Михаил Трухин: «Звонок из МХТ с предложением сыграть Гамлета я принял за розыгрыш»

«С возрастом, конечно, стало понятно, что здоровье в тех поездках мы подорвали. Это было время молодости и дурацкого задора» Актеры сериала «Улицы разбитых фонарей» Сергей Селин, Алексей Нилов, Михаил Трухин и Александр Половцев. 2000 г. Фото: photoxpress.ru

— «Менты» — вы, Алексей Нилов, Настя Мельникова, Сергей Селин, Юрий Кузнецов — стали народными героями, и вас везде ждали с творческими встречами.

— Да, на циничном языке шоу-бизнеса это называется «чес». Мы зарабатывали деньги так лет шесть. И все это время я не разбирал сумку. Приезжал домой, стирал одни вещи, надевал чистые. Но сумка не разбиралась. Она все время стояла у порога, потому что надо было куда-то лететь. И гримировали меня уже стюардессы в самолете, потому что выход на сцену обычно был минут за двадцать до того, как приземлялся самолет.

— Про грим вы серьезно?

— Про все серьезно. Мы выглядели ужасно, поскольку жили в самолетах, и стюардессы нас гримировали. Когда мы выходили с трапа, тут же подавалась какая-то мигалка, ведь нас всегда встречали либо менты, либо бандиты, либо и те, и другие. Сначала менты нас куда-то везли, а потом бандиты приезжали к ментам, забирали нас и везли к себе.

— Послушайте, как вы выжили вообще?

— С возрастом, конечно, стало понятно, что здоровье в тех поездках мы подорвали. Я вспоминаю какой-то бронепоезд, на котором мы ехали на Байкал с какими-то депутатами за кого-то агитировать на выборах. Сейчас понимаешь, что это абсурд, но 90-е годы все, к сожалению, целиком состояли из абсурда. Это было время молодости и дурацкого задора.

— И вам нравилось так жить? Нравилось не разбирать эту сумку?

— Нравилось! Режиссер Митя Светозаров, побывав вместе с нами на фестивале «Горное эхо» на Домбае, потом сказал в каком-то интервью: «Рядом с «ментами» я понял, физически ощутил, что такое слава уровня «Битлз»… У нашего сериала было безумное количество фанатов. Я не помню, какой это был город: Кемерово, Новокузнецк, Новосибирск... Но из Дворца спорта нас выводил ОМОН, выстроившись коридором и прикрывая нам головы щитами, чтобы мы могли добежать до автобуса. Потом автобус подхватила толпа и вместе с нами внутри пронесла несколько метров на руках. Все стекла после этого были в помаде.

— А как устоять от соблазнов? Я про помаду. Наверняка были девушки, которые… Я даже не скажу, хотели с вами провести время. Думаю, что они просто абсолютно искренне в вас влюблялись. Как не сойти с ума от такого количества женской любви семейному человеку?

— Было сложно.

— Вам или жене?

— Я думаю, что всем. И даже этим девушкам было сложно.

— С тех пор вы стали много сниматься. Какие съемки были самыми запоминающимися?

— Могу рассказать про самые страшные. Правда, это было еще до «Фонарей...» и даже до института. Учась в актерской студии Александринского театра у Игоря Олеговича Горбачева, я снимался в «Афганском изломе» у Владимира Бортко. Мы полетели в Таджикистан, а там началась война. Мы застали несколько дней этой гражданской войны. Видели все в окно гостиницы, которая называлась «Душанбе». Баррикадировались в номерах, потому что по коридорам бегали вооруженные люди, искали, где живут русские. Администратора картины Никиту Матросова убили в первый же день беспорядков. Потом ОМОН оцепил гостиницу. Группу «Альфа» прислали из Москвы по распоряжению министра культуры Николая Губенко, чтобы нас эвакуировать. Сначала на танках везли на военный аэродром и оттуда спецбортом в Ташкент. Самолет назывался «Черный тюльпан», на нем во­зили гробы из Афганистана.

