Мнение о белорусах: «Мы негибкие и зашоренные, неэффективные в учебе и на работе, снобы без чувства такта»

LifeКорр

897 Просмотры Откликов

Недавно наш колумнист Александр Зантович вопрошал, почему белорусы такие злые? К размышлениям о национальном характере присоединилась Елена Радион, которая уверена, что мы не то чтобы злые… Просто у нас многострадальное прошлое и бесперспективное будущее.

Однажды мне пришлось пообщаться со специалистом из Швейцарии, который пожаловался, что ему очень трудно работать с белорусами. Я спросила: «Почему?». Он ответил, немного смущаясь: «Вы производите впечатление ленивых, необязательных и безответственных людей». Я возмутилась: «Как же так?! У нас даже национальный стереотип есть о трудолюбии!».

Тогда швейцарец тоже разгорячился: «Я мало знаю о ваших стереотипах. Но я постоянно сталкиваюсь с тем, что если спрашиваю: „Когда будет сделана эта работа?“, мне говорят, например, в понедельник. Потом в понедельник ждешь, звонишь сам, и оказывается, что ничего не сделано. И я никак не могу понять: во-первых, зачем было говорить о понедельнике, ведь можно было назначить вторник или пятницу, а во-вторых, если видишь, что не успеваешь, почему не предупреждаешь заранее?».

Хочется верить, что моему швейцарскому знакомому просто не повезло с белорусскими коллегами

Понятно, что поверхностные субъективные впечатления одного иностранца нельзя сделать основанием для характеристики целого народа. С другой стороны, именно так и возникают национальные стереотипы.

На туристических сайтах и различных форумах ведутся споры на предмет нашего соответствия или несоответствия традиционным стереотипам (трудолюбие, толерантность, любовь к картошке и т.д.). Я не стану присоединяться к общей дискуссии, а просто выскажу свое субъективное и упрощенное мнение об окружающих меня людях в стране, которую я называю родиной.

«Здесь мерилом работы считают усталость…»

Есть у нас одна черта, которую за двадцать лет рабочего стажа в различных учреждениях я настолько часто отмечаю, что не могу о ней не сказать: это любовь к глаголам несовершенного вида. Привыкли мы процесс ставить выше результата.

Например, во все времена находились студенты, для которых возглас «я же учил!» был единственным аргументом в их пользу при выставлении отметки, но сейчас преподаватели сталкиваются с настоящей эпидемией этого явления. Приходится объяснять, что отметка у нас пока, к счастью, выставляется не за то, что ты учил, а за то, что ты выучил. «Я же старался!», «Я же неделю на этот проект потратил!», «Я же два дня в интернете информацию искал!», «Я же был на занятиях, в конце концов!».

Учил, старался, тратил время, — а где тогда результат? И такое ощущение, что для многих — это открытие сродни удару молнии в голову: 1) оказывается, нужно учить!; 2) просто учить недостаточно! Еще, оказывается, должен быть результат!

Скриншот из видео на YouTube, в котором студент пришел в костюме котика, чтобы получить зачет.

Потом студенты, которые «учили», приходят устраиваться на работу, и начинается вторая часть Марлезонского балета: «Я же работал!».

Знакомый бизнесмен рассказал, что на днях он уволил очередного бухгалтера. Выяснилось, что, несмотря на блестящее резюме, сотрудница не может выполнить элементарные бухгалтерские задачи, допускает ошибки, которые потом приходится исправлять. Речь зашла об увольнении, женщине было сказано, что с обязанностями она не справляется, на что бухгалтер надула губы, расплакалась и выдала классический белорусский аргумент: «Но я же работала!».

Все больше людей не просто хотят конкурировать, не имея ни знаний, ни навыков, они еще настаивают, чтобы их работа оплачивалась из расчета затраченного времени, а не наличия качественного результата. То есть «я работал», оплатите мне мои старания, и плевать, что ты работал медленно, неэффективно, нерационально, некачественно…

Короче, как пел когда-то «Наутилус Помпилиус»: «…Здесь мерилом работы считают усталость…». Наше постсоветское наследие, когда люди повсеместно «делали отсутствие дела», прижилось, укоренилось и расцвело на суверенном этапе белорусской истории, и вот мы уже уверенно предъявляем свои права на оплаченную усталость.

Устроюсь в Минске и поеду сажать картошку…

Есть у нас еще одно качество, о котором я хотела бы поговорить: это снобизм. Напомню, что сноб определяется как «человек с претензиями на некоторые достоинства, демонстрирующий надменное отношение к тем, кто якобы лишен этих достоинств».

В белорусской системе ценностей достоинство — это не интеллектуальность или аристократичность, даже не собственность или финансовое благополучие… Нет, это жизнь в Минске и «хорошо устроился» вместо работы.

