Ужесточение белорусского законодательства в отношении наркопотребителей началось четыре года назад, когда вышел декрет президента № 6. Была введена..."/>
F
O
T
K
A
E
W
"Первое время я плакал навзрыд": истории мужчин, чьих близких посадили по статье 328
Ужесточение белорусского законодательства
в отношении наркопотребителей началось четыре года назад,
когда вышел декрет президента № 6. Была введена
административная ответственность за нахождение
в общественных местах в состоянии наркотического
опьянения, а также были увеличены тюремные сроки
за преступления, связанные с хранением и сбытом
наркотиков.
LADY.TUT.BY поговорили с отцом, мужем
и женихом, чьи близкие сейчас осуждены по статье 328
УК РБ, о долгих сроках, боли расставания и взаимной
поддержке.
Игорь Кравченок, сын осужден на 10 лет: «Если
у сына и были планы на жизнь, сейчас
на них — клеймо»
— Мой сын был мастером спорта по плаванию.
А потом попал в плохую компанию, ушел из спорта,
из института.
Когда его задержали, а это было чуть больше года
назад, я поначалу подумал, что это… ну ерунда какая-то.
Мол, пожурят и отпустят. Спортсмен, первый раз задерживается,
да и при себе было два грамма какого-то наркотика. Думал:
как только он приедет домой, я с ним конкретно так
поговорю
Но после этого я его не увидел.
Как его задержали? Ему позвонил друг и попросил
встретиться. Вместе пошли в лесопарк, и товарищ откопал
там пакет расфасованного наркотика. Он угостил сына наркотиком
и предложил стать закладчиком. Тот, с его слов,
отказался.
Мой сын положил один пакетик в карман
и пошел домой, а потом — к другу, играть
в компьютер. А у этого друга отца задерживал
наркоконтроль в это время. И так получилось, что мой сын
оказался не в том месте не в тот момент.
Когда его арестовали, он сразу сказал, где взял
наркотик. Милиция сразу же поехала туда, но никаких
наркотиков там не оказалось. А после милиция взяла этого
товарища, у которого — рюкзак, а в нем —
фасовочные пакеты для наркотиков.
Он, кстати, до сих пор на свободе.
Я считаю, что тот приятель работал под прикрытием.
Сыну дали 10 лет тюрьмы, инкриминировали третью
часть — сбыт. Хотя не было доказано, что он хотел
их продать кому-нибудь, обвинение сформулировано именно как
«умысел сбыта». Обвинение вообще просило 12 лет дать, а когда
огласили приговор, судья сказала мне: «Радуйтесь».
Мой сын поначалу даже от адвоката отказался,
потому что ему следователи говорили, что будет условный срок.
Главное, чтобы он говорил. Ну так и наговорил себе
на третью часть.
Я его не оправдываю. Я считаю,
он виновен за то, что вообще этот пакетик взял.
Но давать безголовым малолеткам такие сроки?..
У меня большое чувство разочарования. Вот раньше
я гордился, что я из Беларуси, говорил всем, какая это
прекрасная страна. И сына воспитывал в патриотическом
духе. Но сейчас понимаю, если я заикнусь, мол, «люби свою
родину», он ответит: «Папа, а за что? За 10
лет, которые я в тюрьме?». Сын уже сказал, что как
выйдет — уедет из страны. «Раз я не нужен
своему государству, то свалю». Так и сказал.
Если у него и были планы, то сейчас
на них стоит клеймо…
По этой статье сидят дети из благополучных
семей. Когда я приехал на свидание в первый раз,
у меня было ощущение, что сын в детском лагере: вокруг
одни дети. Только сроки у них недетские.
Мне разрешены три коротких свидания и два длинных
в год. Короткое проходит, как в кино: вы говорите
по трубкам через стекло. Говорим обычно о воле,
о том, как дела у знакомых.
