Леонтьев: «Днем мету все подряд, а ночью холодильник на замок»

– Каждый человек независимо от того, работает ли он на сцене, в литературе или в живописи, чувствует себя не одним из, а именно собой. Вот и я не могу сказать, что я один из, я есть я. И это правильное ощущение, оно должно быть у каждого человека, чем бы он ни занимался. На сцене без самолюбия в хорошем смысле слова невозможно существовать

– Это мой тембр, я никогда не хотел его ломать или менять. Характерные интонации, за счет которых зритель сразу меня узнает, выделяет ухом среди других исполнителей, даже не видя, например на пластинке или на кассете. Свой образ менять с течением времени можно, но тембр надо оставлять на всю жизнь. Как и свою не похожую на других пластику и походку.

– Бог с вами: я всегда найду, к чему придраться. Есть у меня и лишний жир, и много других изъянов всевозможных. Не думайте, что я такой довольный собой.

– Приходится, но далеко не каждый день. Заниматься физической нагрузкой регулярно нет возможности, потому что я большую часть времени нахожусь в дороге, в гастрольных поездках. Дома есть какие-то приспособления, тренажеры, а в поездке с собой только эспандер.

– Утром и днем мету все подряд. По ночам иногда очень хочется залезть в холодильник, но нельзя. Опасная штука. Все, что съедено после определенного времени, остается в боках. Холодильник должен быть на замке, а ключ потерян.

— Я и не собирался ничего устраивать. Чтобы отметить 45 лет достойно, надо пройтись по биографии, реанимировать фрагменты шоу. Вложить в это огромные силы, средства, время – я просто не успевал, да и не хотел этого. Не обязательно все даты пышно и триумфально отмечать. Я отмечал красиво 50-летие. И тоже были и фейерверки, и лимузины. Этого достаточно. Да, и за эти годы я так устал, мне бы в отпуск лучше уйти.

– А почему нет? Артисты делают себе такие паузы – по году, по два. Но мне уже поздно так поступать. После такой паузы могут и не вспомнить – и можно будет и не возвращаться. Считаю, если Бог дал талант, надо петь, пока можешь. Я так и делаю. Но вместе с тем нужно себя иногда щадить и давать возможность отлежаться. Когда приезжаю в отпуск, я сначала никакой, и только когда спокойно уже забегаю по лестнице на второй этаж, значит, начинаю приходить в себя, возвращаться в форму. Это происходит примерно на десятый день каникул.

– Самый мой любимый, самый безобразный и самый постыдный вид отдыха – лечь и лежать, лежать, лежать. На диване, на лежанке у моря, на лежанке у бассейна, в кресле – и смотреть на деревья, на облака, на звезды...

– Упаси Господи!

– Я практически не читаю это. Нужно быть совершенно непробиваемым, покрытым на сантиметр противотанковой броней, чтобы вынести все, что о тебе пишут, еще и чердак съедет. Зачем?

– Сохранять надо то, что находится под угрозой исчезновения или может сломаться, испортиться, потеряться. Наш же союз с Люсей – это брак, перед которым такой задачи не стоит, потому что ему абсолютно ничего не угрожает: Мы те самые две половины, стать которыми все всегда и мечтают. А видимся мы регулярно: пару месяцев я провожу в Майами, чтобы немного передохнуть, а порой и походить по врачам без страха прочитать на следующей день в желтой прессе состав своей крови, а летом Люся приезжает в Россию. Остальное время я постоянно в гастрольном маршруте и бегать за мной совершенно нет смысла.

– Это не совсем правильно. Грумер – это специалист по уходу за шерстью животных, то есть звериный стилист. Люся специализируется на собаках. Сначала делать стильные прически для домашних любимцев было для нее забавным увлечением, но в Америке не принято, чтобы друзья приходили и выполняли для вас работу, за которую посторонним людям платят. Так хобби стало ее профессией, причем весьма высокооплачиваемой.

– Правда, но в роли кота Матроскина, который, застенчиво красуясь, говорит: «А я еще и на машинке умею!», мне быть поднадоело. Я много что могу. Электрику в доме провести, сложить кирпичную кладку, прибить, просверлить, повесить, построить. Я обычный русский человек, не изнеженный цивилизацией. Но профессия у меня другая: я не швец и не жнец, а певец.