Скриншот из сообщества ok.ru/postimby

Дело в том, что в нас где-то очень глубоко засело противостояние города и деревни, а точнее Минска и всего остального. Минск — символ возможностей и перспектив, а все остальное — для неудачников. Съемная комната у одинокой старушки в Серебрянке выглядит в наших глазах более привлекательно, чем свой собственный дом с куском земли в Репищах.

Следующим этапом в этой деревенско-городской иерархии мы считаем дачу. На крайний случай вспоминаем про домик в Репищах и начинаем проводить там больше времени, чем в Минске, потому что… надо сажать картошку. Круг замыкается. Получается, мы уезжаем из деревни не для того, чтобы сбежать от деревенского образа жизни, а чтобы к нему вернуться в качестве городского жителя. В общем, какая-то очень сложная схема культивирования картошки, по-моему…

Так появляются очень интересные формы снобизма. Например, есть люди, которые скорее предпочтут сидеть без постоянной работы и перебиваться с хлеба на воду, чем принять реальное предложение стабильного заработка по специальности и явного улучшения жилищных условий, если для этого нужно переехать из столицы. Нелогично, но если представить себе, что отказываешься от мечты, то все сходится.

Мы настолько снобы, что даже деньги перестают иметь значение. Я знаю случай, когда школьный психолог начала подрабатывать в свободное время уборкой квартир, что стало для нее ощутимым подспорьем. Но интересный факт: она жутко этой подработки стеснялась, и очень опасалась, что ее коллеги или, не дай бог, муж узнают.

Мне кажется, это что-то исключительно белорусское: стесняться того, что ты не жалуешься на отсутствие денег, а работаешь, то есть быть снобом по отношению даже к самому себе. Вместо того чтобы гордиться своей активностью и увидеть перспективу для развития нового направления в жизни (тем более что даже из этого примера видно, что психолог из нее был так себе).

Обвинять министра в нетерпимости — все равно что лечить рак желудка с помощью настоя ромашки

Территория Беларуси — это перекресток культур, национальностей и религий, так что в историческом смысле мы неконфликтные, уживчивые люди. Но если говорить о толерантности как терпимости к иным ценностным ориентирам, то тут мы не идем в ногу с прогрессивной Европой.

В частности, некоторое время назад широко обсуждался выпад министра МВД Беларуси И.А. Шуневича в сторону гей-сообщества. И сразу возникло много насущных вопросов: станет ли МВД обеспечивать правопорядок, если потенциальной жертвой является открытый гей? Нужна ли будет мне справка о том, что я не гей, при получении паспорта? Откажется ли МВД от налоговых поступлений, оплаченных «дырявыми», но честными налогоплательщиками?

Однако обвинять министра в нетерпимости — все равно что лечить рак желудка с помощью настоя ромашки. В первую очередь, его слова — это нарушение профессиональной этики. Если сегодня так можно поступать представителю правительства, то завтра гинеколог окончательно поставит свои личные императивы выше профессионального нейтралитета и вместо того, чтобы выписать антибиотик, честно скажет: «Мне противно лечить ваши хламидии: хватит уже спать с кем попало!».

Хирург скажет: «Подумаешь, язва! Обжираться и пить водку меньше надо было!». Онколог скажет: «Чего вы удивляетесь, что у вас рак легких? Курильщики — отбросы общества. Поделом». Учитель скажет: «Ваш ребенок тупой! А я люблю работать только с яркими и талантливыми!».

Изображение-gif: pikabu.ru

Поймите меня правильно, человек имеет право высказать личное мнение, но если каждый специалист, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, начнет бороться за нравственность или «петь хором у себя в квартире», то наступает разруха, как нас и предупреждал профессор Преображенский.

Когда Когтяузеру отказало чувство такта

Я искренне полагаю, что до разговоров о толерантности на уровне гомофобии нам еще очень далеко. Нам бы на уровне элементарного этикета и проявления чувства такта разобраться, существование и необходимость которых мы отрицаем принципиально.

Когда я была беременна, мне как «возрастной маме» настоятельно рекомендовали пройти амниоцентез (генетический анализ околоплодных вод, которые берут с помощью пункции) с целью своевременного выявления хромосомных аномалий вроде синдрома Дауна. Иными словами, чтобы женщина могла вовремя сделать аборт.

Так вот, на амниоцентез я не пошла. Но потом меня все равно пригласили к генетикам на консультацию. Дама-генетик начала разговор в очень агрессивном тоне: «Вы почему не ходили на амниоцентез? Вы что, не понимаете, какой у вас высокий процент риска синдрома Дауна?! Вы что, хотите рожать такого ребенка?!».

