С Олегом Ефремовым в фильме
«Здравствуй и прощай». 1972 г.
«В Ефремова все влюблялись. Просто умирали! Его мужское и артистическое обаяние существовали неразрывно. Противостоять этому сплаву было невозможно… При этом он не был классическим красавцем или мачо. Он же такой слесарь-сантехник, скажем так. Городской мужик, не крестьянин, из работяг», — рассказала актриса Людмила Зайцева.
— Людмила Васильевна, как у вас появилось желание стать актрисой? Вы ведь родились на хуторе Восточный, с восьмого класса работали то на заводе, то на стройке…
— Моя двоюродная сестра говорит, что я еще совсем маленькой заявляла: «Буду артисткой»
Я помню все фильмы, которые видела: «В 6 часов вечера после войны», «Молодая гвардия» и другие… Вокруг шла обыденная жизнь, а на экране — возвышенная. В кино даже про стройку, про металлургические комбинаты, про колхозы, про трактора рассказывали так, что это увлекало. Хотя, может, и не всех. Мама моя никогда не ходила в кино. Ее оно не интересовало совершенно. Даже когда я в фильмах сниматься стала, мама к этому относилась индифферентно. На премьеры мои не ходила. А от известности моей даже страдала. Вот она выйдет на рынок в Усть-Лабинске, а там все: «О, мы вашу Люду вчера видели!» Она отвечала: «Ай, отстаньте, видели и видели».
— Вероятно, она с самого начала не поддерживала ваше стремление стать артисткой?
— Мама говорила: «Ну куда тебе? Вот Ладынина — это актриса. Ладненькая, беленькая, носик маленький. А у тебя уши несуразные, руки-ноги большие». Но запретить ехать в Москву она не могла. Я работала и зарабатывала с восьмого класса и на заводе, и на элеваторе, и на стройках. А параллельно училась в вечерней школе…
— Вы помните тот момент, когда впервые попали в Москву?
— Ехала я на поезде, мама какие-то деньги зашила мне в карман ситцевых трусов… В Москве я попала в настоящий коловорот беганий по институтам, и везде я встречала хорошо одетых девочек, которые правильно разговаривали. И, конечно, меня это угнетало… Я сразу поняла, что мое новое голубое платье, которое в станице считалось дико модным, никуда не годится. А бантики, которые на него нашила тетя Сима, — чудовищны. Я их оторвала. Срочно оделась в «Детском мире». Купила себе юбку цвета хаки, белую блузку, черные туфли, черный широкий пояс. Тогда это считалось модным, да и шло мне — талия у меня очень тонкая была.
«Мама говорила: «Ну куда тебе? Вот
Ладынина — это актриса. Ладненькая, беленькая, носик
маленький. А у тебя уши несуразные, руки-ноги большие». Но
запретить ехать в Москву она не могла. Я же работала
с восьмого класса» 1970-е гг.
Смотрелась я вроде бы хорошо. Но это не помогло, я провалилась во всех вузах. Нужно было возвращаться домой. К соседям, которые наперебой говорили: «Да куда она? Кому она там нужна? Там все по блату». И мама в меня не верила. Мама всю жизнь скептически ко мне относилась, я у нее всегда была не первый сорт… У нас в казачьих семьях все не очень ласковые. Любим друг друга, но расцеловать, обнять, сказать что-то приятное — нет. Казаки очень суровые, там другой уклад жизни, там нет сюсюканий…
Но неудачи, наверное, закаляют. Три раза мне приходилось из Москвы возвращаться домой, не сдав экзамены. Но я снова и снова что-то учила для поступления, ходила в драмкружок в Усть-Лабинске. Внутренне я, конечно, росла, набирала. Думаю, даже к лучшему, что я не поступила в 16 лет, в 17, в 18.
После третьего провала я пошла на актерскую биржу, и меня пригласили работать в Рязанский ТЮЗ. А там уже сцена профессиональная. К нам приезжали режиссеры и художники из Москвы, благо близко — всего 200 километров. Все было очень серьезно, например, когда мы ставили «Винни-Пуха», у нас побывал Борис Заходер. Мы и сами мотались в Москву на спектакли, много раз бывали на «Таганке».
Дело в том, что у нас режиссерами были выпускники Щукинского училища, а Любимов и сам щукинец. Так что администрация театра как-то договаривалась, и нас возили на «Таганку» — в самый модный тогда театр — на автобусе. Мы пересмотрели там все спектакли. Помню, как меня поразили «Десять дней, которые потрясли мир»: артисты на улице встречали зрителей в костюмах и на штыки накалывали билеты… Впечатлял «Добрый человек из Сезуана» с потрясающей актрисой Зиной Славиной… Тогда, в 1965—1966 годах, на «Таганке» блистал Золотухин. А вот Высоцкого я не очень запомнила, видимо, еще не пришел его час. И «Гамлета» он тогда еще не сыграл.