«Наша дружба родилась из бедного, полуголодного студенчества, из пьянок студенческих, из ночных репетиций» Михаил Пореченков, Михаил Трухин, Константин Хабенский. 2010 г. Фото: РИА НОВОСТИ

— Какие ощущения, когда смерть так близко?

— Я был помоложе тогда, мало что соображал… 18 лет мне исполнилось. Порог инстинкта самосохранения в этом возрасте очень низкий. Мне это казалось каким-то увлекательным приключением. Колоссальный выброс адреналина, когда ты видишь неуправляемую разъяренную толпу, огромную биомассу, которая идет и давит все на своем пути. Вот как сель сходит с гор, так и эта толпа. Камнями в гостинице все стекла вышиб­ли… Я чудом дозванивался домой и говорил маме: «Если по телевизору увидишь, не волнуйся». А она и не волновалась. В новостях это не показывали.

— Ужас какой! Но я думала, вы расскажете о съемках «Хрусталев, машину!». Как вы попали к Герману?

— Студентами СПбГАТИ мы выпустили спектакль «В ожидании Годо» Беккета. Это был дипломный спектакль режиссера Юры Бутусова, а мы — Хабенский, Пореченков, Зибров и я — как приглашенные артисты с другого курса в нем участвовали. Председателем экзаменационной комиссии в институте в тот год стал Алексей Юрьевич Герман. И он со своей прекрасной супругой Светланой Кармалитой пришел к нам на спектакль в театр на Крюковом канале. Светлана Игоревна, как всегда, была со своей легендарной корзинкой, с которой она, мне кажется, никогда не расставалась. 

Помню, после этого я пришел домой и у нас с мамой состоялся такой разговор: «Герман был на спектакле! Как бы хотелось у него сниматься, но это, конечно, невозможно, потому что где Герман и где я». И в эту самую секунду раздается звонок: «Здравствуйте, это ассистент Германа. Алексей Юрьевич для вас с Костей придумал эпизод в фильме «Хрусталев, машину!». Радости не было предела. Эпизод достался без слов, мы играли музыкантов оркестрика… На экране секунды три. Но репетировали мы со всей съемочной группой эту сцену неделю. Сами, без Алексея Юрьевича. Не бесплатно. Для студентов это было большим подспорьем. На седьмой день в парке усадьбы, где проходили съемки, раздался истошный крик: «Едут!» 

Все замолчали, настала гробовая тишина, подъехала машина, минут 15 из нее вылезал Алексей Юрьевич. Мы начали съемку и уложились в час. Это настоящий кинематограф, к которому я прикоснулся единственный раз в жизни и вряд ли еще прикоснусь… После съемок мы с Костей, набравшись храбрости, подошли к Алексею Юрьевичу: «А можно ли с вами сфотографироваться?» Он сказал: «Конечно». И возле павильона в ленфильмовском коридоре мы на лавочке с ним сфотографировались на поляроид. Выехала эта фотография, и Алексей Юрьевич говорит: «Вот попомните мое слово, лет через дцать вас кто-нибудь спросит: а что это за дед между вами сидит?» Прошло много лет. Я разбирал фотографии с сыном, и он меня спрашивает: «Костю я узнал, а это кто?» Он еще в школе учился…

С Сергеем Буруновым, Александрой Флоринской и Анной Уколовой на съемках сериала «Ивановы-Ивановы». 2019 г. Фото: СТС

— А как рождался спектакль «В ожидании Годо», который стал легендой?

— Когда Юра Бутусов нам предложил эту пьесу и мы с Костей Хабенским ее прочитали, практически хором сказали: «Это играть не будем». Там сначала два, а потом четыре человека обсуждают какую-то галиматью. Нам показалось это просто скучным. Бутусов выслушал и сказал: «Сделайте мне сто клоунад на темы, о которых идет речь в пьесе: ботинки, морковка, репа, дерево, мальчик...» И мы с Костей, Мишей Пореченковым, Андрюхой Зибровым стали, как кролики, размножать эти клоунады. Принесли их огромное количество. А из них возникли какие-то этюды. Потом хитрый Бутусов к этим этюдам стал потихонечку прилеплять текст, как дети пластилином, слой за слоем. И незаметно для всех эта история вылилась в какую-то очень понятную эмоциональную, живую вещь…

— Вы с Хабенским и Пореченковым дружите со студенческих лет и до сих пор. Из чего родилась эта крепкая дружба?

