Константин Хабенский: «У дедов был стержень»

— Это было предложение продюсеров – сначала в качестве актера, а потом, видимо, глядя на мой основательный подход, внутреннее самоедство и копание во всем, мне предложили встать у штурвала. История Собибора была зашифрована, да и во время войны тема эта была закрыта. Сам по себе лагерь числился по документам как фабрика по изготовлению пуговиц. Выяснилось это недавно, и я, к сожалению, узнал о нем поздно. В 1943 году, после восстания узников, территория лагеря была стерта с лица земли как напоминание о большом провале Третьего рейха, а землю засадили овощами. О Собиборе даже немцы не знали. И у нас приложили максимум усилий для того, чтобы после войны не давать огласку подвигу Александра Печерского, организовавшего восстание и спасшего десятки людей

Правительство решило, что после дела врачей (направленное против советских врачей, обвиняемых в заговоре против правительства. — Прим. «Антенны») возводить на пьедестал человека еврейской национальности не стоит. Жив – и слава Богу, живи дальше. Тем не менее честь и хвала тем людям, которых спас Печерский. Они, находясь в разных странах, пытались всячески отблагодарить его – не оставили это дело до сегодняшнего дня пылиться в архивах и настояли на том, чтобы хоть и посмертно, но Печерский был награжден. Мемориал Собибора установлен на том месте, где находился лагерь по уничтожению людей. Так что люди не дали забыть неограниченные возможности человеческого духа в любых обстоятельствах.

– На эту тематику есть разные фильмы. Единственное, что могу сказать, – такие ленты никак не должны быть холодными. Можно делать в игровой форме, как картина «Жизнь прекрасна» (фильм 1997 года режиссера Роберто Бениньи. – Прим. «Антенны»), или почти в документальной. В «Собиборе» я решил высекать эмоции у зрителей через актерскую игру, показывать, что происходит с людьми внутри – эмоционально. Меня в первую очередь интересовало, что происходит с человеком, пока дух в нем еще есть. Прекрасный интернациональный состав актеров, которые почти сразу поняли, что я хочу от них, и выполнили свою задачу на сто процентов. Актеры говорили на языке того персонажа, которого играли. Поначалу работать с переводчиком на площадке было не очень комфортно, но потом наступил момент, когда язык стал уже не нужен.

– Я не знаю, как ему вообще удалось совершить такое. Мы только попытались пофантазировать на эту тему. Печерский – собирательный образ русского солдата, человека, попавшего в жуткие обстоятельства. У него серьезный замес – советская закалка и еврейские корни. Может, здесь и кроется разгадка. Я хотел рассказать не детективную историю, не то, как готовился подкоп в лагере, а историю доведенных до душевного отчаяния людей. То эмоциональное состояние, в каком пребывали люди, совершившие импульсивный, практически неподготовленный побег. Что касается его послевоенной судьбы, это мощнейшая история, по уровню внутреннего пожара она ничуть не уступает той, которую мы сняли. Мне интересна мирная жизнь героя – какое пламя бушевало в душе этого человека...

– Ламберта предложили продюсеры, посчитав, что с ним европейский прокат фильма станет достаточно успешным. Я согласился, и мне кажется, что Кристофер своеобразно, но интересно вошел в эту историю. Мы придумали и вложили в его уста узнаваемую историю – в какой-то момент все свои грехи он начинает валить на своего отца. Работалось с Ламбертом прекрасно. Он – большой любитель системы Станиславского, я ее знаю не понаслышке, и на этой почве мы быстро нашли общий язык.

– Интерес вызван не тем, что у нас больше нечего снимать. Во-первых, эти фильмы готовят к определенной дате. А во-вторых, продюсеры считают правильным и необходимым разряжать отечественный кинематограф подобными серьезными работами. Запомнились ленты «Битва за Севастополь» – попытка сделать честное кино, а также «28 панфиловцев».

– Декорации сделаны практически по чертежам Собибора, которые мы нашли. А о тех фрагментах, которых не было на плане лагеря, мы узнали из воспоминаний узников. Многие актеры были из Европы, было удобнее с точки зрения виз и перелетов, поэтому и съемки проходили в этой стране.

– Самым трудным было сесть в кресло режиссера – решиться на этот шаг. Дальше все уже понеслось. Сложность актерской профессии – моменты ожидания. Порой ждешь 11 часов и только минут 40 снимаешься, от такого сильно устаешь. В качестве режиссера время для меня пролетело очень быстро, я все время был чем-то занят. Разбирал сцену с коллегами, додумывал следующий эпизод, дописывал сценарий. Может, благодаря этой занятости актеру Хабенскому я уделил намного меньше времени, но фильм от этого не пострадал.

– Скажу просто, на сегодняшний день «Собибор» – максимум, что я мог сделать. Это то, что я чувствую, думаю, что могу и понимаю в профессии. Подводя черту – мне не стыдно за свою работу. У меня есть не только удовлетворение, но и колоссальное спокойствие за то, что мы сделали.

– Никто. Мои родные обеспечивали тыл. Так получилось, что из старшего поколения я застал только бабушку по маминой линии. Она работала стоматологом. Бабушка много сыграла в моей жизни с точки зрения понимания того поколения – стержня, который был у тех людей. Этот стержень, к сожалению, у нас сегодня совсем другого качества. Именно бабушка рассказывала мне о войне.

— Конечно, их много. Боюсь что-то забыть, из фильмов – «Они сражались за Родину», «Проверка на дорогах», «В бой идут одни «старики», «20 дней без войны», «Торпедоносцы»… И песен немало любимых. Различий между военными песнями и написанными после Победы практически нет, они все хороши. Более того, песни, написанные до 1941 года, в какой-то момент стали военными, потому что они у нас ассоциируются с тем временем.