Еще я смотрела много иностранных фильмов, особенно итальянских и французских, — они буквально хлынули с экранов. Это же оттепель! , Жан Габен, Даниэль Дарье — как они играли! И все это шло в копилку. Так что, когда я приехала в Москву поступать в четвертый раз, я была уже готова. И подавать себя научилась. Вечером на прослушивания надевала темное платье, чулки, темные лодочки. Днем — все льняное… Держалась уверенно. Меня приняли. Курс оказался для того времени специфическим — вместе учились и артисты, и режиссеры. Сейчас это сплошь и рядом, в то время — практически эксперимент. Мы заканчивали в год столетия со дня рождения Ленина. Многие наши спектакли этому посвящались — «Член правительства», «Синяя тетрадь»… Как-то так сложилось, что у меня не оказалось дипломной работы, только отрывок на французском языке из водевиля «Мадам Сан-Жен». Я на курсе не очень заметной считалась.
«Мы с Наташей постоянно хохотали,
у нас с ней похожий юмор, на этой почве мы и сошлись. Мы долго
после съемок дружили. А потом судьба как-то развела…» С
Натальей Гундаревой в фильме «Здравствуй и прощай»
— Я так понимаю, что самой заметной стала Ирина Купченко?
— Не могу сказать, что она была очень заметная, ее просто вела руководитель Марианна Тер-Захарова, которой нравились такие, как Ира и Наташа Сайко. Иру сразу планировали взять в Театр Вахтангова. Она высокая, академичная. Сказать, что у нее получались какие-то блестящие отрывки, я не могу. Она не казалась яркой, как , которая училась на курсе чуть старше нас. Когда Русланова выходила на сцену, это была фантастика, фейерверк!.. Такой темперамент, такая заразительность, такая яркость!
После института меня не взяли ни в один театр. Я ходила на показы со своими однокурсниками, подыгрывала им, возила для них костюмы… Многих брали, а у меня — полный провал и ощущение ужаса. Меня Тер-Захарова чуть ли не в театр оперетты попыталась определить, я на прослушивания туда ходила. Но меня, конечно, не взяли. Ну какая оперетта? Проблема в том, что у меня даже определенного амплуа не было. Я и героинь играла, и характерных персонажей, и комедийных — всего по чуть-чуть. Вот Ира Купченко — чистая классическая героиня, с длинными ногами, с длинными руками, с высокой шеей, прекрасными серыми глазами.
Немножко нос уточкой, но это ничего. Наташа Маркина, маленькая, сбитая такая вся, «Подмосковный городок, липы желтые в рядок». Нос курносый, глаза голубые, матрешка, все там было ясно — она характерная. Наташа Сайко — инженю-драматик. А я, Валя Глупанова и Лида Чукаева — тоже вроде высокие, видные, все при нас, но все же оставалась какая-то неопределенность. Понимаете, каждым студентом мастер должен заниматься на курсе, или сам студент должен брать мастера в свои руки. Вот как Наташа Гундарева, которая училась со следующим после нас набором, брала Катина-Ярцева за грудки и играла у него все! А я — ну, дали роль — и хорошо, не дали — и ладно…
Я после института крутилась как могла. Снимала какие-то углы, работала где придется. Кто-то меня пристроил в филармонию, и я поехала с концертной бригадой по Казахстану, по целинным землям. Я вела концерт, что-то читала, в основном сатирические вещи, в том числе и Григория Горина. Геннадий Иванович Юденич, у которого был свой знаменитый авангардный театр, всегда говорил: «Тебя неправильно эксплуатируют, ты же вторая — острохарактерная актриса, у тебя потрясающее чувство юмора!» Но на практике все было сложно… И вот я услышала, что на студии Горького запускается фильм «...А зори здесь тихие», снимает режиссер . И я пришла к Станиславу Иосифовичу и сказала, что готова сниматься в фильме в любом качестве, хоть в массовке…
С Михаилом Кононовым в фильме
«Здравствуй и прощай»
— Как вчерашней студентке прийти к маститому режиссеру и сказать: «Снимите меня в своем фильме!»? Это же нужно обладать огромной смелостью.
— А это уже от отчаяния. Но мне не в массовку предложили, а попробоваться на роль сержанта Кирьяновой. И я эту роль получила! Мы все, кого утвердили на этот фильм, были счастливы. О чем еще мечтать? Мы молоды, снимаемся в прекрасном патриотичном фильме у прекрасного режиссера. Сложностей не припомню. Непросто было только правильно носить военную форму, кобуру, докладывать по уставу и х
Комментарии