Мыли деньги и выдумывали поляков-отравителей. Как в дореволюционной России боролись с пандемиями

Чума 1654–1655 гг. считается одной из первых хорошо задокументированных эпидемий в России

Таковой она оказалась, потому что случай 1654–1655 гг. считается первым, когда в Москве появилась чума. Кстати, чумой европейскую заразу народ тогда не называл — говорили "моровая язва" или "моровое поветрие".

Весной 1654 г. царь Алексей Михайлович выступил с армией в поход на Смоленск против Речи Посполитой. Вместе с ним на войну отправились и другие представители тогдашней власти. Считается, что именно это обстоятельство и спасло Россию от безвластия. Ибо в Москве бы царь наверняка заразился и умер.

Чтобы бороться с болезнью, нужно понимать, как она распространяется. Понимали ли в XVII в. природу чумы? Кто-то догадывался, что можно заразиться не только от больного, но и от его вещей. Кто-то был уверен, что моровое поветрие — не что иное, как кара божья.

Так или иначе, первым делом было решено закрыть Москву на карантин, чтобы люди не разносили заразу дальше. Хотя с этой мерой опоздали: к тому моменту паникующие москвичи уже разносили чуму по всей центральной части России. На дорогах возводились заставы. Лучший кордон появился на Смоленском направлении. Ведь именно в Смоленске осел царь Алексей Михайлович.

"Научная" парадигма гласила, что чума передаётся по воздуху. Отсюда было решено жечь костры. Считали, видать, что дым очистит воздух. Костры собирались не абы какие, а специальные. Как отмечает историк Игорь Андреев, дым полыни и можжевельника считался лучшим.

Вернёмся к религиозным предупреждениям. Накануне эпидемии из-за реформ патриарха Никона случился очень болезненный раскол Русской церкви. Так вот по приходу чумы даже самые рьяные сторонники Никона начали задумываться: а всё ли они сделали правильно? Совсем уж сильно испугались люди после полного солнечного затмения 2 августа 1654 г.

Как распространялись сообщения, если царь самоизолировался? На границах со Смоленском устанавливались оборонительные сооружения, около которых жгли костры. Гонцов через заставы не пропускали. Им приходилось громко читать текст, чтобы писец по ту сторону мог зафиксировать послание.

Своего рода дезинфекция тоже проводилась. Но не хлором или спиртом, а огнём, водой и морозом. В огне исчезали одежда и вещи заражённых. В растворе воды и уксуса мыли деньги. А на морозе вымораживали одежду. Судя по всему, об иммунитете в России догадывались уже в XVII в. Иначе как объяснить, что работать с деньгами и одеждой тогда дозволялось только людям, которые "в моровых болезнях были". То есть те, что уже переболели.

Подозревали и о бактериальной природе чумы. Например, перед тем, как царя собирались вывозить из Смоленска, по дороге в Калязин провезли труп умершей от моровой язвы женщины. Так военным было велено завалить дорогу дровами, сжечь их, а уголь с землёй потом вывезти подальше.

Ближе к зиме 1654 г. чума стала отступать. Банально из-за воздействия холода на патоген. В феврале 1655 г. царь Алексей Михайлович вернулся в Москву.

Спустя более чем 100 лет чума вернулась на Русскую землю. Точнее вспышки чумы возникали и между этими датами, но небольшие. Но в 1771 г. болезнь всё же вышла из-под контроля. В отличие от случая в XVII в., весной 1770 г. люди хорошо понимали, как чума попала в Российскую империю — с фронтов Русско-турецкой войны. Но эта информация не мотивировала императрицу Екатерину II действовать решительно и быстро.

Только в конце августа начались какие-то карантинные меры. Например, на некоторых дорогах было велено установить кордоны. Гонцов и почтальонов по прибытии в пункт назначения закрывали в изоляторе. Но только на три часа… А после отпускали. Вспомнили тогда и про бесполезное окуривание помещений можжевеловым дымом.

При этом вплоть до декабря свозить пленных турков в крупные города не запрещалось. Попы продолжали ходить по домам и отпевать умерших от чумы. Императрице докладывали, что принятых мер достаточно. Но уже весной 1771 г. в Москве начали валиться с ног работники фабрик, что больно било по экономике.

Москву закрыли. Люди начали вспоминать о карантинных мерах из прошлого. Говорили друг с другом либо на большом расстоянии, либо через огонь. Деньги, как и прежде, начали мыть уксусом. Собираться большими группами тоже запретили. Екатерина II велела заменить балы увеселениями на открытом воздухе: прогулками, катаниями на качелях и т.д.

Но было поздно. К лету 1771 г. москвичи умирали по несколько сотен в день. Трупы не успевали вывозить. Они сутками могли лежать и в домах, и на улицах.

— У полиции не хватало ни людей, ни транспорта для вывоза больных и умерших, так что нередко трупы по три-четыре дня лежали в домах, — писал тогда врач Иван Яковлевич Лерхе.

