«В «Зимний вечер в Гаграх» помимо пробовали , . Леонов в этой роли, конечно, смотрелся весьма экзотично. А Евгений Александрович очень ревностно отслеживал весь процесс, постоянно приходил на студию, звонил мне — в общем, «прессовал». Но я держался, как партизан, не сознавался, что вижу в главной роли только его», — рассказывает генеральный директор киноконцерна «Мосфильм» режиссер .
— Карен Георгиевич, первый фильм, который принес вам успех, — «Мы из джаза»
— Я, честно говоря, взялся за этот сюжет, потому что в то время мне ничего другого не давали делать. У меня был довольно сложный период после дебютной картины «Добряки». Несмотря на то что на «Мосфильме» мне предложили уже готовый утвержденный сценарий, «Добряки» стали самой порезанной моей картиной — цензоры разглядели иронию над советской действительностью. Ко мне в монтажную приходил заместитель Сизова, директора «Мосфильма», лично контролировал, чтобы я вырезал крамольные сцены. Это была моя дебютная картина, и, чтобы остаться в профессии, я не возражал. Хотя понимал, что подобные правки картину не украсят. В итоге «Добряки» в прокате прошли «вторым экраном».
Потом началась череда неудач: сценарий, который мы написали с Сашей Бородянским, «Дамы приглашают кавалеров», мне снимать не разрешили (фильм по этому сценарию впоследствии снял Иван Киасашвили. — Прим. ред.). Меня запустили с другим сценарием, но и ту картину закрыли… Я даже думал из кино уходить. Но случайно, сидя вечером дома у телевизора, увидел программу про советский джаз. Я не могу сказать, что был воспитан джазом, напротив, я принадлежал к поколению «битлов», «роллингов»… Но тема понравилась. Я позвонил Саше Бородянскому: «Двадцатые годы, становление джаза в Советском Союзе. Может, займемся этим?» Он согласился. Мы быстро написали заявку — что-то бравурное про первых советских джазменов, которые преодолевают все препятствия на тернистом пути к признанию… И нам ее утвердили! Но, как выяснилось, материалов по нашей теме было очень мало, и мы стали ходить за консультациями к тем, кто стоял у истоков советского джаза.
Например, был такой Александр Варламов — фигура легендарная. Он наравне с Александром Цфасманом был пионером в этой области. Цфасмана уже не было в живых, а к Варламову мы приехали куда-то на окраину Москвы. Дверь нам открыл разбитый старик. «Зря мы, наверное, пришли», — думаю. И вдруг этот человек садится за рояль, и начинают оживать картины… Два часа он нам рассказывал, показывал, играл… Мы и смеялись, и плакали — это было так интересно! Многие его рассказы, так или иначе, вошли в картину, например, история, как наши герои перед ворами выступают, или история иностранной певицы, приехавшей на гастроли в СССР. В фильме мы сделали ее темнокожей и назвали Клементиной Фернандес. (Ее роль исполнила . — Прим. ред.) Мы ходили и к другим, куда более знаменитым «рассказчикам» — композиторам Никите Богословскому и Сигизмунду Кацу, легендарным артистам эстрады Марии Мироновой и Александру Менакеру. Все они нам очень помогли. Были и клубы любителей джаза… В общем, мы стали настоящими специалистами. И родился сценарий.
— А , сыгравший вора в законе, консультировал вас? Он ведь был большим знатоком джаза.
— Только я этого тогда не знал. Евстигнеева пригласил потому, что именно он виделся мне в роли одесского воровского авторитета. Уже на съемках выяснилось, что Евгений Александрович в юности был барабанщиком. Это ведь импровизация, когда в ресторане он стал отстукивать ритм по краю стола вилкой и ножом. Хотя сниматься в эпизоде у начинающего режиссера, то есть у меня, он сначала не хотел. Можно сказать, я его уговорил — звонил, объяснял, что не мыслю без него картину, и тому подобное. Он был очень занят на других съемках, но откликнулся: «Хорошо, я сыграю. А сколько съемочных дней?» — «Четыре». — «Сыграю за два дня, но пусть директор картины позвонит мне». И уже с директором они договорились, что Евстигнеев отработает две смены, но заплатят ему как за четыре.
— А как подбирали главных героев?
— Я хотел снимать молодых актеров, но боялся, что мне могут не утвердить на главные роли неизвестные лица. Поэтому начинающих артистов разбавил популярными. Так появилась команда: молодые , , Николай Аверюшкин и примкнувший к ним «ветеран» Петр Щербаков.
