного детства на «Кинотавре». Помните, Саша, как вы захотели поиграть с папой в аэрохоккей, он согласился, но с условием, что не станет поддаваться? Конечно, он выиграл, и вы рыдали. А он сказал, что это урок, что надо быть готовой: никто в жизни вам поддаваться не будет.
Саша: Я с трудом доставала до стола, мне было года четыре, но эту историю отлично помню. И до сих пор не умею проигрывать. Я очень азартный человек. В папу. Через какое-то количество лет я выиграла в бильярд у него. Пришлось очень-очень долго тренироваться. Но я упертая.
Алена: Что касается той истории с хоккеем, я считаю, что есть понятие «игра» и не всегда надо относиться к этому как к войне или как к какой-то поучительной истории: «Я не поддамся ребенку, и ребенок поймет, что никто ему поддаваться не будет в этой жизни». Тигран относится к тем людям, которые просто не умеют проигрывать.
— Вы более легкий человек.
Алена: Для меня игра — это игра. Если я проиграю в дурака или в другую игру, ничего страшного не произойдет. Когда мне было лет одиннадцать, я стала второй в Москве по настольному теннису. Хорошо помню эти соревнования и ту девочку, которая была моей соперницей. Мне казалось, ей очень нужна эта победа, и я перестала бороться в самый последний момент во время финальной партии. Я не вгрызалась. А победу надо именно выгрызать, ты должен собраться прямо максимально. Я вообще не «военный» человек, никогда не боролась за победу ни в личной жизни, ни за роли. Упорно добиваться цели — это одно, тут я боец. А бороться с кем-то — не мое.
Саша: Но эта история про аэрохоккей показательная. Тигран со мной как с маленькой никогда не общался. Возможно, потому, что я первый ребенок. Он всегда разговаривал со мной как со взрослой, порезче и построже, и от меня всегда ожидал взрослого поведения. Он считал, что это хорошо. Тигран очень эмоциональный, и я в него. Но у меня эмоциональность мягче, не такая взрывоопасная. Я могу сильно переживать, нервничать, не есть, не спать, плакать. Плачу не только когда мне плохо. Если счастье какое-то, я буду рыдать от счастья. Например, если музыку хорошую слышу. Мама говорит, что слезливость у меня от Давида, моего дяди, брата Тиграна.
— Так странно, вы зовете отца Тигран.
Саша: Да. И он иногда раздражается. Но это профдеформация, мы много работаем на площадке, и я привыкла обращаться к нему по имени.
— Кто в вашей семье принимает самые важные решения? Алена или Тигран решили, что Саше нужно учиться в Англии, а потом поступать в США и учиться режиссуре?
Саша: Это я решила. Я понимала, куда хочу поступать и чем хочу заниматься, с восьмого класса. У меня был четкий настрой. Я хотела быть режиссером. Киношный мир был, по сути, моей детской площадкой. Возможно, люди, которые не выросли на съемках, думают про красные дорожки, про премьеры, про каких-то красивых звезд, а я видела другое — потные и уставшие люди, которые безумно радуются, когда у них получился хороший кадр. Это какая-то магия, когда много людей вкалывают сутками, не спят, им холодно, дождь идет, снег. Но они все вместе собираются и делают какую-то волшебную историю, которая потом вызывает эмоции. Очень круто. Я рада, что мне был дан такой шанс: достаточно рано начать работать на площадке. Сначала родителям просто удобно было не оставлять меня дома, а брать с собой в экспедицию. А дальше я стала говорить: «Можно я помогу?» Первые деньги я получила лет в пятнадцать или в шестнадцать за работу «хлопушкой». Мы были в экспедиции в Ялте, Тигран снимал там фильм «Ялта-45». И мне выдали суточные. Я купила на ялтинской набережной колечко с эмалью в форме попугая. Оно у меня лежит до сих пор, я смотрю и вспоминаю.
— Саша, а почему вы сейчас не работаете в кино?
Саша: Почему же? Только недавно закончили съемочный период очередного фильма. Просто сейчас я наконец позволила себе сфокусироваться на музыке. Все лето были концерты на крышах Москвы. Мы создали музыкальный проект с моим коллегой Анджело: он родом из Колумбии, еще с нами и кубинцы, и наши — целый яркий интернационал! По собранным залам сужу — зрителям нравится. Будем продолжать.