— Она родилась из бедного, полуголодного студенчества, из пьянок студенческих, из ночных репетиций. Из нехватки денег, из стреляний сигарет, из дележа барышень. Мне кажется, у всех студентов дружба вырастает из этого. А потом нас связывали уже более серьезные вещи, иногда очень тяжелые физически. Потому что на том же «В ожидании Годо», который шел без антракта, мы с Костей не сходили со сцены и теряли по полтора-два килограмма за спектакль. А потом у нас еще был спектакль «Войцек», с которым мы объездили всю фестивальную Европу. Когда ты людей видишь постоянно, практически не расстаешься с ними, из этого и складывается дружба.

— И все же ваши карьеры развивались не синхронно. Хабенский и Пореченков уже были в МХТ, в Москве, а вы еще несколько лет жили в Питере. Как в таком случае сохранить дружбу?

— Я не знаю, стоит ли ее специально сохранять. И я не представляю такого человека, который сидел бы и сам с собой разговаривал: как мне сохранить дружбу? Дружба либо есть, либо ее нет. Друзья, как правило, приходят незаметно и уходят так же незаметно. Никто не говорит: все, я больше тебе не друг. Просто человек из твоего поля зрения исчезает, и все. И, соответственно, заканчивается то, что называется дружбой. Это вещи, которые нельзя потрогать. Все должно идти своим чередом, никого нельзя заставить дружить…

— Но вы по-прежнему такие три мушкетера, такие же друзья?

— Да. Мы почти родственники. Уже разговариваем на своем птичьем языке, многим иногда непонятном.

С Мариной Зудиной в спектакле МХТ им. А. П. Чехова «Трамвай «Желание». 2014 г. Фото: photoxpress.ru

— А, живя в Питере, вы мечтали переехать в Москву, служить в МХТ?

— Нет. Это вышло случайно. Я никогда не стремился в Москву. Она со своими ритмами меня пугала. Никогда не думал, что мне когда-то прилетит предложение играть Гамлета в главном театре страны. Я снимался в тот момент под Москвой, в Алабино, на танковом полигоне в картине Саши Буравского «Ленинград». Играл журналиста по фамилии Верник, которого убивают, и его тело находит на бело­снежных полях Подмосковья Кейт, которую сыграла голливудская актриса Мира Сорвино. Значит, мерз я на тридцатиградусном морозе, потом грелся в своем вагончике, и вдруг звонок: «Это Московский художественный театр, Ольга Семеновна Хенкина (она была правой рукой Олега Павловича Табакова, но тогда я еще не знал об этом), вам предлагается роль Гамлета». Я говорю: «Прекратите меня разыгрывать. Что за ерунда?» — и повесил трубку. Она выдержала паузу и снова позвонила: «Миша, это правда. Со мной рядом сидит Юра Бутусов, сейчас я дам ему трубку». И у меня отказали ноги, я не смог встать. Какая-то из области неврологии реакция. 

Бутусов взял трубку, сказал, что да, действительно, Олег Павлович зовет на встречу, надо приехать обговорить. С этого момента я уже не мог ни о чем другом думать… Как только смог — бросился в Москву, с поезда пошел в гостиницу «Минск». Где-то в 10 я заселился в номер, а в 11 у меня уже была встреча с Табаковым. Я так нервничал, что из гостиницы пошел в обратную сторону от театра — на Белорусский вокзал. И без пяти одиннадцать я вдруг понял, что иду не туда, а ведь меня ждет Олег Павлович, чтобы поговорить о Гамлете! Как я бежал — не помню. Может, машину ловил. Опоздал минут на пять. Вхожу к Палычу в кабинет — никого нет. Но из-за двери его личного туалета вдруг доносится: «Старик, заходи!» — и я услышал звук спускаемого бачка. Табаков вышел, вытер руки, поздоровался со мной, сел и стал считать деньги. Вытащил какое-то гигантское количество налички, положил на стол… Пересчитывал обстоятельно: плевал на пальцы, смотрел купюры на свет… При этом он со мной беседовал как ни в чем не бывало. Мы обсуждали перевод Пастернака… Таким образом он меня проверял — в этом он был мастер. Вот так я получил эту роль, а после премьеры стал артистом МХТ. При этом счастливым я себя не ощущал. Это вообще был сложный период. Один из самых драматичных в моей жизни.

