«У нас есть участник в «Танцах со звездами» — , и у меня за него болит душа. Я вижу, что у человека нет мира внутри, что он живет с неким вызовом, ему кажется, что все против него: и в нашем шоу, и в кино, и везде. Он сейчас в состоянии войны, а это разрушительно», — рассказывает член жюри шоу, телеведущая .
— Дарья, я вас поздравляю. Недавно вашему мужу Антону Златопольскому досталось сразу несколько «Золотых орлов» за проекты, которыми он в качестве руководителя канала «Россия» занимался
— Прежде всего мы радовались за авторов фильмов, для которых с этим связан целый отрезок жизни. Работа над проектом занимает два-три года, а иногда гораздо больше. вынашивал замысел «Седьмой симфонии» пять лет, а две зимы снимался в «Иване Денисовиче». Два года прожить вот с таким героем в душе — это, конечно, испытание. Поэтому первая эмоция — радость за этих людей. Мы их всех очень хорошо знаем, со многими из них у нас теплые и дружеские отношения. Но кроме радости были еще и смешанные чувства. Ведь, например, в номинации «Лучший сериал» было представлено три проекта телеканала «Россия», и это означало, что два проекта из трех точно награды не получат. А их авторы — тоже не случайные для канала «Россия» люди, а давние творческие партнеры и друзья. Над «Грозным» работала та же команда во главе с Екатериной Жуковой, которая делала «Софию» и «Годунова», а сейчас снимает «Шаляпина». А «Обитель» сняли и , которые еще 20 лет назад работали над самым первым «авторским» сериалом «Бригада».
— Мне очень жаль, что не отметили «Обитель»…
— Ну, номинация — это уже признание. Но я согласна с вами, это грандиозная работа Велединского и артистов, которые там играли. Безумно обидно, что в мужской номинации не оказалось Жени Ткачука, а , который сыграл одну из лучших ролей в своей биографии, не мог быть номинирован, потому что его роль технически второго плана, а такой номинации в телевизионном блоке нет. Мне жаль, что ничего не получила . При этом я очень люблю Сашу Урсуляк, которая получила «Орла» в номинации «Лучшая женская роль в сериале». Вот поэтому я и говорю, что эмоции смешанные.
— Конечно, всегда есть чем быть недовольным, но все же канал «Россия» в этом году триумфатор. Как вы отпраздновали победу?
— Мы сразу вернулись домой, потому что нас всегда очень ждет Лев, наш сын. Он знает все проекты, знает, что номинировано, на что стоит надеяться. У него есть фильмы-любимчики: «Огонь» и «Серебряные коньки». Какие-то проекты он еще не видел. Например, «Обитель», ведь там есть сцены, которые слишком тяжелы для ребенка. А вот «Седьмую симфонию» Лев смотрел. Некоторые фильмы, над которыми работал Антон, сын видел на разных этапах. «Последнего богатыря» — еще тогда, когда там вместо Колобка катался просто зеленый мяч. А «Конька-Горбунка» — когда вместо анимированного Конька ходил Паша Деревянко с копытцами в руках. Сын любит кино и сам делает мультфильмы. У него, например, есть замечательный мультфильм «Бой пешек». Белые против черных, и все пешки при помощи пластилина Лев преобразовал в персонажей. Их бой довольно кровавый, там во все стороны летят выбитые зубы и так далее. Просто для него это способ через творчество выразить какие-то свои эмоции, фантазии, идеи.
— Какой же стресс ваш сын снимает, показывая такой достаточно агрессивный бой? Вы же, как мама, как-то это анализируете?