Алена: Обычно Сашка поет одну-две свои песни на концертах. А в основном они делают каверы на известные композиции. Мое самое любимое у них — «Бесаме мучо», которое переходит в «Очи черные». Так что пока музыка победила кино.
— Ясно. А что с личной жизнью? Саша уже знакомила родителей с каким-нибудь молодым человеком?
Саша: Было дело, знакомила. Но вообще я стараюсь Тиграна беречь и не посвящаю его часто в свои личные дела… А вот с мамой всегда могу поделиться. При этом никто из них не лезет в мою личную жизнь. Я вижу взаимоотношения некоторых своих знакомых с родителями и понимаю, что мне повезло.
Алена: У Саши были уже здесь, в Москве, затянувшиеся и мучительные отношения. Я боялась, что могу что-то такое резкое сказать и Саша со мной не будет больше на эту тему разговаривать. Потому что у них было все время из огня да в полымя, up and down.
— А вам, Алена, было легко представить Саше Александра, вашего нынешнего мужа?
Саша: Мы же с мамой подружки. И она мне позвонила буквально через день после того, как они познакомились. Я тогда училась в Америке и приезжала на каникулы раз в полгода. И в один из приездов мы с Александром познакомились. Но я знала, как он выглядит, — видела фото. Я настроена была хорошо, потому что уважаю свою маму, ее выбор.
— То есть вы приняли бы любой ее выбор?
Саша: Нет. Если бы рядом с мамой оказался мужчина, во взаимоотношениях с которым было какое-то насилие, я бы этого не терпела. Я, по сути, старший сын. Мама бы даже не поняла, что происходит, но этот человек исчез бы из ее жизни. Если опасности нет, я не лезу в отношения. Сейчас я очень рада за маму, потому что вижу, ей хорошо. Раньше она была хоть и взрослая, но при этом как ребенок. В ее жизни творился какой-то хаос. А сейчас мама повзрослела морально и находится в абсолютной гармонии с собой. И если ощущение гармонии ей дает определенный мужчина и определенная работа — это прекрасно.
— Алена, вашей работой в последнее время стал и фонд «Звезда на ладошке», который помогает детям со спинальной мышечной атрофией (СМА).
Алена: Абсолютно точно. Этот фонд меня изменил.
— Саша вам помогает?
Саша: Помогаю, чем могу! Например, выступлением на мероприятии маминого фонда.
— Год назад вы на своем дне рождения устроили концерт, пели под псевдонимом Asha, а вместо подарков просили, чтобы люди переводили деньги на лечение Лени Ямковского со СМА. Именно с этой истории началась благотворительная деятельность вашей мамы.
Саша: Я рада, что получилось сделать что-то доброе. Буквально за месяц до того дня рождения я собрала бэнд. Мы сделали 12 моих песен. Света белого не видели.
— Для Лени тогда собирали деньги всем миром, огромное количество людей, в том числе читатели нашего журнала. Сумма была огромной — 150 миллионов рублей. К счастью, укол сделали. Какие у Лени успехи?
Алена: Родители Лени сохранили его страничку и продолжают рассказывать о его успехах. Леня крепнет, идет реабилитация. Последнее видео, которое я опубликовала у себя: его чуть-чуть придерживает папа, но он практически стоит на ножках и даже пританцовывает.
— У родителей совершенно другие лица, совершенно другие глаза. Второе рождение у ребенка практически…
Алена: Да. После Лени при поддержке нашего фонда укол получили еще 23 ребенка. Каждый укол — невероятное событие. Привыкнуть к этому невозможно. Мне кажется, что с того момента, как мы помогли Лёне, прошла целая жизнь. По инициативе президента создан фонд «Круг добра» специально для детей с редкими заболеваниями. Но не надо забывать, что это государственная машина и раскачивается она не быстро. Мы очень ждали консенсуса врачей и дождались. Были установлены жесткие рамки: укол будут получать дети до шести месяцев и те, кому установили диагноз не позже двух месяцев назад. Сейчас таких детей у нас в стране шесть. Детям, которым можно помогать по мировым стандартам, но которые не вошли в критерии «Круга добра», будем помогать мы — «Звезда на ладошке» и другие благотворительные фонды, занимающиеся «смайликами», как мы их называем. По мировым критериям, ребенку можно делать этот укол до того, как он достиг веса в 13,5 килограмма, независимо от возраста.
