Задача выйти из демографической ямы и увеличить рождаемость в стране поставлена на самом верху, это один из ключевых национальных проектов. К решению вопроса прилагается немало усилий, и тратятся на это огромные средства. Проект федерального бюджета на 2025 год и на плановый период 2026-го и 2027 годов предусматривает 37,5 миллиардов рублей на поддержку региональных демографических программ по повышению рождаемости. Эти деньги идут не только на материнский капитал и выплаты женщинам, но и различные поддерживающие программы, листовки, письма, консультации психологов. Одним словом — задействованы все рычаги, которые, по мнению властей, помогут отговорить женщину от аборта.
Безусловно, если беременность желанна, то будущей маме не режет глаз плакат с надписью «Мама, не убивай» на стене в женской консультации. Что думают те, кто идет на аборт осознанно? Пожалуй, испытывает муки совести. А вот как быть тем, кто мечтает о ребенке и вынужден избавляться от беременности по медицинским причинам? Им приходится труднее всего.
Анна живет в одном из регионов центральной России, свою фамилию она просит не называть, слишком личная ее история
Первая беременность была долгожданной и желанной. О предстоящем пополнении Анна и ее супруг узнали в апреле 2024 года, срок — 13 недель. Семья стала готовиться к пополнению, планировали гендер-пати, чтобы узнать пол крохи, но эмбрион умер.
Новость стала для Анны ударом. Гибель установили во время скрининга — это обследование по выявлению аномалий в развитии плода и возможных болезней. Медики попытались успокоить девушку, заверили, что первая беременность часто остается замершей, после направили в женскую консультацию на аборт.
С 2007 года Минздрав выпустил приказ, согласно которому все женщины перед абортом должны пройти консультацию у психолога. Это должно помочь увидеть глубинные причины и, возможно, заставить маму передумать.
Кабинет психолога был в той же женской консультации, стены увешаны плакатами: «Мама, мое сердце бьется внутри тебя» и «Мама, не убивай меня». Их Анна помнит до сих пор, и эмоции бьют через край.
«Меня эта обстановка убила. Смотреть на фразу ''Мама, мое сердце бьется внутри тебя'', зная, что твой ребенок уже мертв, — это кошмар. На столе у нее [психолога] были иконы, [на стене] календарь висел православный», — вспоминает она.
Девушка сразу объяснила психологу, что идет на аборт не добровольно, в ответ услышала фразу: «Нам не даются испытания, которые мы не способны пройти».
«В самый острый момент услышать такое, и услышать от человека с образованием… Нет слов!» — говорит девушка.
Единственной психологической практикой, которую использовала специалист, был цветовой тест Люшера. Но узнавать характеристики своей личности — это вовсе не то, в чем в этот сложный момент жизни нуждалась Анна.
После общения с психологом девушка подписала документы, в которых были описаны последствия аборта и меры поддержки материнства в регионе. И это еще один момент, на который теперь жалуется Анна, — по ее мнению, текст «был вовсе не в медицинском нейтральном стиле, а в агитационном. Среди последствий — невозможность следующей беременности».
Этот период жизни стал непростым, но вскоре после аборта судьба дала ей второй шанс. Девушка узнала, что снова беременна, опять робкие надежды и жестокая реальность — на девятой неделе она попала в больницу с кровотечением, сидела в кресле и молилась, чтобы не услышать самое страшное — «эмбрион мертв». Увы.
Вспоминая свой опыт, Анна говорит, что пережить вторую потерю оказалось проще, она с самого начала дала себе установку «не очеловечивать эмбрион на раннем сроке, пока риск потерять его не снизится».
«В коридоре меня ждал муж, я утешала его. Говорила, что теперь нас обследуют, теперь все получится, и все будет хорошо», — рассказывает она.
Впереди снова ждал аборт, а значит, опять визит к психологу, сбор медицинских документов, снова смотреть на те самые плакаты на стенах. На этот раз психолог не стала лезть в душу и на бланке сделала пометку — «замершая беременность». А ведь психологическая поддержка очень важна в такой ситуации, но реальная, без агитационных плакатов и «дорогу осилит идущий».
Первый аборт девушке проводили в городской больнице, медикаментозное прерывание прошло под присмотром врачей.
«Когда я плакала, пытались утешить и успокоить. Помню, санитарка везла из палаты на УЗИ на инвалидном кресле. Она что-то говорила, не помню что, но мне стало спокойнее», — делится Анна.
Второй аборт осложнялся тем, что нужно было собрать абортивные материалы для дальнейшего исследования. Так как срок совсем малый, ей предложили выпить специальную таблетку и ждать, когда эмбрион выйдет сам. На это время Анна решила остаться в городской больнице. Девушку отправили в палату, где уже лежала беременная соседка.
«Там лежала девушка, рассказывала врачу, как толкается малыш, а внутри меня был мертвый эмбрион. Я вылетела из этой палаты и начала умолять, чтобы меня положили куда-нибудь еще. На любую другую койку. Меня переложили в какую-то палату с плиточными стенами, вроде процедурной», — вспоминает она.
Когда таблетка подействовала, Анна вызвала медсестру из частной клиники, чтобы помогла собрать биоматериалы. Почему в больнице не стали этого делать — девушка так и не объяснила.
Встав с кушетки, она собрала за собой окровавленные простыню, пеленки и салфетки в пакет. На вопрос, куда их можно выбросить, медсестра послала девушку домой: «Здесь некуда выбрасывать, забирай с собой!» За что было такое отношение? Этот вопрос Анна до сих пор задает себе, оставаясь один на один со своими мыслями.
«Она точно знала, что я делаю это [аборт] недобровольно. Я бы ее не поддержала, но я бы поняла, если бы она так вела себя с теми, кого она считает убийцей. Я не придерживаюсь таких взглядов, но это было бы объяснимо. А со мной почему как с убийцей? Реально не было достаточного размера мусорки? Я не могу в это поверить!» — говорит она.
Сейчас Анна вместе с мужем проходит обследование. Это стоит немалых денег, только на начальном этапе около 100 тысяч рублей. Девушка ходит к частному репродуктивному психологу на консультацию, чтобы пережить свое горе.
Фото: Shutterstock/FOTODOM
Комментарии