— Мы с ним по-настоящему много общаемся и очень много разговариваем, причем с раннего его возраста, с трех лет. Я стараюсь замечать малейшие ситуации, которые могли бы его расстроить или ранить. Можно сказать, это моя работа: разговаривать с человеком, в том числе и со своим ребенком. У него уже есть привычка проговаривать какие-то вещи. Более того, вот ему сейчас десять лет, и он сам со своими друзьями начинает так же разговаривать, что-то им советовать, помогать. И это здорово. А что касается боевых сцен, то они в принципе детей увлекают, потому что в том числе так они познают мир и его границы. Все мальчишки дерутся. И не всегда правильно их ограничивать, если это не угрожает никому из участников, нужно дать детям в три-четыре года выяснить отношения для того, чтобы потом в 15, в 16, в 20 лет, когда это уже может быть чем-то серьезным, они имели подобный опыт. Надо позволить ребенку падать, пока он маленький, с небольшой высоты, пока он природой приспособлен для этого. Если мы все время ограничиваем детей, то не даем им возможности научиться. А когда они падают уже в 10—15 лет, вот тут начинаются переломы и боль… В три года у Левы был биклун, это такой велосипед без педалей, и он на нем развивал дикую скорость.
Все переживали, а я заставляла себя не реагировать, дать ему возможность падать с этого биклуна и разбивать коленки. Хотя я безумная мама, мой ребенок для меня — это центр всего. Мне важно, например, каждый день встречать его из школы, он четвертый класс сейчас заканчивает, и, может, всего раза три я не забрала его из школы сама. Но я всегда понимала, что надо уметь его отпускать и верить, что все закончится хорошо. Это как прыгать с парашютом: ты просто должен верить, что он раскроется. И так же с ребенком — нужна вера, что природа и Бог человека создали таким, чтобы он жил, а не чтобы он на пятой секунде жизни заболел или убился. Есть огромное количество исследований, как тело маленького ребенка приспособлено к падениям: мозг окружен специальной жидкостью, которая как бы амортизирует удары. Природа все предусмотрела. Вот смотришь иногда на ребенка, который учится кататься на лыжах в три года, и думаешь: какой кошмар. А на самом деле это гораздо менее опасно, чем учиться кататься в 30 лет. Чем раньше ты что-то начинаешь делать, тем проще освоить. Чем раньше начнешь слушать Баха и Моцарта, тем легче для себя откроешь, что это в чистом виде красота и гармония. А если, например, ты начнешь это делать в 40 лет, то нужно будет сначала побороться со скукой, с тем, что хочется полистать соцсети. А ребенку — нет. Вот для Левы не сложно слушать Второй концерт Рахманинова. Он под эту музыку что-то сам себе представляет.
— А есть у Левы какие-то легкомысленные увлечения?
— Девяносто процентов его увлечений легкомысленные. У нас второй сезон строится в сугробе ледяной дом, там есть даже окно из настоящего стекла. Еще Лева с удовольствием катается с горы на ватрушке. Ну и конечно, для него очень важны друзья, он среди них слывет скорее озорником, чем поклонником классической музыки.
— Скажите, а у Левы с папой такие же близкие отношения, как с вами?
— У них свои потрясающие отношения, мужское братство. Некоторые вопросы Лев будет обсуждать только с папой: от мужской физиологии до отношений с друзьями. Понятно, конечно, что папа не столько времени может с ним разговаривать, сколько я, просто в силу того, что он очень-очень занят.
— Скажите, а сын вас сильно изменил?
— Очень сильно. Мне кажется, что он учит меня не меньше, чем я его. Я могу ему задавать вопросы относительно того, что делаю, и мне по-настоящему важно его мнение, это не просто для того, чтобы он почувствовал себя значительным. Моя вера и способность доверять Богу и природе укрепились благодаря сыну. И это переносится на другие процессы. Допустим, концерт на Мамаевом кургане или на Байконуре — это все мы делаем в прямом эфире, и это очень большое действо… То есть каждый раз ты немножко прыгаешь с парашютом. Но я теперь умею успокаиваться, а не трястись на тему «вдруг что-то случится». А попытки просчитать, как будет, когда это уже не в твоих руках, только отнимают энергию. Еще я научилась терпению — этого требуют дети, если ты их воспитываешь без резкости. Не считаю правильным остро реагировать, наказывать. Если ребенок поступил неверно, это нужно ему обозначить, но позже, когда можно спокойно разобрать ситуацию. И это требует колоссальной выдержки. Я отнюдь не будда, у меня есть темперамент.