Во время длинного свидания вас заселяют
в помещение, похожее на общежитие. У вас есть
отдельная комната, вы живете с заключенным и даже
готовите еду вместе с ним. Мы возим ему передачи,
стараемся передавать колбасу, сало, печенье. Но без особых
изысков… Даже на Новый год ничего особенного не смогли
подарить — это же тюрьма. Правда, ему приятно просто
увидеть родителей, пообщаться. Он говорит, что это лучший
подарок.
Сын уже сейчас понимает, что не с теми
общался. Но что теперь сделать… Если бы его на тот
момент отпустили, я уверен, он никогда бы
не притронулся к этой наркоте. А сейчас отсидит 10
лет — и выйдет озлобленным человеком.
Он был ребенком, а теперь должен стать
мужчиной. И он уже изменился, трезво смотрит
на вещи. Я понимаю, что мой ребенок очень сильно
повзрослел.
Поначалу ему тяжело было привыкнуть к тюремным
понятиям. Там нет друзей, а доброта приравнивается
к слабости. Если сделал доброе дело, значит, ты низшая
каста.
Сын говорит, что в камерах много людей.
Приходится вставать в 5 часов, чтобы успеть помыться. Сейчас
учится шить, потом будет работать на промзоне. Много читает
и рисует. Даже прислал открытку, которую сам нарисовал.
Моя жизнь кардинально изменилась. Злюсь, что
не могу ничего сделать. Понимаю, что все это несправедливо,
но помочь не можешь, и хочется кричать
от этого.
Мне трудно вспоминать о прошлой зиме, когда шел
процесс над сыном. Я просыпался по ночам. Когда шел
на суд, чувствовал абсолютное безразличие к жизни.
Я уже был готов вместо него сесть. Даже когда в суд
приехали, хотелось его спрятать в карман и убежать.
Но время лечит, как говорят. У меня есть еще один
ребенок, ради него и живу. Все равно ни дня
не проходит, чтобы я не думал о старшем сыне
и о том, как можно было все изменить.
Комментарий Михаила Пастухова, заслуженного юриста
Республики Беларусь:
— Часть 3 статьи 328 УК устанавливает ответственность
за действия, предусмотренные частью второй этой статьи
(то есть незаконный сбыт наркотиков или действия
с целью их сбыта), но она утяжелена дополнительными
признаками (например, совершение группой лиц, лицом, ранее судимым
за преступления, связанные с наркотиками, в крупном
размере, в отношении особо опасного наркотического
вещества).
И по части 2, и по части 3 необходимо
доказать либо факт сбыта, либо цель сбыта. На практике этого
добиваются через признание обвиняемого, через показания свидетелей
или других обвиняемых (соучастников). Об умысле могут
свидетельствовать предыдущие действия обвиняемого (например,
и раньше передавал кому-то наркотики или смеси).
В значительной степени процессу доказывания способствует
институт «досудебного соглашения обвиняемого со следствием»,
введенный в Уголовно-процессуальный кодекс с января 2016
года.
Если обвиняемый соглашается сотрудничать со следствием,
то ему обещают «полегку» на половину срока, а то
и полное освобождение от ответственности —
в частности, путем перевода в статус свидетеля.
Но ему надо признать свою вину и выдать всех известных
соучастников. Нечто похожее мы имеем в данном случае.
Александр, жена осуждена на 2 года: «Даже
если бы ей дали 8 лет, я бы боролся за нее
и ждал»
— Моя жена связалась с неправильной
компанией. Она начала употреблять наркотики, и как только
я об этом узнал, сразу записал ее в клинику.
Спустя некоторое время ее «приняла» милиция,
и ей дали условный срок, «домашнюю химию».
А буквально через несколько месяцев после его
окончания ей позвонил малознакомый человек, предложил съездить
на «закладку». Позже выяснилось, что человек, с которым
они поехали, уже был под следствием. И сразу же
последовал арест на 15 суток за нарушение общественного
порядка. А после этого ей вынесли приговор по статье
328 части третьей.