На «Мосфильме» картину запустили в кинообъединении, которым руководил Георгий Николаевич Данелия. Помню, вернулся он в Москву со своих съемок и решил нас проверить: «Покажите материал». После просмотра разругал нас с Бородянским ужасно. Дал такие рекомендации, что мы поняли: картину надо или закрывать, или снимать заново. Но мы решили рискнуть — ничего переделывать не стали и досняли картину, как задумывали. С нашей стороны это была, конечно, дерзость, но надо отдать должное Георгию Николаевичу, он все «проглотил» — и принял готовый вариант картины, не заикнувшись про свои прошлые замечания. Ему понравилось. Впоследствии у нас с Данелией сложились самые теплые и дружеские отношения. Мы очень много общались, в гости друг к другу ходили… Последний раз я приехал к нему в его день рождения, это было незадолго до его ухода. Георгий Николаевич был совсем слабенький, худенький… Я тогда начинал снимать фильм «Анна Каренина. История Вронского» и поделился: «Боюсь этой работы. Такой материал, такой масштаб… Страшно!» А он так спокойно и просто сказал: «А ты упрись». Хорошие слова — они мне очень помогли и помогают.
— Есть люди, с которыми вы работали из картины в картину. Тот же Бородянский, Панкратов-Черный, Евстигнеев…
— Когда мы с Бородянским работали над сценарием «Зимний вечер в Гаграх», главную роль писали уже персонально под Евстигнеева. Но ему ничего не говорили. Просто, когда картину запустили в производство, первым артистом, кому я послал сценарий, был Евгений Александрович. После чего он сам мне позвонил и сказал: «Я очень хочу играть эту роль. Очень!» Но мне предстояло провести официальные пробы, которые должен был утвердить худсовет. Мы сделали пробу и с ним, и с другими артистами, ведь это была обязательная часть подготовительного периода. Помимо Евстигнеева пробовали Евгения Леонова, Олега Ефремова. Леонов в этой роли, конечно, смотрелся весьма экзотично. А Евгений Александрович очень ревностно отслеживал весь этот процесс, постоянно приходил на студию, звонил мне — в общем, «прессовал». Но я держался, как партизан, не сознавался, что вижу в этой роли только его. Зато, когда удалось официально на худсовете утвердить его кандидатуру, я вздохнул с облегчением — теперь можно было раскрыть перед Евстигнеевым карты.
— А как у Евстигнеева обстояло дело с танцами? Понятно, что был дублер. Но, может быть, Евгений Александрович проявлял инициативу?
— Нет, нет, он танцевать, конечно, не мог, хотя был очень музыкальным и пластичным. За него танцевал Володя Кирсанов — замечательный балетмейстер, чечеточник, в фильме вы видите его ноги. К сожалению, Владимир от нас недавно ушел — умер от последствий коронавируса.
А героя Евстигнеева в молодости сыграл Аркадий Насыров. В фильме есть кадры круиза героя на пароходе. В то время по Крымско-Кавказскому побережью Черного моря курсировал трофейный корабль немецкого производства «Адмирал Нахимов», очень красивый. И мы решили снять на нем одну сцену. В Гагры корабль зайти не мог, поэтому на съемки мы выехали в Сочи, где он стоял на рейде. Мы подошли к нему на катере, поднялись на палубу, сняли несколько кадров с молодым героем, потом по приглашению капитана пообедали в офицерском кубрике. И когда на том же катере поплыли обратно к берегу, оператор вдруг сказал: «Слушай, у меня в кассете пленка осталась, метров пять, давай «добьем», все равно выбрасывать после перезарядки». И он снял, как корабль уходит из кадра по мере того, как мы от него отдаляемся, — очень кинематографично получилось, так что при монтаже я вставил эти кадры в картину. Теперь их можно считать историческими — примерно через полгода «Адмирал Нахимов» затонул, столкнувшись ночью с сухогрузом. В результате этой крупнейшей в СССР морской катастрофы погибло более четырех сотен человек…
Помимо Евстигнеева, в «Зимнем вечере…» я планировал продолжить работу и с Игорем Скляром. Утвердил его на вторую главную роль. Но вышло так, что после успеха «Мы из джаза» Скляра в свой театр пригласил . Конечно, Додин — величина, авторитет в театральном мире. Но он неохотно отпускал актеров работать в кино. У него все артисты, даже не занятые в той или иной сцене, должны были присутствовать на репетициях. В итоге Игорю в театре назначили лишь один выходной в неделю. Тогда я по традиции сам поехал отпрашивать артиста, с Додиным мы встретились в Московском отделении ВТО. Я объяснил, что утвердил Скляра на главную роль, просил, чтобы его отпустили на время съемок. Но Додин был непреклонен: «У артиста есть выходной, пусть в этот день и снимается». Для нас это было неприемлемо — видеть исполнителя главной роли на съемках раз в неделю. Пришлось поставить Игоря перед выбором: либо снимаешься и рискуешь потерять место в театре, либо расстаешься с этой ролью. Игорь выбрал театр. И его можно понять: он мечтал реализоваться как драматический актер, кроме того, от театра ему обещали квартиру. Тогда я пригласил на главную роль Панкратова-Черного, он шел у меня вторым в списке претендентов. И я очень доволен, как Саша эту роль сыграл. С Игорем получилась бы абсолютно другая картина.