— Вы производите впечатление человека идеального и внешне, и внутренне, без изъянов. Что в вас неидеального?
— Как говорит моя сестра: «Эта задумчивая Дасик, — она меня Дасик называет, — вечно в своих мыслях, в своих сильных переживаниях». Сколько я себя помню, столько меня одолевают рефлексии, я могу слезами обливаться, могу беспокоиться, плохо спать. И это все выливается в диалоги в «Белой студии». Мои близкие люди знают, что для меня культура и все, чем я занимаюсь в этой области, не самоцель, а способ разобраться с вопросами, которые меня тревожат с детства. В этом году мне будет 45 лет. И 35 из них я при помощи великих людей мира, которые создавали весь пласт философии, культуры, литературы, ищу способ примириться с мятущимся началом, которое во мне есть. А вот с точки зрения обид на других людей, на какие-то слова, на предательство — тут меня сложно вывести из себя. Волнует только, что я сама что-то сделала не так, недокрутила. А ведь это гордыня, когда ты хочешь сделать все идеально.
— Когда вам в школе поставили первую тройку, вы хотели ее выжечь и начать новую тетрадь. Как бороться с перфекционизмом, если он у вас от природы?
— Есть два момента. Первый: нужно задать себе вопрос: ты сделал все возможное для того, чтобы результат был на отлично? Если не все, ну тогда в следующий раз просто надо сделать все. Второй: важно понимать, что каждая ошибка — опыт, и он уже случился. Не стоит вырывать листы своей жизни, лучше открыть новую страницу. Мне кажется, жизнь нам дает возможность исправиться, но гордыня не позволяет забыть, что вчера мы сморозили глупость или обидели кого-то. Но нельзя все время на одной главе сидеть.
— В этой книге жизни есть не только ошибки, но и драмы, беды. И чем дольше ты живешь, тем больше случается бед. Тут чистая математика, это не зависит от характера, веры, взглядов на жизнь.
— Конечно, когда уходят самые близкие люди, ты сразу жалеешь о каких-то вещах. Что мог бы общаться больше, но… Мы с моими родителями всегда были очень близки. С рождения Левы у нас в семье появилась традиция — праздновать всем вместе его день рождения каждый месяц 14-го числа (он родился 14 октября). Таким образом у нас установилась регулярность общесемейных встреч. Пока папа был с нами, мы успели сто раз отпраздновать это событие (когда Леве исполнилось сто месяцев, заказали роскошный торт). То есть мы регулярно виделись именно всей большой семьей. Но мне грустно, что я так и не успела встретиться с папой в «Белой студии». Он был невероятно интересным собеседником в плане жизненной философии. Геохимик, академик, у него был широкий круг научных интересов во второй половине жизни. Но, с другой стороны, никогда нельзя ни о чем жалеть. Раз это не случилось, значит, так должно было быть.
— Вы настолько верите в судьбу?
— Я верю немножко иначе. Не в судьбу — в Бога. Я не очень люблю религиозные разговоры, у каждого свое видение. Но у меня есть вера в нечто, что гораздо больше нас. В то, что есть какой-то единый общий закон, который управляет миром. Эта вера дает много сил, ведь ты не тратишь энергию на беспокойство о том, чего не контролируешь. Но все равно вопросы не исчезают, и они болят в душе.
— О чем у вас сейчас болит душа?
