Экс-супруга Арнольда Шварценеггера с годами научилась независимости и умению находиться наедине с собой

Большую часть своей жизни Мария Шрайвер ассоциировала себя с ролью дочери, жены, матери и всего остального из рода Кеннеди/Шрайвер. Но после нескольких тяжелых потерь — смерти ее родителей и дяди, конца брака с Арнольдом Шварценеггером — она «обнулилась» и открыла новую главу жизни. WomanHit.ru публикует перевод интервью Марии Шрайвер с Опрой Уинфри.
Перед тем, как я ложусь спать, есть несколько книг, к которым я обращаюсь, чтобы успокоиться и почувствовать себя комфортно
Опра: Мария, когда я готовилась к интервью с тобой, я перечитала каждую страницу твоей книги. Она так прекрасно продумана. Мне нравится, как он раскрывается от главы к главе: «Я та, кем решила стать», «Видеть драгоценность внутри», «Работать над Силой Духа», «Сила расставаться». Ты немало размышляешь!

Мария Шрайвер: Когда я путешествую, общаясь с людьми, я понимаю, что все, кажется, думают о процессе перехода или уже находятся в нем — они думают о глобальных вопросах так же, как и я. Они говорят мне, что только что закончили среднюю школу и беспокоятся о том, что будет дальше. Или они только что закончили колледж и еще не знают, в чем их призвание. Женщины говорят мне, что оставили карьеру, чтобы растить детей, и не могут понять, кем они стали. Если позже они захотят вернуться на работу, они не уверены, что смогут. Как и я, некоторые недавно потеряли родителей или разлучились с супругами. Или они обеспокоены тем, что происходит в стране. Это огромный переворот в сознании, и люди задаются вопросом, как его понять.
ОУ: Люди ищут
направление. Они ищут свой стержень и посох, как в Библии.
МШ: Что хорошо во всей этой суматохе, так это то,
что она выводит на отличные разговоры. Люди хотят общаться — они
хотят ощущать радость от этого.
ОУ: Ты сказала
мне, что провела кампанию для продвижения книги, и была потрясена
тем, сколько людей пришли. Ты думала, что оказалась не в том месте!
Это удивляет меня.
МШ: Я привыкла к толпе, но не к тем, кто пришел
ради меня. Я больше привыкла быть невидимкой.
ОУ: Что ты имеешь
в виду под «невидимкой»?
МШ: Ну, в прошлом я не высказывалась от имени себя
самой. Я говорила от имени других — я призывала людей голосовать,
лечить болезнь Альцгеймера, помогать инвалидам. Но я не говорила о
том, что беспокоит меня саму и о чем я скорблю. В книге я
поделилась больше тем, что происходило со мной. Трудно показать
свою уязвимость, но это также и приятно.
ОУ: Почему ты так
думаешь?
МШ: Большую часть своего дества я чувствовала
растерянность, потому как всегда была «Кеннеди», без собственного
имени и самоидентичности. Люди спрашивали меня: «Кто ты из
Кеннеди?» Я всегда чувствовала, что их больше интересует то, что
было до меня, чем знакомство со мной. Я была полна решимости стать
Марией.
ОУ: Твоя мать тоже
с этим боролась. Ее братья отнимали все внимание общественности,
независимо от того, какие великие дела она делала. Она скончалась в
2009 году. Каково было быть ее дочерью?
МШ: Это было здорово. И, одновременно, было
сложно, потому что она думала, что каждый может изменить мир и не
интересовалась вами, если вы к этому не стремились. Она одевалась
как мужчина, и в ее волосах всегда были карандаши. Она курила
сигары, носила портфель и ходила в офис каждый день. Она любила
власть и уважала людей, которые работали без перерыва. Это
заставило меня держать планку.
ОУ: Ты
разговаривала со своей матерью каждый день. Гейл вела себя так же
со своей мамой. Мне интересно, о чем вы разговаривали?
МШ: Я и шага не ступала без ее одобрения.
Разговоры с ней успокаивали меня, как ничто другое. Я слышала, как
люди говорят, что ты становишься полноценной женщиной только когда
твоя мама умирает. С тех пор, как я была маленькой, я беспокоилась,
что не смогу выжить без своей мамы, но я смогла.
ОУ: Я помню, что в
2004 году, когда новости пестрели заголовками, я была на каникулах
на Багамах, а вы были в отпуске в Калифорнии. Я валялась на лодке,
и вдруг вдруг рядом выплыла женщина в купальной шапочке. Она
хватается за борт моей лодки и говорит: «Ты должен что-то сделать
для этих людей! Больше некогда отдыхать. Ты и Мария могли бы
основать сбор средств». Это была твоя мама.
МШ: Я сказала ей, что не могу поверить, что она
сделала это! Она позвонила мне, чтобы сказать то же самое: «Вы и
Опра должны двигаться дальше!» Взрослея, мы не брали настоящие
каникулы. Если мы куда-нибудь ездили всей семьей, то это была
какая-то служебная миссия. Это было одновременно увлекательно и
утомительно.
ОУ: Ты пишешь о
потерях, которые понесла вслед друг за другом: за один месяц в 2009
году умерли мама и дядя Тедди, затем папа — в 2011 году, а также в
этом году произошел разрыв с мужем.
МШ: Да, все это заставило меня сдаться. Я описываю
этот период как «маринование в горе».
ОУ: Как ты
пережила это?
МШ: У меня четверо детей. Я хочу, чтобы они
увидели во мне кого-то, кто может пережить что угодно, потому что
это то, что им придется делать в течение жизни.
ОУ: Важно ли
говорить о своей боли?
МШ: Мы не умеющая переживать горе нация. Умение
выслушать других и поделиться собственными страданиями помогает нам
чувствовать себя понятыми. Я хочу уделить этому больше внимания,
поэтому организовала свою некоммерческую организацию.
ОУ: Я видел, как
ты стал еще более внимательным другом за последние несколько лет.
Ты регулярно узнаешь у меня, как я поживаю.
МШ: Я была зависима от своей мамы, поэтому после
ее смерти мне пришлось больше общаться с друзьями и говорить что-то
вроде: «Могу ли я прийти на обед?»
ОУ: Что для тебя
значит быть счастливой?
МШ: Я называю их «юху!» моментами. Я чувствую их
внутри, правда теперь они стали другими — проявляются тихо. Когда
мы становимся старше, важно ценить менее масштабные вещи: мои дети
приходят на ужин, кто-то приглашает меня куда-то, человек говорит
мне, что я помог ему. Это не Диснейленд. Это когда друг звонит,
чтобы сказать привет, и я понимаю, как много мы значим друг для
друга.
ОУ: Мария, я с тобой. Юху!
Комментарии