— В этом фильме Наталья Гундарева играет капризную «примадонну». А как она себя вела вне кадра?
— Несмотря на популярность, никакой звездности и заносчивости в Гундаревой не ощущалось. Наташа была очень демократичным, живым, жизнерадостным человеком. Но мне пришлось упрашивать ее сыграть певицу. Для Гундаревой эта эпизодическая роль была, конечно, проходной — карьера ее тогда вошла в зенит. Признаю, что и роль в сценарии была прописана достаточно плоско, но ни времени, ни возможности усложнить ее у нас с Бородянским не было. Поэтому мне нужна была очень хорошая актриса. Есть такой прием: возьмите на плоскую роль хорошего актера, и он наполнит ее собой и сделает объемной.
— Эпизод получился очень ярким!
— Да — благодаря Наташе. А я ведь, кстати, сначала Аллу Пугачеву приглашал на эту роль. Но Алла Борисовна — женщина умная, сразу сказала: «Так это же будто про меня! Нет, не хочу, все будут думать, что это я и есть. Давай лучше сделаем другой фильм — целиком на основе моей биографии. Там я и сыграю главную роль». У Аллы в голове уже зрел сценарий этого фильма, и она делилась со мной своими идеями. Но дальнейшего развития у этого разговора не было.
— За Наталью Гундареву в фильме пела Лариса Долина. В недавнем интервью нашему журналу Лариса Александровна с теплотой вспоминала работу с вами. А вот в фильме «Курьер» у вас поет сама! Как вам удалось ее уговорить?
— Уговаривать Чурикову пришлось, но не петь, а вообще участвовать в картине. Потому что Инна Михайловна в тот период не очень охотно соглашалась сниматься у кого-то помимо своего мужа — режиссера Глеба Панфилова. Но мне удалось ее заинтересовать. А с песней получилась импровизация, в сценарии этого эпизода не было. Когда снимали сцену разговора матери и сына, мне захотелось ее как-то оживить. И я предложил Феде Дунаевскому, который немножко играл на гитаре, сымпровизировать: «Сможешь наиграть что-нибудь?» Он отвечает: «Знаю из репертуара группы «Земляне» песню «Трава у дома». И вот Федор начинает тихонько наигрывать и напевать эту песню. И вдруг Инна Михайловна подхватывает ее и затягивает абсолютно на свой манер. Мне это так понравилось, что я не стал останавливать артистов. Только шепнул оператору: «Давай, «наезжай» на Чурикову, снимай ее крупный план!» В итоге эта сцена снята одним куском, одним кадром, одним дублем.
— Как получилось, что вы пригласили режиссера Владимира Меньшова в свою картину актером?
— Разве это редкость, когда состоявшийся режиссер выступает в качестве актера? Когда я был еще студентом ВГИКа, наш мастер Игорь Васильевич Таланкин запустился с картиной «Выбор цели» и взял меня ассистентом. Главную роль — ученого Игоря Курчатова — у него играл , уже титулованный режиссер. В коллекции его наград был даже «Оскар» за «Войну и мир». Помню, однажды Сергей Федорович в гриме и в костюме Курчатова, перед тем как выйти на съемочную площадку, осматривал себя в большом зеркале. И, поправляя на курчатовском пиджаке бутафорскую звезду Героя Соцтруда, обронил: «Да, а мне вот только этой награды и не хватает».
Что касается другого оскароносца — Меньшова, я его не просто как актера пригласил… Я имел возможность иногда наблюдать Володю в различных обстоятельствах и чувствовал его человеческую суть. И мне для этой роли нужен был именно такой человек. Надо сказать, согласие на съемки Меньшов дал легко. В этой работе мы и подружились. Как говорится, «совпали» и до последних дней много общались, встречались, дискутировали, ходили друг к другу в гости, постоянно созванивались. У нас были близкие, доверительные отношения, ведь совпадали и наши политические взгляды, мы оба государственники. Володя еще у меня снимался в «Городе Зеро», сыграл прокурора. И здорово сыграл! Он выдающийся актер и очень мощная личность.
— Он последние годы не хотел снимать? Или не было сценария? Вы об этом говорили с ним?