— Вы ведь тогда разводились с первой женой... Я читала в одном вашем интервью, что серьезное нервное потрясение помогло вам сыграть роль Гамлета.

— Я не могу сказать, что мне это помогло. Может быть, я неправильно сформулировал тогда. Это не помогло мне сыграть Гамлета, но эмоциональный фон «лег» на Гамлета. Потому что, если бы у меня в жизни складывалось все благополучно в тот момент, это был бы совсем другой Гамлет. Другая совершенно трактовка. Да, как-то в 33 года у меня сошлось все одно к одному… Может быть, какое-то магическое число, я не знаю…

С Ольгой Медынич в сериале «Погнали». 2019 г. Фото: СТС

— К Москве привыкли быстро?

— Нет, далеко не сразу я Москву полюбил и принял. Поскольку жилья здесь у меня не было, меня поселили в гостинице Молдавского посольства на Кузнецком Мосту. У меня был крошечный номер, где можно только или лежать на узкой кровати, или стоять рядом. И я стоял девять месяцев в номере и учил сложнейший текст «Гамлета». Девять месяцев мы репетировали… В отличие от Москвы, театр меня влюбил в себя сразу. В МХТ невероятная труппа! Палыч коллекционировал даже не артистов, а людей, он именно на человеческие качества всегда обращал внимание. И ему удалось собрать уникальный коллектив по содержательности, по харизме каждого. И я влюбился в артистов, в атмосферу поддержки, которую я ощущал от многих. Помню добрые слова Станислава Андреевича Любшина, Ирины Петровны Мирошниченко. Маня Голуб поддерживала меня очень. Она, конечно, великая была. Когда она погибла, мы принципиально отказались вводить на роль Гертруды кого-либо вместо нее. Как-то не по-человечески это было бы. Спектакль ушел вмес­те с Маней…

— Михаил, насколько я знаю, вы выросли не в артистической среде...

— Бабушка работала на металлургическом комбинате в Мончегорске, дед был моряком рыболовецкого флота… А мама, родив меня очень рано, после школы поступила в Политехнический институт в Ленинграде. До четвертого класса меня воспитывала бабушка, и в детстве я хотел быть машинис­том поезда.

— Это правда, что вы однажды встретили медведя и протянули ему пачку сигарет?

— Правда. Я вырос в лесу под Мончегорском, у меня дядя лесник, работал в лапландском заповеднике. И я вам расскажу, как происходят встречи с медведем. В заповедник любили ездить всякие генералы, директора комбинатов. И вот очередных генералов привез огромный рыбацкий ялик на дизеле, который надо вытаскивать на берег впятером. Они его минут сорок вытаскивали. Потом отошли метров 20 от берега, и на них вышел медведь. Естественно, они уже пьяные, ружья ни у кого не заряженные. Так один генерал этот ялик самостоятельно столкнул с песка в воду за секунду и прыгнул в него, второй, который весил под 200 килограммов, забрался на сосну, ободрав все ветки — сосна потом стала голой до того места, где он примостился, а третьего сутки еще искали в лесу. 