Тогда для работы с телами власти привлекли бывших каторжников, которые облачались в мортусы, промасленные робы с отверстиями для глаз и рта. Они работали жёстко. Врывались в дома и крюками вытаскивали трупы, расталкивая рыдающую и протестующую толпу. Некоторые люди в мортусах умудрялись мародёрствовать. Но только некоторые. Потому что полиция жестоко пресекала такого рода деятельность — расстреливали на месте.

К осени стало только хуже. В сентябре 1771 г. в Москве случился Чумной бунт. Народ прознал, что Боголюбская икона Божией Матери исцеляет. Народ начал толпами собираться у Варварских ворот Китай-города. Желая предотвратить распространение чумы, архиепископ Амвросий запретил собрания у святыни. В ответ народ взбунтовался: разграбил два монастыря, убил Амвросия и принялся громить дома богачей и больницы. Бунт был жестоко подавлен.

Спас ситуацию генерал Григорий Орлов. Он прибыл в Москву сразу после бунта. Будучи фаворитом Екатерины II, он обладал большой властью. Добиться же расположения императрицы Орлову помог в том числе и большой ум. В общем, он действовал быстро и правильно.

Прибыв в Москву, генерал первым делом снял Спасский набатный колокол — больше он не собирал народ на площади. Потом Орлов дал карт-бланш врачам. Они рекомендовали строить больше больниц, и больницы строились. Велено было поднять зарплату медикам, и зарплаты поднялись.

В декабре 1771 г. появился указ, запрещающий хоронить людей у церквей во всех городах империи — только за их чертой. Григорий Григорьевич Орлов проследил, чтобы указ был исполнен в Москве. Так появились кладбища Пятницкое, Ваганьковское, Даниловское и не только.

Но самое главное, что случилось при Орлове: больных чумой перестали штрафовать за нарушение карантина. И наоборот, стали платить людям за самоизоляцию. Мужчинам платили по 15 копеек в день, а женщинам — по 10. Женатых людей по выписке награждали 10 рублями. Холостым платили по пятаку. Огромные по тем временам деньги.

К началу 1772 г. чуму в Москве ещё не победили, но поставки продовольствия уже возобновились. Вернулись к работе и государственные службы.

Уже в XIX в. Россию накрыла холера. Болезнь снова пришла из армии. После завершения Русско-турецкой войны, в 1828–1829 гг., солдаты отправились по домам. Уже в 1830 г. начали появляться сообщения о вспышках холеры. Первым пострадал Южный Урал. К февралю было зафиксировано 3500 случаев болезни с 865 летальными исходами.

Правительство снова медлило. Только к сентябрю 1830 г., когда болезнь добралась до Москвы, император Николай I принялся действовать. Причём действовать чрезвычайно жёстко. Кордоны были возведены на территории многих трактов Центральной России. В том числе и торговых. Тех, кто лез через заставы, приказано было расстреливать. Народ радикальных мер не понял — начались восстания.

Дабы не допустить повторения Чумного бунта, император Николай I направляется в Москву вслед за холерой. Он почти сразу распорядился закрыть рынки. Купцы, было дело, уж возмущаться стали: разорить государь нас удумал! Но император нашёл, чем умаслить торгашей: выделил из бюджета деньги для поддержания бизнеса.

До Питера, тогдашней столицы, зараза добралась только в апреле 1831 г.! Но силу набрала эпидемия только к лету. Люди каждый день заражались тысячами, а умирали сотнями. Усугубляло положение столицы Польское восстание.

Напуганные люди искали причину возникновения холеры и начали видеть её в фейковых новостях. По городу расходились слухи о том, что, дескать, поляки по ночам прокрадываются на огороды и посыпают овощи ядом. Расправившись с грядками, вымышленные поляки шли в дома и подсыпали отраву в бочки с водой! Вскоре фантастические диверсанты и вовсе начали скрытую войну: приплывали на кораблях и ссыпали в Неву тонны мышьяка!

А вскоре появился официальный указ, рекомендовавший людям пользоваться в качестве антисептика уксусом и хлориновой известью. И тем и другим средством люди протирали руки и ноздри. Так вот, взвинченные простолюдины к тому времени настолько возненавидел поляков, что начали хватать и избивать на улице каждого, кто додумался достать уксус или порошок на улице. Били и не отпускали до тех пор, пока мнимый отравитель не выпивал или не съедал "антисептик" на глазах у разгневанной толпы.

Но большой бунт всё же случился. Не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Не чумной а холерный. Пика народное волнение достигло 22 июня 1831 г. Толпа на Сенной площади ворвалась в холерную больницу и начала её громить. Двери выносились, врачи выкидывались из окон, лекарства уничтожались.

Спас ситуацию Николай I. Он, как в кино, ворвался в толпу на упряжке, произнёс пафосную речь и убедил народ разойтись. В частности, император заявил, что именно по его решению в Питер свезли иностранных врачей и именно он рекомендовал использовать вышеупомянутые средства. В тот же день правитель выступил с речью ещё в нескольких неспокойных районах Санкт-Петербурга. Каждый раз император не забывал упомянуть, что накануне текущих событий он распрощался со старшим братом, который умер от холеры, проболев меньше суток.

Как ни странно, речи Николая I возымели эффект. Люди прислушались, и динамика заболеваемости пошла на спад. Осенью 1831 г. холера в столице закончилась.