— Степе Заплаткину из Кирово-Чепецка было два с половиной года, но весил он мало. Ваш фонд помог собрать деньги, Степе сделали укол, и он на пути к выздоровлению.
Алена: Да. А сейчас наши главные подопечные Асият Гаджимусаева и Ника Алексанян, они старше двух лет, но маленькие — весят не больше 9,5 килограмма, и укол может им помочь. Это единственный препарат геннозаместительной терапии, который применяют при СМА. Болезнь останавливается, дети крепнут. И помимо того, что они будут жить, болезнь же смертельная, некоторые из них даже смогут ходить и станут полноценными членами общества, так как дети со СМА абсолютно интеллектуально сохранны. Они выздоравливают и живут полноценной жизнью. И, конечно, пока мы можем помочь, сборы не остановятся. При этом идет давление от родителей и от фондов, чтобы критерии «Круга добра» все-таки изменили, чтобы их немножко расширили и помощь была оказана всем, кому можно помочь. Тот же Степа Заплаткин сейчас, отталкиваясь ножками, катится на велосипеде. Прогресс налицо. Много детей со СМА, которых можно вылечить, и их нельзя лишать надежды. Я рада, что им активно помогают звезды. Алишер Моргенштерн узнал про мальчика, которого зовут Илья Худоба, и подключился к сбору, нужная сумма благодаря певцу была собрана. , прекрасный артист, сейчас помогает Володе Сологубу, тоже «смайлику». Саша доехал на своем мотоцикле до Урала, во всех городах останавливался, давал концерты, встречался со зрителями и рассказывал об этом мальчике. Я считаю, что звездам просто необходимо брать в подопечные «смайликов» и говорить об этом, делать что-то, проводить какие-то благотворительные мероприятия, кричать о проблеме в сетях. Потому что им доверяют люди. Каждый из известных артистов может помочь.
— Когда нырнула в благотворительность, она говорила, что от нее отвернулись многие друзья, потому что не могли это все выносить. Как происходило в вашей жизни?
Саша: От мамы никто не отвернулся. Это просто невозможно.
Алена: Но для семьи был сложный момент, когда они поняли, что это надолго. Я тогда занялась сбором денег для Лени Ямковского, и все думали, что мы наберем нужную сумму и я вернусь к прежней жизни. Но не получилось — меня прежней уже нет. Я пошла по пути, откуда нет возврата.
Саша: Все это понимают и поддерживают маму. Хотя иногда тяжело общаться, когда она постоянно в телефоне, в бесконечных переговорах.
— Я видела, что Маргарита Симоньян написала пост на своей страничке, защищая Алену. Она даже назвала вас ангелом добра.
Алена: Спасибо ей огромное, она очень поддерживает и помогает, так как может решать проблемы на том уровне, на котором не можем мы. Я Маргарите очень благодарна. Мы с ней занимаем единую позицию, потому что речь идет о спасении детей, и ничто другое не имеет никакого значения. А на все злые комментарии я просто не обращаю внимания — оказалась в этом смысле железобетонной. У меня нет сомнений в том, что мы делаем правое дело. Тут я немножечко воин. Говорите что угодно, называйте любыми словами, только не мешайте. Не можете помочь — лучше пройдите мимо.
— Алена, а что у вас сейчас с кино?
Алена: Я снимаюсь в сериале «Березовая роща» у режиссера Киры Ангелиной. Он про 1980-е годы, очень прикольно, потому что это время моей юности, у меня по нему ностальгия. И мне нравится сниматься в тех нарядах, с теми прическами, которые тогда носили… А еще мы с Алексеем Серебряковым собираемся делать спектакль. Он замечательный артист. Очень надеюсь, все состоится.
— Серебряков — это же ваш друг юности?
Алена: Алексей и Маша, самая близкая подруга детства и почти сестра, — практически моя семья. Его дети — Даня и Степа — мои крестные сыновья. И я буду конечно же счастлива, если у нас получится какая-то общая профессиональная история. Потому что странно, что мы с Лешей так мало работали вместе. Никогда вместе не снимались, только однажды играли в спектакле, который делал Тигран по пьесе Ганны Слуцки, он назывался «Новый». Но это было очень-очень давно. И вот мы решили новую историю организовать. Нужно брать судьбу в свои руки.
Комментарии