Вот как происходит встреча с медведем у неподготовленных людей. А я, когда встретился с медведем один на один, никуда не бежал. Меня дядька научил, что никогда нельзя смотреть в глаза зверю и никогда нельзя бежать. Я тогда начинал покуривать, таскал у дяди сигареты и курил их за помойкой. И ведь знал прекрасно, что на помойку к нам ходит медведь, потому что все время ночью лаяли лайки. Но я забыл про это, за что и поплатился. Было страшно, но виду я не подал. Хотя протянуть медведю пачку сигарет — это была чисто нервная реакция. Он понюхал и ушел…

С Евгением Михеевым и Алексеем Макаровым в сериале «Гости из прошлого». 2020 г. Фото: СТС

— Вам бы книги писать…

— В детстве я от корки до корки исписал общую тетрадь — 96 листов историей о подводной лодке, на которой ставили какие-то эксперименты. Эту тетрадь я нашел совсем недавно — в карантин, разбирая завалы.

— Волшебный карантин! В общем, вы были смелым и изобретательным в детстве.

— Порой отчаянным… Когда я оканчивал школу, уже в Ленинграде, оборот оружия, которое ввозили из Польши и Литвы, был колоссальный. Газовый пистолет, травмат или боевой покупали за смешные деньги на «Апрашке» (рынок Апраксин Двор), где до этого, в 80-е, обычно собирались фарцовщики. У моего школьного приятеля Димки Баркова, который, между прочим, играл в фильме «Приключения Петрова и Васечкина...» с Егором Дружининым, какой-то пистолет имелся. Я учился в 9-м классе. И как-то мама пришла домой в слезах. Я спросил, она говорит: «Меня обматерил сосед». А жили мы тогда на Мойке, 14, рядом с домом 12 — тем, в котором квартира Пушкина. 

У нас была коммуналка на первом этаже — когда-то квартира декабриста Ивана Пущина. Это настраивало на определенный лад. В общем, я бегу к Димке, говорю: «Дай мне пистолет». Он дал. И еще у него на тот момент был «трофейный» «Мерседес», который разваливался, но считался нереально крутым. Я попросил: «Минут через 15 подъезжай». После чего я позвонил в дверь соседа, он открыл, и я начал бить его пистолетом по лицу. Какая-то овчарка выскочила, но это меня не остановило. Я загнал соседа на кухню, там варился суп, я его опрокинул. В общем, защитил честь мамы. Димка уже меня поджидал на машине, и я скрылся. Прятался неделю. К маме каждый день ходил участковый.

— Так как же все-таки вам пришла мысль об актерстве?

— Это было в 7-м или 8-м классе школы. Учитель математики очень увлекался театром и организовал драмкружок. Первый спектакль у нас был о Высоцком. Потом я стал ходить во Дворец пионеров, в Театр юношеского творчества — ТЮТ, театр, основанный еще в середине 50-х годов. Важное место. Там занимались и Лев Абрамович Додин, и Станислав Ландграф, и Саша Галибин, и Андрюша Зибров. Позже — мои дети. Вот там я окончательно заболел театром. Пересмотрел все спектакли, все премьеры Цирка на Фонтанке. И поступил в школу-студию Игоря Олеговича Горбачева при Александринке. А дальше мне нужно было в театральный институт. Три года меня никуда не брали ни в Москве, ни в Питере. В итоге взял Вениамин Михайлович Фильштинский, набиравший курс в институте театра, музыки и кинематографии — тот самый, где я познакомился с Хабенским и Пореченковым.

«Егор учится на режиссуре в ГИТИСе, ставит сейчас «Гамлета» Фото: СТС

— В последнее время ваша карьера развивается в сторону телевидения: вы очень серьезно обосновались на канале СТС. Сейчас стартовали съемки нового сезона сериала «Ивановы-Ивановы», еще вы начали сниматься в сериале «Гости из прошлого» …

— На «Гостях из прошлого» замечательная компания собралась — Юрий Стоянов, Леша Макаров, Аня Невская. Довольно симпатичный сериал и интересный по задумке. Герою, которого играет Стоянов, не удается эксперимент с машиной времени, и квартира раскалывается на две части: одна часть остается в 1982 году, а другая попадает в 2020-й, и это влечет за собой всякие забавные перипетии.

— В прайм-тайм на том же канале идет еще одна ваша комедия — «Погнали», где компания не хуже —