— Я думаю, он не мог найти то, что ему страстно захотелось бы снимать. Так бывает с режиссерами. Тем более когда ты уже познал успех, подобный тому, что был у Меньшова после фильма «Москва слезам не верит». А нащупать что-то равновеликое очень трудно… Успех в определенной степени губителен, потому что его всегда хочется повторить, а это невозможно.
— Есть фильмы, которые не теряют актуальности на протяжении многих лет. Это и «Москва слезам не верит», и ваш «Курьер»... В чем секрет?
— Да, отрадно, что фильм до сих пор смотрит молодежь. А просто мало что с тех пор изменилось. В любую эпоху всякий молодой человек неуверенно входит во взрослую жизнь, находится со своим настоящим и будущим в некоем конфликте — об этом и фильм. А я, как автор и режиссер, и тогда был на стороне молодых, и сейчас остаюсь. Меня иногда спрашивают, особенно люди либерального направления: «А как же вы такой фильм сняли, будучи консерватором?» На что я отвечаю: «Поймите, я был бы полным идиотом, если бы не изменился». Если ты в шестьдесят с лишним лет думаешь так же, как в семнадцать, ты просто глупец. И этот переход должен быть естественным. Как говорит в фильме Иван: «Мы перебесимся и будем такими же, как вы».
— В фильме поколение взрослых и их логику у вас, кроме Меньшова, представляет …
— Роль профессора Кузнецова я изначально предлагал Олегу Табакову. Мы специально встречались, но было видно, что он колеблется, сомневается. А я не стал настаивать и предложил сниматься Басилашвили. Олегу Валериановичу роль сразу очень понравилась, а он очень понравился мне. И после «Курьера» Басилашвили у меня много снимался. Но вообще-то я с ним познакомился еще совсем юным — когда по его милости двое суток прожил в аэропорту!
Я уже упоминал работу ассистентом у своего мастера Игоря Таланкина на съемках «Выбора цели». Мы полтора месяца провели в Крыму, в том числе снимая сцены с участием Юрского и Басилашвили (они играли Оппенгеймера и контрразведчика Пэша). Мне поручили встретить их обоих в аэропорту Симферополя. Юрский прилетел, а Басилашвили на рейсе из Ленинграда не оказалось. Мобильных нет, связаться невозможно. Я отправил Сергея Юрьевича на такси в Севастополь одного, а сам остался ждать второго артиста. В итоге двое суток я ночевал на каких-то лавочках и с надеждой бегал встречать каждый рейс из Ленинграда… Мои ожидания не пропали даром — Басилашвили все-таки прилетел, как оказалось, его задержали какие-то срочные дела. И вот ведь как в кино бывает: ничего из материала, снятого в Крыму, в фильм не вошло. Когда же я рассказал об этом нашем первом знакомстве Басилашвили, выяснилось, что по тем съемкам он меня не запомнил.
Зато после «Курьера» мы с ним подружились, хотя, в отличие от Меньшова, у нас с Олегом Валериановичем диаметрально противоположные политические взгляды. Бывает, мы спорим до одури, потому что Басилашвили ярый либерал. Но это никогда не влияло на наши отношения — они остаются замечательными. Я считаю Олега великим артистом, без каких-либо оговорок.
— Мне кажется, роль порочного папы римского — Александра VI Борджиа, сыгранная Басилашвили в вашем фильме «Яды, или Всемирная история отравлений», открыла Олегу Валериановичу дорогу к роли Воланда в сериале «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко.
— Да, наверное. Кстати, когда Басилашвили получил это предложение, он со мной советовался: играть ему Воланда или нет. И дело тут не в трепете перед мистической ролью и не в суеверии. А в том, что Басилашвили — Художник с большой буквы. «Карен, ну какой я Воланд? — сомневался он. — Да и возраст у меня… Наверное, не стоит соглашаться? Как ты думаешь?» Я говорю: «Олег, ты с ума сошел? Такая роль, может быть, раз в жизни приходит! А тебе ее предлагает отличный режиссер! Как можно отказываться?! Как можно сомневаться, если режиссер в тебе не сомневается?» Он приободрился: «Значит, думаешь, стоит сыграть?» — «Непременно», — говорю.
А в нашем фильме было так, что изначально я утвердил Басилашвили лишь на одну роль — полоумного пенсионера Прохорова. А вот актера на роль зловещего папы римского никак не мог найти. И вдруг пришла идея, чтобы Басилашвили сыграл обе главные роли! И он с радостью согласился.
— Сложно было снимать эту картину? Все-таки в фильме пересекаются две эпохи, массовые сцены, невероятные костюмы!
— Художником на этой картине у меня была Людмила Кусакова, а художни?
Комментарии