— Вы будете смеяться, потому что ответ из другой оперы. У нас есть участник в «Танцах со звездами» — Валерий Николаев, и у меня за него болит сейчас душа. Многие люди, которые его окружают, недовольны тем, как он себя ведет. У нас в воскресенье был эфир, сейчас вторник, и я с того самого момента думаю, как я могу ему помочь? Хотя он-то точно скажет: «Да мне не надо помогать, у меня все хорошо». Но я вижу, что у человека нет мира в душе, что он живет с неким вызовом, ему кажется, что все против него: и в нашем шоу, и в кино, и везде. Он сейчас в состоянии войны, а это непродуктивное состояние.
— Это уже 13-й сезон «Танцев...» на канале «Россия». Чем он особенный, кроме того, что достаточно экстремальный для участников, которые то болеют, то травмируются?
— Для многих участие в этом сезоне — возможность не просто научиться танцевать, а попробовать себя переоткрыть, переизобрести. В этом сезоне много артистов, которые пришли не просто повысить свою популярность, для многих это новая история, учитывая драматургию их судьбы. Я имею в виду и Валерия Николаева, про которого говорила, и Дмитрия Харатьяна, и Марину Зудину, которая, можно сказать, начинает новую страницу жизни. Это очень важная точка для Саши Ребенок, которой в детстве сказали, что она никогда не будет танцевать. Мне кажется, что она живет, а внутри у нее немножко звучат слова: «Ты не сможешь». И я надеюсь, что благодаря нашему проекту она сбросит это с себя. У нас танцует и Саша Ревенко, которая именно сейчас думает о том, чтобы уйти из актерской профессии. У нас Маша Миронова — молодая мама. Для нее важно вернуться к себе по-женски. Потому что одно дело, когда ты рожаешь ребенка в 18 лет, другое — когда ты старше. И вот команда «Танцев...» становится свидетелем важных событий в жизни этих людей.
— Мне кажется, когда вы что-то делаете, для вас в первую очередь важна польза. «Танцы...» полезны для участников. «Синяя птица» — значимый проект в масштабах страны, потому что талантливые дети могут получить поддержку профессионалов. Я знаю, что кто-то из детей учится у Цискаридзе в Академии имени Вагановой, кто-то под крылом Мацуева…
— Мне было очень важно, чтобы «Птица...» стала для каждого ребенка счастливым воспоминанием. Чтобы и в двадцать лет человек оглядывался и радовался этому. У меня у самой маленький ребенок, и я, когда делала «Птицу...», все время представляла Леву в этих обстоятельствах. И мне важно, чтобы со всеми детьми, которые приходят на «Синюю птицу», обращались так, как я бы хотела, чтобы обращались с моим сыном.
Никогда не было такого, что мы взяли ребенка, использовали его и забыли о его существовании. Я буквально несколько дней назад была на столетии филармонии, и ко мне там подошла девочка: «Вы, наверное, меня не помните...» Я говорю: «Конечно, я тебя помню, ты Ева Геворгян». Она участвовала у нас в первом сезоне, и с тех пор я следила за ее успехами, знаю, что она выступала с Денисом Мацуевым. И это к каждому ребенку относится. Я просто счастлива, что у Евы сейчас прекрасная карьера, она замечательная пианистка, уже взрослая красивая девушка. А была маленькой девочкой, и, когда она играла, у ее папы — такого сурового армянского мужчины — капали слезы. С тех пор у нас было много прекрасных детей. Ваня Бессонов победил на классическом «Евровидении», Вика Листунова стала олимпийской чемпионкой, Вита Корниенко активно снимается в кино. Снялась в том числе и в двух фильмах, номинированных на «Золотом орле» на фильм года. Я рада за нее очень. И таких примеров много. Но «Синяя птица» не только для детей.