Их очень жестко задерживали. Жена говорила, что
ее сильно избивали. Больше я ничего не знаю.
Благодаря адвокатам удалось доказать, что моя жена
ничего не сбывала. Ни на какой счет деньги она
не перечисляла, да и в руки никому ничего
не давала. Благодаря этому удалось переквалифицировать статью
на первую часть.
Вам не передать, что я почувствовал, когда
узнал, что ее задержали. Я уехал на работу
в шесть вечера, приехал с работы ночью —
и узнаю от родителей жены, что она в милиции.
Я был в шоке, раздавлен. Я категорически против
наркотиков и не думал никогда, что это когда-либо меня
коснется. А оказалось, что это касалось меня напрямую. Это был
удар под дых.
А познакомились мы с женой
в интернете, начали переписываться, месяц-два. Потом
мы встретились и поняли, что должны общаться более
близко. Поженились в 2010 году, и меня вообще
не смутило, что у нее уже был ребенок. А потом
у нас родилась наша дочка.
Детям о случившемся не говорю. Зачем?
Маленькие еще, я не хочу их травмировать. Рассказываю,
что мама уехала. Два года не такой и большой срок,
да и скоро у нее комиссия на УДО. Может, она
скоро вернется домой. И жена не хочет, чтобы дети знали,
мы обсуждали это с ней. Дети читают письма от нее,
пишут ей.
Я ее жду, и когда она вернется,
мы будем вместе, надеюсь, еще долго и счастливо. Даже
если бы ей дали 8 лет, я бы боролся за нее
и ждал. Она заблудилась просто… И срывы у нее были
из-за меня. Я не уделял ей внимания из-за
работы.
Мне очень помогают пережить разлуку дети. С сыном
уроки делаю, дочку из садика забираю. Они постоянно рядом,
и это меня очень подбадривает.
Ее родители тоже поддерживают меня,
мы постоянно переписываемся.
Я уже свыкся, что жены нет рядом.
За те 7 месяцев, что она находится в колонии,
мы были только один раз на длительном свидании.
Разговаривали обо всем: про то, как там друзья, родители, как
работа ее. У них женская колония — и очень
хорошая, там даже есть детский садик и дом матери. Условия
замечательные, питание нормальное. Жена даже набрала 7 килограммов,
а уезжала очень худая.
Но все равно непросто: ни одного знакомого
лица, вдали от дома и детей.
Работает жена на «утюжке» — выглаживает,
чтобы складочек не было. Ей платят, но очень
небольшие деньги. В колонии есть магазин, я высылаю
ей денежный перевод, и она может два раза в месяц
туда сходить, купить что нужно: кофе, чай, конфеты, предметы
женской гигиены. Но там все стоит в полтора-два раза
дороже, чем на воле. Я отправляю ей по 50−100
рублей в месяц, и она не может уложиться. Отправляли
ей зимние сапоги, не пропустили — неустановленная
подошва. А те, которые подходят в магазине местном, стоят
200 рублей. Пришлось отсылать.
Я замечаю, как она поменялась. Пересмотрела все:
и круг общения, и отношение к моей работе. Жалеет,
что не уделяла детям должного внимания. Там очень много
времени на «подумать».
Жена уже написала в несколько компаний письма
с просьбой взять ее на работу. Одна уже ответила:
ей направили гарантийное письмо, что возьмут
ее на работу после освобождения.
Мы и совместный отдых на море запланировали.
Ей нечего там делать, я так считаю.
И она это знает.
Комментарий Михаила Пастухова:
— Это довольно редкая ситуация, когда удается
добиться переквалификации обвинения с более строгой части
на менее строгую. В этом случае следователи учли все
обстоятельства произошедшего — благодаря этому и удалось
переквалифицировать статью.
