Дмитрий Дибров: «Я по-прежнему готов удивляться!»

Один из самых любимых в стране телеведущих Дмитрий Дибров уже десять лет ведет популярную передачу «Кто хочет стать миллионером». Сегодня, несмотря на то что Дмитрию традиционно нравится «хорошее старое», он готов удивляться и принимать «хорошее новое».

— Как-то давно в саду «Эрмитаж», когда мы с вами делали интервью, у меня сломался диктофон, и я стал записывать за вами ручкой в блокнот…

— Да-да-да. Хорошее было начало.

— Так вот вы тогда сказали, что старая школа вам нравится. Это в журналистике, а что вам нравится из старой школы на ТВ?

— Хороший вопрос. А что есть старая школа? Я вот не вижу разницы между старой и новой школой. Мне представляется, что если под старой школой мы понимаем Владимира Владимировича Познера и меня, то посмотрите на наши рейтинги. Как угодно, и старая, и новая школы будут в любом случае определяться только одной объективной характеристикой — это рейтинг

Все остальное — вкусовщина. Теперь что касается тех прекрасных людей, которые пришли в «Останкино». Любое неравномерное распределение чего угодно на свете всегда делится в пропорции двадцать на восемьдесят. Из ста старых людей, пришедших в «Останкино» в восьмидесятых, 80% были самовлюбленные кретины, а 20 — дельные люди. Вы их знаете по Сети. Так же и новые: из них 80% самовлюбленных дурачков, которые пришли в «Останкино» только для корыстолюбия. Такие Растиньяки-2018. Все для себя, имитируя красивые фразы и манеры. Понимаете, ничего нового под луной нет. Посмотрите на прекрасного коллегу Юрия Дудя. Ну и в чем разница по сравнению с хорошими интервьюерами прошлого времени? Только в одном — тут можно больше себе позволить словесной экспрессии. Потому что Интернет. И то под вопросом. Так вот матюгнешься, и сразу…
А остальное коллегу Дудя характеризует в старой доброй системе координат: в стремлении докопаться до самой сути, задавая вопросы и рассматривая проблемы, продираясь сквозь джунгли словес гостя. Все понятно.

— Вы не первый год ведете передачу «Кто хочет стать миллионером». Замечаете, как меняется аудитория?

— Аудитория не меняется никак. Когда человек, приступая к телевизионному проекту, задается модным вопросом, на какую целевую аудиторию такой ТВ-проект рассчитан, я понимаю, что передо мной либо новичок, либо пройдоха от телевидения, чье единственное желание — подзаработать на той или иной целевой аудитории, либо просто неумный человек. По-настоящему хороший телевизионщик такого вопроса себе не задает. Знаете, если бы мой любимый Леонид Иович Гайдай спрашивал, на какую целевую аудиторию и как она будет меняться, делая «Бриллиантовую руку», мы бы так и не получили ни Семен Семеныча, ни Лелика—Папанова, ни Козодоева—Миронова.

— А вам самому до сих пор все нравится в программе или что-то приелось?

— Она гениальная! Может приесться домино, шахматы или, например, лото? Меня устраивает абсолютно все, как это и устраивает огромное количество людей по всему миру. Мы, конечно, стараемся с коллегами думать о том, не надо ли чуть модернизировать студию, что и происходит с периодичностью раз в три года. Зритель, в общем, и не замечает наших усилий. Потому что главное в этой игре — ее исключительная игровая механика, ну и, конечно, желание хоть что-нибудь умное посмотреть по телевизору. А не только пропаганду и новости.

— Какие моменты в воспитании своих детей вы позаимствовали из опыта предыдущих поколений?

— Абсолютно все, что я делаю со своими детьми, — это копия того, что со мной делал мой отец. Он что делал? Ничего! Просто мой отец играл на четырех инструментах, говорил на двенадцати языках и знал для 60-х годов все прорывное: джаз, Окуджаву, Новеллу Матвееву, Беллу Ахмадулину. И отец только то и делал, что постоянно мне демонстрировал интересные вещи. Это как раз оберегало меня от всех искусов жизни в южном городе, где можно было бы отправиться и в колонию для несовершеннолетних. А вот нотации (все-таки нотации же нужны, детей же нужно воспитывать) — всем этим занимается у нас в семье мама. Это она источник запретов «не ковыряться в носу», слов «пора спать». Ну что же, товарищи, делать? Кто-то один должен быть добрым, а кто-то должен быть злым. К сожалению, это выпадает на долю мамы. От меня — только подарки и интересности.