Вот вы спрашивали, за что болит душа. У меня всегда болела душа за учителей. Был период в 90-х, когда люди науки и учителя обычных и музыкальных школ попали в унизительное положение, жили практически в нищете. И мне очень важно было вернуть уважение к этим людям. Мы на «Синей птице» учредили грант для педагогов, которые работают в музыкальных и цирковых школах в регионах. Хотелось, чтобы они почувствовали, какие они уважаемые, как ими восхищаются знаменитые артисты, которых они любят. Например, в декабре грант вручал и сказал такие прекрасные слова: «Заметить в ребенке первую искру таланта — это тоже талант».
— У вас самой были такие учителя?
— Да. У меня в школе был учитель истории Георгий Израилевич Годер. Очень трогательный человек, который своим предметом просто жил. Помню, как он принес в школу оливки и раздал всем нам, когда рассказывал о том, как важны были в Древней Греции оливковые деревья. И когда закончился урок, по всему классу валялись надкушенные и недоеденные оливки. Потому что для большинства детей с непривычки вкус показался странным и даже противным. Но образ учителя с оливками — трогательный до слез.
Мне повезло, у меня вообще были замечательные учителя. И выдающийся директор — Ирина Григорьевна Волошко. Она до сих пор руководит школой 1234, и там теперь учится мой сын. Эта невероятная женщина в самые трудные времена находила возможность, чтобы мы ездили на практику в Англию, в Америку, чтобы были компьютеры в школе. Когда все разваливалось, в 90-х она сохраняла в детях идеализм.
— Кто кроме учителей повлиял на вашу жизнь?
— В первую очередь родители и их окружение. Поскольку папа крупный ученый, он много работал с зарубежными коллегами. Даже в советское время у меня была возможность общаться с людьми со всего мира. Меня иногда спрашивают, кто на вас оказал больше влияния, папа или мама, наука или культура (моя мама — театровед). И я поняла, что на самом деле наука и культура никак друг другу не противоречат. Это две стороны нашего интереса к тому, как все устроено.
Мой папа не был ученым узкого плана, который знает только свою сферу и за ее рамками ни в чем не разбирается. Он был человек склада Ломоносова или да Винчи. Его интересовали разные вещи, он в них серьезно углублялся. Например, одна из тем, над которыми он работал, — это гелий-3, идеальное топливо. Если вы знаете, есть такая идея, даже ею увлекся. Топливо получается экологически чистое, и из маленького количества — очень много энергии, больше, чем атомным способом, но при этом нет радиоактивности. Никаких минусов, кроме одного: гелий-3 есть только на Луне. Мой папа подробно изучал этот вопрос. Если вобьете в поисковик слово «гелий-3», точно выпадут ссылки на какие-то выступления моего папы. Например, у него была прекрасная лекция на канале «Культура» в программе «Академия», где он подробно описал, как нужно действовать. Он считал, что построить горнодобывающий комбинат на Луне — реально. Нужно железо? Да его там предостаточно. То есть фактически мы можем с Земли привезти только электронную начинку.
Это звучит как безумие, потому что, пока у нас есть нефть и газ, ни у одного государства не возникнет желания тратить уйму денег, чтобы решать задачу, которая станет актуальной через сто или двести лет. Но ученые не мыслят категориями, что актуально сегодня, а что завтра. Это абсолютно ясная и понятная схема, как можно обеспечить энергетикой Землю и решить экологические проблемы. И вот это одно из направлений, которые разрабатывал папа. Папа написал книгу «Феномен жизни», это блестящая научная теория, которую трудно рассказать в двух словах. А еще папа занимался темой кавитации алмазов, то есть образованием алмазов из пузырьков. Он придумал и доказал эту теорию. И недавно именно способом кавитации алмаз был получен уже на практике. То есть теория папы подтвердилась… Еще он увлекался историей, особенно ему был интересен Нюрнбергский процесс. Он также знал очень хорошо тему революции… Сейчас в «Белой студии» гости удивляются, что я много знаю про них. Но это просто полпроцента того, как изучал вопрос папа.
— А вам он передавал знания? Рассказывал, над чем работал?