Вадим (имя изменено), невеста осуждена на 9
лет
— Моя девушка развивала свой бизнес: устраивала
корпоративные мероприятия и городские квесты. В тот день
она вместе со своим партнером прорабатывала квест, ездила
по городу — и прямо в это время появились
сотрудники милиции.
Ее компаньон начал убегать и выбрасывать
пакетики с наркотиками. Моя девушка говорит, что просто стояла
и не понимала, что происходит. Позже действия
ее партнера приписали и ей. После их задержания
сотрудники приехали с обыском в нашу квартиру, где нашли
0,7 грамма амфетамина.
Судебное разбирательство длилось около пяти месяцев,
в итоге мою девушку осудили на девять лет
за распространение так называемых закладок. Компаньону дали 10
лет.
Несмотря на то, что не была доказана связь
между тем, что нашли в нашей квартире, и действиями
ее компаньона, их посадили по одной статье:
распространение группой лиц.
Для меня все это было очень большим шоком.
Я не верю и никогда не поверю в то, что
моя девочка могла иметь какое-то отношение к закладкам.
Я уверен, что ее дело будет пересмотрено.
Она получила два высших образования, у нее был
красный диплом. Училась на журфаке, у нее всегда была
активная жизненная позиция. Это человек с добрейшей душой.
Всегда всем старалась помочь, никогда никого
не обманывала.
Мы часто ходили в походы, нам нравится
единение с природой — костры, палатки. Бывало, что
вечерами мы лежали рядом и она мне читала свой
любимый роман — «Мастер и Маргарита».
Мы очень похожи: смотрим на мир одинаково,
у нас одни и те же интересы. Мы никогда
не ругались, и все удивлялись — как у нас так
получается. Я уверен, что мы будем вместе до конца,
осталось только пережить этот сложный период.
Даже если нас разорвали, то только физически.
Духовно мы все равно вместе. Я надеюсь что связь, которая
есть между нами, станет крепче.
Первое время я плакал навзрыд. Сейчас живу надеждами,
что ее скоро выпустят, что она окажется рядом. Думаю
о ней целыми днями.
К сожалению, пока что основной способ нашей
коммуникации — это письма. Так как мы официально
не женаты, мы считаемся друг другу никем. Поэтому
свидания нам не разрешены.
Но я хочу быть с ней, поэтому сейчас
мы собираем документы, чтобы пожениться. Мы практически
не виделись за тот год, что ее задержали.
Я ни разу ее не слышал: звонки нам тоже
запрещены. У нас нет другого выхода — будем расписываться
в колонии. Я хочу быть с ней при любой возможности,
чего бы мне это ни стоило.
За те полтора месяца, что прошли после
ее перевода из СИЗО в колонию,
я не получил от нее ни одного письма. Она
работает с утра до вечера и шесть дней
в неделю. У нее физически нет времени мне написать.
Она пишет только своей маме короткие сообщения
с просьбами и указаниями, и в них постоянно
передает мне привет, извиняется, что не может написать.
Я буду ждать, ведь я понимаю, что
у меня нет другой возможности. Никто меня в жизни так
не понимал, так не поддерживал, не был так
близок — за исключением кровных близких. Я хочу жить
с этой девушкой, я хочу, чтобы она родила мне детей
и у нас была настоящая семья.
Мне тяжело быть объективным в вопросе
наркополитики в Беларуси, потому что меня это слишком сильно
коснулось. Но мне кажется, молодежь закрывают на такие
сроки, как будто люди бессмертные. Я не могу даже
об этом говорить спокойно — меня трясет.
Комментарий Михаила Пастухова:
— В последние годы в Беларуси проводится жесткая
политика по статье 328 УК. Совершение преступления группой
лиц — один из признаков, отягощающих ответственность.
Весьма вероятно, что против девушки свидетельствовал
ее «компаньон» — поэтому и такой срок.
Редакция выражает благодарность движению
«Матери 328» за помощь при подготовке
материала.
Комментарии