— Саша, Федор и Илья только подрастают. Довольны ли вы выбором старших детей — Дениса и Лады?

— С Денисом мы, к сожалению, не общаемся, так сложилось. А Лада — да, мне все у нее нравится. Париж, где она живет, — это прекрасно. Мне нравится также и мой зять. Вот она вышла замуж позапрошлым летом. Он действительно милый, образованный парень. Ну слушайте, я вообще-то никогда не намерен был стать французским дедушкой. Но поверьте, меня об этом уже не спросят.

— Насколько сегодня для телеведущего важна репутация?

— Важна, разумеется. Понимаете, какая вещь: сегодня ведь 290 каналов на панели у зрителя. Для тех ведущих, кто работает на четырех федеральных, репутация важна. А для тех, кто работает на маргинальных каналах, целевых, таких, например, где все связано с хобби, для тех, кто что-то собирает или интересуется оружием, там репутация телеведущего не так важна. С другой стороны, люди сразу понимают, если ведущий не разбирается и не любит предмет, о котором ведет речь. Но это не репутация, это профессионализм.

— Вас сегодня что-то может удивить на ТВ?

— Я по-прежнему готов удивляться. Ну, например, меня действительно удивили исключительная одаренность, эрудиция и работоспособность Вани Урганта. Для меня это все еще молодой человек. Молодежь, понимаешь. (Смеется.) Хотя он уже отец многих детей. Вот он меня очень приятно удивил, я до сих пор очень люблю все Ванины работы. И до сих пор удивляюсь его искрометности, находчивости, способности импровизировать.

— Вы сами как сегодня ощущаете свой возраст?

— Я его не ощущаю. Главное, чтобы его не ощущали окружающие. Вот в чем вопрос. (Смеется.)

— Вы всегда серьезно увлекались музыкой. Сейчас у вас на это есть время?

— Вот закончил шестую по счету гитару. Я их сам делаю. С помощью, конечно, прекрасных московских и американских гитарных мастеров. Но придумываю, вычисляю звук и собираю гитары я. Московские мастера помогают дошлифовать, потому что там есть хитрости, до которых «чайник», к сожалению, ну просто не может дойти сам. Но в любом случае два года я этим уже занимаюсь. Это изумительный процесс. Ты до последнего не знаешь, как гитара будет звучать, пока не соберешь все. И вдруг звук получился. Или не получился. Было и такое. Также я делаю дома аранжировки, которые мне кажутся революционными, и играю. Это старый добрый блюз, разумеется, но с современным кибернетическим клубнем таким, варевом. Но, честно сказать, после выпуска своей пластинки, которую я записывал для того, чтобы изучить внутреннее состояние и войти в шкуру героев своих передач, то есть русских музыкантов, обнаружил, что это ужасная жизнь. И мне она совершенно не нравится. Я теперь совсем иначе смотрю на бытие своих друзей. Знаете, некоторым нравится выступать на публике, есть такие, они ловят кайф от реакции зала и ловко импровизируют. Вот это как раз я больше всего и не любил в такой карьере. Эти пьяные рожи, которые ничего не слышат, лезут только за автографами. Надо сказать, нет такого концерта в России, где бы гитарист или вокалист не показывал бы пальцем вверх. Тем самым он просит звукорежиссера поднять звук в мониторах, потому что сам-то он ни черта не слышит. Мне это не нравится. А кому нужен стоящий как столб гитарист на сцене? Это нонсенс. Дедушка, чего ты пришел-то? Тут Блэкмор недавно приезжал. Вот он стоит посреди сцены, так это Блэкмор, ребята. Но я же не Блэкмор! Надо было в 1966 году начинать. Сейчас ему можно и просто стоять.
И этого достаточно, чтобы сорокатысячный зал орал от восторга.
А зато остальные вынуждены скакать по сцене как козлы, понимаешь? Горные козлы. Мне бы не хотелось этого. Поэтому я сижу дома и делаю аранжировки. Вот недавно сделали трибьют Диме Ревякину из группы «Калинов мост», коллеги попросили. По-моему, получилось интересно.