И вот тут меня понесло: «Какого такого? Вы же ничего не знаете обо мне. Вы не знаете, насколько серьезно я отношусь к религии или к абортам. А вдруг я очень верующий человек? Или как Эвелина Бледанс, буду счастлива воспитывать „солнечного ребенка“? Ваша профессия предполагает чувство такта и осторожность в высказывании каких-либо мнений, а вы позволяете себе такой махровый непрофессионализм!». Закончилось тем, что я и мои гормоны громко возмущались, а потом вышли, хлопнув дверью, и долго плакали в коридоре.

Несколько лет назад, чтобы открыть годовую шенгенскую визу, нужно было предъявить немаленькое финансовое обеспечение в виде справки из банка о наличии приличной суммы на счету. Я выкручивалась, как те самые инстаграмные девицы с букетами роз напрокат: одалживала деньги у подруг, а после открытия визы отдавала долги. Просто очень хотелось свободы передвижения по Европе.

В очередной раз, открыв визу, я пришла в банк за деньгами, подошла к девушке-специалисту, написала заявление. Девушка отправилась к менеджеру, чтобы поставить печать, но, остановившись на полпути, обернулась и закричала через весь банковский зал, в котором было полно посетителей: «Женщина! Вы пока занимайте очередь в кассу с кабинкой, а восемь тысяч евро вместе с заявлением о снятии денег со счета вам принесут!». Я ей кричу в ответ: «Зачем в кабинку?! Несите сразу сюда! Все равно все уже знают, что я с восьмью тысячами евро выйду из банка!».

В мультфильме с концентрированной дозой толерантности «Зверополис» (2016) есть такой момент, когда гепард Когтяузер говорит крольчихе Джуди, что у нее миленькие ушки. Она делает ему замечание: «Мы, кролики, стараемся избегать темы ушей…».

И Когтяузер начинает сыпать извинениями: «Как же так, мне, Бенджамину Когтяузеру, отказало чувство такта…». В общем, нашему белорусскому Когтяузеру постоянно отказывает чувство такта и деликатности на разных уровнях. Министры, врачи, банковские служащие, учителя, чиновники, продавцы в магазинах…

Телега впереди лошади или «самолетопоклонничество»

Такое ощущение, что у нас телега уже стабильно стоит впереди лошади. Глядя на Запад, мы поставили в банках кабинки, но еще не знаем зачем. Мы ввели услугу по проведению генетического анализа околоплодных вод, но не понимаем, что суть не в плановом аборте, а в добровольном, осознанном решении. Мы вводим в школах «основы семейной жизни», но выкинули «этикет», даже не подозревая, что если бы у нас был «этикет», то и «основы семейной жизни» не понадобились бы.

Мы застряли в «магическом мышлении», как меланезийские последователи карго-культа, которые верили, что западные товары, десантируемые на их острова во времена Второй мировой войны, созданы божественными духами специально для их народа. А когда грузы перестали падать с неба, они начали строить «точные копии» военных самолетов, посадочных полос и радиовышек, веря, что таким образом привлекают самолеты (посланников небес) с очередным грузом.

Современная борьба за западную толерантность в наших условиях — это своеобразное «самолетопоклонничество», строительство глиняного самолета, то есть имитация внешних атрибутов, лишенная внутреннего наполнения.

Гуманистические идеи об уважении к личности и равноправии доходят до нас лишь в виде феминистических рекламных постеров, поэтому мы не видим за всей этой яркой рекламной деятельностью главного: тяжелой и многолетней работы над развитием всеобщего уровня культуры, науки и прогресса.

Конечно, рассуждать о гомофобии в обществе гораздо интереснее, чем мыть собственный туалет. Но о какой толерантности может идти речь, когда у нас в детских садиках нет стеклопакетов и игрушки двадцатилетней давности? Так что если меня спросят, толерантные ли белорусы, то я отвечу: для самолетопоклонников — да, очень даже.

И раз уж я ударилась в ностальгию по музыке своей молодости, закончу еще одной цитатой из «Наутилуса Помпилиуса»: «…видать ты нужен такой небу, которое смотрит на нас с радостью и тоской…»

Я думаю, что белорусы — это законсервированная с советских времен радость и тоска небес. Мы доброжелательные, открытые, выносливые люди с многострадальным безрадостным прошлым и туманным бесперспективным будущим. Мы негибкие и зашоренные, неэффективные в учебе и на работе, мы снобы без чувства такта и профессиональной этики. Но мы до сих пор живы, значит, небо нас все-таки любит.

Как Вы оцените?

0

ПРОГОЛОСОВАЛИ(0)

ПРОГОЛОСОВАЛИ: 0

Комментарии