— Да, вы знаете, есть потрясающее домашнее видео. Папа сидит за столом, у него на коленях двухмесячный внук Лева, он еще с трудом голову держит, и папа ему рассказывает: «Понимаешь, это планета, и вокруг нее скапливается газ. Ты скажешь: «Ну как же так?» — но послушай…» И у меня в детстве было то же самое. С мамой папа тоже часто делился, и иногда у нее появлялись слезы. Катарсис, который мы испытываем от произведения искусства, у мамы мог возникнуть от научной мысли, которую папа ей излагал… Мама бесконечно водила нас с сестрой в театр. Недавно мы ходили с Левой на концерт и там слушали дуэт из «Иоланты». И я вспомнила свое первое впечатление от этой оперы в Большом театре. Если вы помните, там поют девушка и рыцарь. И вдруг он узнает, что Иоланта слепая, и начинает агрессивно говорить: «Я просил у тебя белую розу, а не красную! Ты что, не понимаешь? Зачем же тебе тогда эти бессмысленные глаза?» Я помню, что мне было странно, что он так агрессивно с ней разговаривает. Или, например, мы ходили на «Крутой маршрут» в «Современник». Мне было лет двенадцать. Спектакль произвел на меня огромное впечатление: великая Марина Мстиславовна Неелова, Лия Меджидовна Ахеджакова и плюс сама тема. Во всем мы росли, и понятно, что это оказало влияние. А потом десять лет «Белой студии» тоже имеют значение. Каждый герой программы — это планета, конечно, такая встреча оставляет след.
— Нельзя одинаково относиться ко всем, с кем встречаешься. Кто на вас произвел наибольшее впечатление?
— Бывает, человек уходит из жизни, и программу повторяют. И ты смотришь уже другими глазами, проявляются другие слои. Так было с Владимиром Меньшовым, Станиславом Говорухиным, Марком Захаровым, недавно с Леонидом Куравлевым.
Но если говорить о герое, который, к счастью, жив и здоров, то я помню первую встречу с Рэйфом Файнсом, английским актером. Это был удивительный разговор с точки зрения взаимодействия, когда мы забыли, что идет съемка. У нас произошел необыкновенный человеческий контакт, хотя мы совершенно разные, у нас разная национальность, пол, все. А совсем недавно пришел . И на каждый вопрос сначала говорил: «Я не умею рассуждать, это не мое». А я ему: «Ну скажите просто то, что чувствуете, это не место, где надо придумывать умные вещи». В результате он высказал очень много глубоких, точных мыслей. Видно, что он на эту тему думает, живет этим, и понимание каких-то вещей не по возрасту зрелое и глубокое.
— Вы общались с огромным количеством знаменитостей. Как думаете, почему именно они добились успеха, а не кто-то другой?
— Я задала похожий вопрос, когда ко мне приходил Дипак Чопра (американский врач и писатель, который написал множество книг о духовности и нетрадиционной медицине, гуру многих мировых звезд. — Прим. ред.). Он работал, близко общался, был духовным наставником Леди Гаги, Майкла Джексона и много еще кого. Знал мировых звезд. Он ответил очень быстро: в них есть внутренняя неуспокоенность. Этот внутренний запрос у кого-то проявляется в неких рефлексиях или депрессиях, а у кого-то в философском поиске. Это не обязательно негативное качество. Но что-то внутри человека не позволяет ему быть легким и счастливым. Душевная разбалансированность подстегивает постоянно что-то искать. Одно время моим любимым занятием было читать автобиографические книги, допустим, дневники Олега Даля, Тарковского, беседы с Бродским. Они обнажают этих людей. И там очевидно отсутствие баланса. Кто-то из-за этого начинает пить, кто-то справляется, кто-то ищет выход через творчество. Точно так же дети в своем творчестве избавляются от каких-то живущих в них эмоций, решают внутренние вопросы. Тебя обидели, а ты взял и в рисун?
Комментарии